- Ну что же, пан Гонта, эти правила не слишком отличаются от тех, которые действуют у меня на родине. Обещаю, что буду их придерживаться так же неукоснительно, как придерживался, будучи мастером штальбургского цеха кулинаров. Меня весьма заинтересовал раздел, в котором говориться о смерти посетителя по вине мастера или его учеников и подмастерьев: неужели подобные случаи происходили? У нас в Штальбурге такое невозможно: максимум, что может быть с клиентом - так это понос от обжорства. Водкой в наше время травятся гораздо чаще...
- Увы, господин Белов, пусть крайне редко, но такие прискорбные казусы ещё происходят в Богемии и в Чехии. Три года тому назад под Прагой корчемщик отравил своего постояльца - богатого купца, позарившись на его деньги. Глупец даже не подумал, что почти все крупные торговцы находятся под защитой монголов и имеют ханскую пайцзе. Виновный принял страшную кару, а его семейство угнали как ясырь. Часть имущества ушла в уплату виры и штрафов, остальное забрали каратели. В имперских же землях, по слухам, где у проезжих нет ханского покровительства, случаются по нескольку отравлений в год...
- Да уж... Эдак иной и в трактир-то зайти побоится...
- Коли так - пусть ходит голодный, терпит до дому, где супружница его и накормит, и напоит, и под бок к себе допустит. Наши посетители от нас никуда не денутся: ты, пан Макс, сам знаешь, что в трактир народ заходит не столько поесть, сколько на людей посмотреть да себя показать, новости послушать да сплетней поделиться...
- Это верно, пан Патрикей...
... Кружка за кружкой под душевную беседу двоих солидных людей потихоньку 'уговорился' шестилитровый кувшин свежайшего ржаного пива. К концу разговора мастер Гонта уже воспринимал меня если не как своего собрата по цеху, то по крайней мере - как достойного мастера. Тем более, что я рассказал ему способ вяленья рыбки к пиву: представьте себе, местный народ, живя на речном берегу, не знал, что без таранки пиво пить - совершенно неправильно, пустой перевод хорошего продукта! Разумеется, слова на стол не поставишь и на вкус не попробуешь, поэтому я клятвенно пообещал, что, как только разберусь с помещением трактира, первым делом навялю ему рыбки в подарок. Старшина же подсказал, в какой из близлежащих деревень живёт мастер, построивший такую прекрасную, по нынешним тёмным временам, печь в обители у монахов-бенедиктинцев и даже обещал отпустить партию пива на первую неделю работы будущего трактира в долг.
Одним словом, разошлись мы вполне довольные друг другом.
***
Выйдя из пивоварни гостеприимного цехового старшины и взглянув на солнце, чтобы примерно определить время - аккумулятор старенького мобильника уже давно выдохся напрочь, - я понял, что если хочу уже сегодня договориться насчёт постоянной крыши над головой, то пора поторапливаться, иначе возвращаться в случае неуспеха в монастырь придётся уже в сумерках, если не в полной темноте. Такой вариант, учитывая практически полное отсутствие уличного освещения - факела у ворот замка и у патрулей стражи, понятно, не в счёт - меня категорически не устраивал. Да уж, за славной беседою время летит, а в ожидании - ползёт улиткой...
Поблукав в 'джунглях' средневековых улочек и закоулков и в конце концов всё-таки спустившись к реке, я довольно быстро нашёл Ковальскую улицу, в самом начале которой, если идти от пристаней, и стоял дом кузнеца Яна Липова, часть которого принадлежала семейству Костековых. Дверь жилища выходила прямо на проезжую часть улицы - впрочем, тротуаров, похоже, в богоспасаемом Жатеце в принципе не существовало, - причём в отличие от большинства здешних дверей висела не на деревянных шипах или кожаных петлях, а на солидно кованых железных. Дверная ручка, хотя и деревянная, была относительно невелика по сравнению с другими. Вообще на домах этой улицы имелось большее количество железных и медных атрибутов, чем на всех остальных зданиях города. Оно и понятно: основная масса здешних жителей принадлежала к цеховому братству кузнецов. Позвякивая и поскрипывая, на ветру качались связки подков, медные тазы наподобие того, что таскал вместо шлема дон Кихот из Ламанчи, овечьи ножницы с пол-руки длиной, кольчужный капюшон, стамеска... Запах дыма и окалины пропитал глухо звенящий от ударов металла о металл воздух Ковальской улицы.
Дверь Костековых, разумеется, была заперта. Пришлось довольно долго ждать, пока в ответ на стук за ней не раздались шаги и женский голос не поинтересовался, кого привёл Господь.
- Мне нужно видеть пани Костекову!
- А зачем я вам занадобилась?
- Хочу поговорить по важному делу!
Дверь открылась. На меня смотрели внимательные серые глаза под закрывающим весь лоб платком, туго обвёрнутым вокруг головы. Тонкое лицо женщины лет тридцати-тридцати пяти со впалыми щеками, невысокая фигура в длинном домотканом платье почти до пола с аккуратным фартуком, окрашенном луковой шелухой, деревянные подошвы башмаков. В опущенной руке - длинное шило, явно прихваченное 'на всякий пожарный': мало ли, кто и зачем стучится в дом, от хозяина которого уж несколько лет нет вестей?..
- Добрый день, уважаемая пани! Меня зовут мастер Белов. Макс Белов из Штальбурга. Могу ли я войти в дом?
- Входите уж, коли пришли. Так это вы тот чужеземец, с которым мой Зденек третьего дня по городу таскался?
- Я и есть. А что, не похоже?
- Так чего надобно-то от нас, пан Белов? - Хозяйка явно решила поскорее отделаться от посетителя.
- Э, пани Костекова, у нас в сказках говорится: 'сперва гостя накорми, напои, а потом и спрашивай'. Дело у меня важное, и негоже у порога о нём говорить...
- Ну что ж, коли так, то нех пан проходит...
Женщина, сделав приглашающий жест, развернулась и направилась вглубь помещения, мимо кучек разложенной по полу трёпаной конопли к стоящему под настенным распятием большому ярко раскрашенному сундуку, окружённому пятью чурбаками, которые, как я уже понял, в большинстве чешских жилищ заменяли стулья. Попутно она прихватила с настенной полки блюдо с квашеной капустой и два больших ломтя хлеба. Всё это небогатое, прямо скажем, угощение, заняло место на плоской крышке сундука. Перекрестившись по-католически, я последовал за нею. Усевшись на чурбак, решил не тянуть кота за хвост, и приступил к делу:
- Прежде всего, уважаемая пани Костекова, хотелось бы узнать Ваше имя...
- Житкой нарекли. А на что то пану?
- Таковы обычаи вежливости у меня на родине. Но вернёмся к делу. От Зденка я узнал, что после того, как пана Яна, мужа Вашего, забрали в армию, доходы семьи уменьшились. Так ли?
