Хеннинг не склонен был думать, что Агнета интересуется исключительно им. Может быть, и им тоже, ведь она была приветливой и к дочери, и к отцу.
Хеннинг даже не подозревал о том, что она интересуется прежде всего им.
Сам не понимая этого, он лишал эту женщину всякой надежды.
.Хеннинг встал и поздоровался с ней, и его теплая улыбка очень обрадовала ее.
— Ты так добра к детям, — смущенно произнес он, не умея разговаривать с дамами. Аннели, его бывшая жена, никогда не приходила ему в таких случаях на помощь, искажая и извращая его слова, высмеивая его крестьянские манеры.
— Мне нравится общаться с детьми… — с робкой улыбкой ответила она. Было так трудно любить мужчину и не знать, что у него на душе.
Было воскресенье, служба в церкви уже закончилась, прихожане возвращались домой. Хеннинг в этот день не был в церкви, оставшись дома с детьми, поскольку Бенедикта, как всегда, в церковь идти отказалась. Кристофферу же, наоборот, не разрешили идти в церковь, потому что он вел себя очень непослушно утром, и его решили наказать. Кристоффер тут же решил быть непослушным каждое воскресенье.
Хеннинг тайком поглядывал на Агнету, болтающую с детьми. Она была по-своему очень привлекательной женщиной. Выразительные глаза, мягкая прекрасная улыбка… светлые волосы, несколько строгая одежда — она ведь была дочерью священника! — и такие прекрасные руки, с нежностью и осторожностью гладящие жесткие волосы Бенедикты. Лицо у нее было узким, с точеными чертами, да и сама она была весьма хрупкого сложения, что будило в Хеннинге рыцарские инстинкты.
Подошли Малин и Пер, чуть поодаль на дороге видны были Вильяр и Белинда. Возле моста все остановились, чтобы поболтать немного в этот чудесный летний день. Малин пригласила Агнету на воскресный кофе, и та бросила на Хеннинга вопросительный взгляд, который не укрылся от Малин.
— Да, с Липовой аллеи все тоже приглашаются, само собой, — торопливо добавила она. — На этой неделе наша очередь угощать кофе.
К ним подошел Марко. Уже издали они заметили в его глазах страх.
Как всегда при виде Марко у Агнеты защемило в груди. Она горячо желала бы иметь такого друга. Доброго, преданного друга. Потому что позволить себе влюбиться в него она бы не решилась. Она отчаянно подавляла в себе подобное чувство. Фантастически прекрасное лицо Марко привлекало к себе внимание всех, его вид мог вызывать у человека просто страдание, потому что в этой внешности было нечто такое, что лежало по ту сторону всего повседневного и мирского, обычный человек не мог вынести зрелища подобной красоты.
Быстро переведя взгляд на Хеннинга, она заметила, что его внешность кажется просто бледной в соседстве с Марко.
— Ульвар на свободе, — взволнованно произнес Марко.
— Как это? — спросила Малин. — Он сбежал?
— Нет. Они отпустили его.
— Отпустили его? — удивился Вильяр. — Но ведь они не могли просто так выпустить его… Опустив глаза, Марко сказал:
— Он серьезно болен. Они… не захотели держать его там больше.
— Не захотели держать в лечебном заведении больного человека? — сказала Малин. — Где же ему теперь находиться?
— Я не знаю, — устало сказал Марко. — Но мы должны постараться забрать его сюда.
— Да, конечно, — кивнул Хеннинг. — И мы будем ухаживать за ним.
— Ходят ли слухи о том, что он возвращается? — озабоченно спросила Малин.
— Да.
— Тогда нам придется спрятать его. Местные жители не захотят, чтобы он жил здесь.
— Почему же? — спросила Агнета. — Разве у него нет права на проживание здесь, как у всех остальных? Он ведь не изгой?
— Можно сказать, что изгой, — ответил Хеннинг задумчиво.
Агнета была возмущена.
— Но где же тогда человечность? Так не годится!
Белинда произнесла:
— Его будут искать и у тебя в доме, Малин, и на Липовой аллее. Так что ему нельзя находиться у нас. Мы должны найти для него такое место, где он мог бы жить спокойно. Не следует забывать о том, что все здесь боятся его, боятся пуще смерти!
Марко совсем сник. Они пытались утешить его, говоря, что не допустят, чтобы его брату причинили зло.
Поговорив, они все вместе направились в дом Пера и Малин. Хеннинг старался держаться поближе к Агнете. Ему нравилось чувствовать ее близость, это действовало на него успокаивающе. Ему было уже тридцать три года, и он знал, что Агнете примерно столько же, может быть, на пару лет больше. Строгое воспитание в семье привело к тому, что она все еще не вышла замуж. Она была в семье младшим ребенком, и родители пресекали малейшую ее попытку завести с кем-то роман. «Ты не можешь выйти замуж, — говорили они ей. — Что будем делать мы, если ты покинешь нас?»
Хеннинг считал такое отношение к ней крайне эгоистичным. Разве они не думали о том, что разрушают ее жизнь? Ведь у Агнеты была всего одна жизнь.
Если бы она только захотела выйти за него замуж, он не пожалел бы усилий, чтобы вызволить ее из родительского плена.
Но он никак не мог набраться смелости спросить ее об этом. Он был не слишком уверен в себе. В особенности после того, как его первая жена Аннели полностью унизила его и как человека, и как ценителя женщин.
Поздно вечером Бенедикта подошла к своему отцу на Липовой аллее. Вид у нее был сконфуженный, она стояла перед ним, держа в руке букет цветов.
— Ну, о чем ты грустишь? — спросил Хеннинг.
И она сказала своим низким, хриплым голосом:
— Я рвала цветы на опушке леса, чтобы отнести их бабушке. Но вдруг из-за деревьев выскочила огромная собака и страшно зарычала на меня.
Хеннинг инстинктивно расправил плечи и сжал кулаки.
— Огромная собака? Она была похожа на волка?
— Как в сказке о Красной Шапочке? Да, я тут же вспомнила эту сказку. Но какая же это была огромная собака!
Глотнув слюну, Хеннинг сказал как можно более спокойно:
— Хорошо, что ты прибежала домой. А сейчас пора ужинать.
«Значит, Ульвар здесь, — подумал он. — Я должен предупредить остальных!»
Ульвар направился прямо на кладбище. На лице его была написана злоба, решимость, ненависть. Пять долгих лет! Пять лет унижения, подчинения всякой мрази, которая имела законное право властвовать над ним, держать его взаперти, издеваться над ним, высмеивать его!
Мразь! Всегда у него поперек дороги стоят эти скоты!
Они разрушили его планы относительно флейты пять лет назад, и Тенгель Злой повернулся к нему спиной.
Это было хуже всего. Мысль об этом гвоздем сидела в его мозгу, он никак не мог примириться с тем, что произошло.
— Но ты еще услышишь обо мне, Тенгель, — бормотал он. — Я еще не все сказал, ты сможешь положиться на меня. Я обращусь к моим предкам. Среди них должен быть тот, кто поможет мне…