Лив и Аре переглянулись. Оба они были обеспокоены одним и тем же: в одном из них они не было до конца уверены, у обоих было слабое предчувствие, что… Это был признак, который можно было оценивать двояко, и в глубине души они молились о том, чтобы развитие пошло в правильном направлении.
Оторвавшись от своих мыслей, Аре сказал:
— Давайте же послушаем историю Микаела!
Все расселись поудобнее, Матильда принесла еще пива и наполнила кружки. И Микаел начал.
— Я всегда был одинок. Это одиночество идет изнутри и не может быть преодолено никакой дружбой. Оно существует само по себе.
Аре кивнул.
— Тарье тоже носил нечто подобное в себе. Но у него это проявлялось не в таких масштабах.
Говорить Аре было нелегко, дыхание его было тяжелым и прерывистым. Но голова оставалась ясной, хотя спина и грудная клетка были настолько повреждены, что он не мог пошевелиться.
— Как я уже говорил вчера, детство мое было суматошным, — продолжал Микаел, — вплоть до того дня, когда Марка Кристина вышла замуж за Габриэла Оксенштерна, и я поселился у них. Я точно не знал, кем хочу стать. Фактически я не знаю этого и теперь. Я пробовал учиться, как мой отец Тарье, но это меня особенно не привлекало. Не в этом мое призвание. К моему несчастью муж Марки Кристины был офицером, для него профессия воина была совершенно естественной, и ему казалось, что это подходит и для меня. Я не мог сказать ему «нет», потому что я всегда старался угодить другим.
— Стало быть, ты принадлежишь к числу таких Людей Льда? — вырвалось у Сесилии. — Бедный мальчик!
Микаел улыбнулся. Ему показалось, что сама Сесилия не относится к числу особенно покладистых.
Все обратили внимание на то, что он время от времени посматривает в окно.
— Ты думаешь о детях? — спросила Матильда, вставая.
— Да, — как бы извиняясь, улыбнулся он. — Мне интересно, как ведет себя Доминик.
Матильда и Сесилия посмотрели во двор.
— Они разделились, — сказала Сесилия. — Лене и Ирмелин явно нашли друг друга, обе они типичные хозяюшки. Они играют с маленьким Тристаном, как с куклой, укладывают его, как в постель, в поилку для лошадей. Слава Богу, что там нет воды.
— С младшим Паладином все в порядке? — не без опаски спросил Александр.
— Твое самолюбие проявляется буквально во всем! — рассмеялась его жена.
— Тристан слишком ленив, — усмехнулся Танкред.
— Зато о других этого не скажешь, — вставила Матильда. — А вот и они! Виллему, Никлас и Доминик забрались на сеновал, сидят там и о чем-то болтают.
— Трое с кошачьими глазами! — заметила Сесилия. — Уж эти-то точно нашли друг друга! Любопытно было бы послушать, о чем они болтают!
Микаел успокоился, все опять сели на свои места.
— У тебя был сын уже тогда, когда мы встретились в Бремене, — весело произнес Танкред, — но ты ничего не сказал об этом. Ты ведь женат, не так ли?
Помедлив немного, Микаел ответил:
— Да, я женат.
В комнате опять стало тихо.
— Мне кажется, ты должен рассказать о своем браке, — спокойно сказала Лив.
— Я… не вернусь обратно. Не позаботитесь ли вы о том, чтобы Доминик получил надежный эскорт до замка Мёрбю, что к северу от Стокгольма? Анетта, моя жена, очень привязана к нему. Мальчик для нее все.
— А как же ты? — спросил Аре после некоторой паузы. — Ты останешься здесь?
— Ненадолго, — все тем же безразличным тоном ответил он. — Мне нужно дальше…
— Куда же?
— У меня есть цель.
Видя, что ему не хочется давать объяснения, Сесилия спросила:
— Значит, твой брак несчастливый?
Микаел вздохнул.
— Это брак по договоренности. Мои приемные родители устроили его. И я послушался их, как обычно, — он снова вздохнул. — Но с годами я обнаружил, что все это обернулось против меня… Если на острове живет сто человек и 99 из них тактичные люди, то побеждает все равно грубиян, ведь тактичные люди не отвечают грубостью на грубость. Мне все это известно, но, вопреки этому, я прежде всего думаю о других. В этом есть нечто абсурдное.
— Тарье тоже был таким, — сказал Бранд. — Он тоже страдал из-за своей заботы о других.
— Пусть Бог благословит вас обоих за это, — сказала Лив, — и в браке ты тоже такой, насколько я понимаю?
— Если я дал хоть чем-то понять, что моя жена бесцеремонна, то это неправда. Она очень сдержанна, и я не хочу давить на нее. С годами, будучи на войне, я научился любить ее, со всеми ее заблуждениями. Я же для нее остаюсь просто обузой. Ей нужно освободиться от меня, чтобы выйти замуж за того, кто ей подходит.
Он сказал, что они живут в воздержании.
— Похоже, у тебя отнюдь не роскошная любовная жизнь, — сказала Сесилия. Он повернулся к ней.
— Два раза она была моей. Два раза за все эти девять лет.
— Тогда меня не удивляет, что она нашла себе другого, — с откровенной прямотой заметила Сесилия. — Хотя тебе удалось за эти два раза сделать Доминика! Неплохая работа!
— Сесилия, замолчи, — сказала ее мать.
Микаел не рассердился.
— Не следует забывать о том, что большую часть времени я отсутствовал.
Аре положил руку на его запястье.
— Но ты побудешь здесь еще некоторое время, не так ли?
— Да, — ласково улыбнулся он деду, — спасибо, если мне позволят.
— Оставайся здесь столько, сколько захочешь, — ответил Аре.
— Я чувствую себя здесь дома. Впервые я смог поговорить с кем-то о своих проблемах.
— Микаел, — сказала Ирья. — Что, собственно, мучает тебя? Все мы видим, что ты болен.
— Я сам не знаю, что это, — признался он. — Общительным я никогда не был, но последние два года я страдаю от тягостной меланхолии.
— Имеет ли это отношение к твоему браку?
— Нет… Нет, я не думаю. Хотя это и не способствует моему выздоровлению.
— Вряд ли это телесная болезнь, — сказал Маттиас. — Это депрессия.
Депрессия! Опять это страшное слово! Но он все же продолжал рассказывать дальше, эти люди понимали его.
— Все началось в Ливландии. У меня был настоящий срыв. С тех пор я никогда не чувствовал себя хорошо.
— Что же послужило причиной этого срыва? — поинтересовался, как врач, Маттиас.
— Война. Солдатская жизнь. Всему есть свой предел, как известно.
— Да, если тебе что-то невмоготу, рано или поздно наступит кризис.
Микаел задумчиво произнес:
— Но вызвало во мне эту душевную слабость, отвращающую меня от солдатской жизни, одно странное событие, происшедшее в тот же самый день. Я пережил нечто ужасное, и во мне поселился страх перед неизвестным. Теперь, приехав сюда, я понял, что эта кровь Людей Льда сыграла со мной злую шутку.
— Ты расскажешь нам, как все было?
— Там было старинное поместье. И на его территории находилась заброшенная церквушка…
