– Вы полагаете, я нуждаюсь в охране? – спросил человек, облеченный высочайшим доверием, таким тоном, что у главного наставника разом пропала охота предлагать что бы то ни было.
Во всяком случае, у скромно потупившегося Змееныша возникло именно такое впечатление.
Лазутчик жизни метнул от самой земли короткий и острый взгляд, подобно броску ножа, – и взгляд разбился вдребезги, налетев на лицо преподобного Баня. Лицо это состояло из сплошных выступов, впадин и нагромождений, подобно тем скалам, через которые упрямо пробирался Змееныш Цай на пути к монастырю; и приветливо мерцавшие угольно-черные глаза не могли ввести в заблуждение лазутчика.
В трясине этих глаз было весьма просто утонуть.
– Не будь вы так заняты на службе Сыну Неба, – с улыбкой добавил патриарх, оглаживая бородку, – и согласись вы задержаться в обители хотя бы на год, я думаю, что наставник Лю был бы счастлив вашему присутствию на занятиях братии. Мы еще не забыли ваших выпускных экзаменов, когда вы более часа продержались с деревянной скамейкой в руках против десяти вооруженных братьев. Наставник Лю не раз говаривал в моем присутствии, что преподобный Бань – единственный, кому он доверил бы руководство обучением иноков.
Наставник Лю смущенным кивком, так не вязавшимся с его грозным обликом, подтвердил сказанное.
А Змееныш внимал этому крайне вежливому разговору с замирающим сердцем. Никогда ранее не слышав, каким голосом разговаривает преподобный Бань, лазутчик тем не менее сразу узнал этот рокот, это низкое звучание, напоминающее ворчание дремлющего тигра.
Нынешней ночью он уже слышал, как этот голос произнес:
– Опять старый Фэн шалит. Ну что ж…
И удаляющийся смех.
Оказывается, именно монах из тайной канцелярии стоял у двери в Лабиринт Манекенов, но почему-то не вошел – не вошел туда, где уже однажды побывал, вынеся почетное клеймо на обеих руках! Тогда зачем в подвале он заговорил про Фэна? Просто так, беседуя сам с собой – или сознательно желая, чтобы его услышали?!
Кто?
Вернее, кому предназначалось сказанное, если оно и впрямь кому-то предназначалось?!
И случайно ли это появление трех высших иерархов перед ничего не смыслящим новичком?
Опять же – сопровождать в Бэйцзин, Северную Столицу…
– И все-таки я не понимаю, – спокойно продолжил патриарх, – вашего выбора, достойный Бань. Не берусь судить, но и понять не в силах. Тогда, когда любой из братьев будет горд сопровождать вас, вы говорите, чтобы я отправил с вами самого юного – не возрастом, но временем монашества – инока, не успевшего постичь основы учения Чань и не способного выстоять нужное время в любой из двенадцати канонических стоек! Или замысел ваш столь сложен, что суть его выскальзывает из моих слабых пальцев, или… Развейте мои сомнения, достойный Бань!
Преподобный Бань легко шагнул вперед – Змееныш поразился мягкости его шага – и столь же легко потрепал лазутчика жизни по потному плечу.
– Мне нужен самый безобидный из монахов, отец учитель, – весело сказал он. – Самый-самый безобидный. И мне кажется, что для этой роли наилучшим образом подходит именно тот инок, который совсем недавно сложил с себя звание кандидата. А что касается обучения – в дороге я сам, лично займусь с ним всем, чем положено! Как ваше просвещенное мнение, отец вероучитель и наставник Лю: сумею ли я, скудоумный, просветить сего юношу в азах Учения и кулачного боя?
И Змееныш понял, что сейчас все молодые иноки на площадке смотрят на него с плохо скрываемой завистью.
Патриарх, главный воинский наставник и преподобный Бань уже уходили, а лазутчик все смотрел им вслед, и вернувшийся шифу не прерывал его задумчивости. Видимо, понимал: после такого у любого, даже более зрелого монаха способна закружиться голова.
Голова Змееныша и впрямь кружилась, но совсем от другого.
Меньше всего ему хотелось сейчас покидать монастырь, куда он с таким трудом попал, и отправляться в Северную Столицу вместе с преподобным Банем, монахом из тайной службы.
Опять же: что имел в виду почетный гость, говоря о самом безобидном иноке?
Только то, что хотел подчеркнуть?
К вечеру Змеенышу вручили патру, кружку для сбора подаяний с выжженным на боку знаком Шаолиня – официальное разрешение на время покинуть обитель в связи с выполнением некоего задания.
Расследование, равно как и походы в Лабиринт Манекенов, где, по мнению Змееныша, и крылся корень всех тайн, откладывалось на неопределенный срок.
И Змееныш сделал то, за что судья Бао должен был бы приказать казнить его путем расчленения на деревянном осле.
Он рассказал Маленькому Архату все, касающееся порученного ему дела, и почти все, касающееся его самого.
Малыш-инок выслушал не перебивая, зачем-то взял правую ладонь Змееныша и крепко сжал ее обеими руками.
– Я буду искать, Змееныш, – только и ответил Маленький Архат.
И лед в его глазах затвердел.
Свиток, найденный птицеловом Манем в тайнике у западных скал Бацюань
…Так хреново мне уже давно не было. То есть, конечно, я болел, и не раз, и неприятности у меня бывали всякие, включая осколок за ухом, который, собственно, и привел меня сюда. Но чтоб вот так, все сразу!.. Дело явно шло к тому, что второй осколок или его местный аналог не заставит себя долго ждать: слишком уж много навалилось, чтобы это могло сойти за простую случайность.
Однако по порядку.
Сначала заболел я. Вернее, мы – вместе с моим маленьким музыкантом. Брюхо пучило без перерыва, нас рвало черной желчью, все тело ломило и кидало попеременно, в жар, в холод; ощущение было такое, что мы больны всеми известными болезнями, включая родильную горячку и воду в колене, а также десятком неизвестных.
От такого, наверное, умирают.
Но мы выжили.
Потому что слепой старец-гадатель – в то время еще бодрый – начал деятельно заботиться о своих ходячих глазах в нашем лице, чего раньше за ним особо не водилось. Еще бы: я и мой мальчик теперь серьезно подорожали, и доходы гадателя за последнее время резко возросли.
К нам был вызван лекарь из потомственной семьи врачевателей, отправивших на тот свет немало китайцев, учитывая плодовитость последних. На лекаря старик не пожалел денег – и лекарь честно старался их отработать. Какой только дрянью он нас не поил! А также растирал, колол иголками, обкуривал пахучей мерзостью, весьма смахивавшей на анашу…
К моему удивлению, мы выжили.
И тут свалился старик, – видимо, подхватил что-то из нашего букета.
Этого ему хватило: хотя мы истратили на того же лекаря последние ляны, слепец-гадатель не протянул и недели.
