Утро теперь или вечер, Фродо не знал. Не знал он и того, день минул или много дней. Ни голода, ни усталости больше не было — только безграничный восторг и изумление. В окна светили звезды, и дом со всех сторон окружало безмолвие небес. Наконец изумление и страх Фродо прорвались вопросом:
– Кто ты, о Хозяин?
– А? Что? — встрепенулся Том, выпрямляясь. Глаза его в полутьме заблестели. — Разве ты еще не слышал моего имени? Вот тебе и весь ответ! И другого нету! Скажи мне лучше, кто ты таков — одинокий, безымянный, сам по себе? Ты молод, а я стар. Я — Старейший. Запомните, друзья мои: Том был здесь прежде, чем потекла вода и выросли деревья. Том помнит первую каплю дождя и первый желудь. Он протоптал в этом лесу первую тропу задолго до того, как пришел Большой Народ, и он видел, как перебрались сюда первые поселенцы Народа Маленького. Он был здесь до Королей и до их усыпальниц, раньше Навий. Том был здесь, когда эльфы потянулись один за другим на запад, он помнит время, когда еще не закруглились море и небо. Он знал Звездную Первотьму, еще не омраченную страхом, он помнит время, когда еще не явился в мир из Внешней Тьмы Черный Властелин.
В окнах мелькнула неясная тень, и взгляды хоббитов испуганно метнулись вслед за ней. Когда они повернулись, в дверях стояла Златовика в ореоле света. В руке у нее была свеча, которую она заслоняла от сквозняка ладонью, и свет сиял сквозь кожу, как луч солнца сквозь тонкостенную перламутровую раковину.
– Дождь кончился, — сказала она. — Новые ручьи бегут с холмов, и небо усеяно звездами. Давайте же смеяться и радоваться!
– А заодно есть и пить! — подхватил Том. — Долгие беседы сушат горло. Да и шутка ли, друзья, не проголодаться, если слушать целый день — утро, день и вечер!
Он прыжком вскочил с кресла, подхватил с каминной полки свечу и зажег ее от огня в руках у Златовики. Со свечой в руке он пустился в пляс вокруг стола. И вдруг, выскочив за порог, исчез, мигом обернулся и появился в дверях с большим блюдом, уставленным тарелками. Вместе со Златовикой они принялись накрывать на стол. Хоббиты глядели, открыв рот от восторга и в то же время готовые прыснуть в кулак, — так прекрасна была гибкая Златовика, а Том выделывал такие потешные коленца! И все же казалось, что движения их сплетаются в единый танец, — так ловко двигались они из комнаты в комнату и вокруг стола, не сталкиваясь и не мешая друг другу. Еда, сосуды, подсвечники появились на столе в мгновение ока. Комната засияла свечами — белыми и желтыми. Том поклонился гостям.
– Ужин готов, — улыбнулась Златовика.
Хоббиты только теперь заметили, что хозяйка с головы до ног одета в серебро. Платье перехватывал белый пояс, а туфельки блестели, как рыбья чешуя. Том тоже переоблачился — теперь он был весь в голубом, цвета омытых дождем незабудок, и в зеленых гетрах.
Ужин превзошел все мыслимые пиры — даже предыдущий. Завороженные речами Тома, хоббиты забыли об обеде и, наверное, еще долго могли бы слушать рассказы хозяина; но теперь, когда еда красовалась на столе перед ними, четверке друзей показалось, что у них целую неделю крошки во рту не было. Сосредоточившись на деле, они надолго забыли о песнях и даже говорить перестали. Но вскоре, согревшись сердцем и воспрянув духом, хоббиты ожили, и над столом зазвенели их веселые голоса и смех.
После ужина Златовика спела много песен — песен, которые начинались высоко в горах и, весело журча, постепенно затихали в безмолвии. Перед глазами у хоббитов раскинулись бескрайние озера и никогда не виданные ими безбрежные воды; заглянув в них, можно было увидеть небо и бриллианты звезд, мерцавшие в бездонных глубинах. Наконец Златовика, как и накануне, пожелала каждому доброй ночи и ушла, покинув гостей и Тома у камина. Но Тома, как видно, ко сну больше не клонило, и он забросал гостей вопросами.
Казалось, он откуда–то знает и про них самих, и про их близких, не говоря уже о делах засельских и обо всем, что творится и творилось в Четырех Пределах, начиная с таких далеких времен, о каких и сами–то хоббиты уже не помнили. Никто из них этому уже не удивился бы, но Том не делал тайны из того, что о недавних событиях узнал от фермера Мэггота[131]. О Мэгготе Том говорил с поразившим хоббитов торжественным уважением:
– Ноги его — в земле, пальцы его — в глине. Он особого замеса, этот мудрый хоббит, и глаза его открыты — Мэггот смотрит в оба!
Не было сомнений, что Том встречается и с эльфами. Видимо, именно через Гилдора до него дошла весть о бегстве Фродо.
Так много знал о них Бомбадил и так ловко сыпал вопросами, что Фродо вскоре поймал себя на том, что рассказал ему о Бильбо и о собственных надеждах и страхах больше, чем решался открыть самому Гэндальфу! Том покачивал головой, кивал, а когда услышал про Всадников — в глазах его сверкнул огонек.
– А ну–ка, покажи мне это драгоценное Кольцо! — вдруг потребовал он посреди разговора.
Фродо, к собственному удивлению, вынул из кармана цепочку и, сняв с нее Кольцо, не задумываясь протянул Тому.
Оказавшись в большой смуглой руке Бомбадила, Кольцо сразу словно выросло. Том приложил его к глазу и расхохотался. Вид получился презабавный и в то же время угрожающий — ярко–синий глаз в золотом ободке. Затем Бомбадил нацепил Кольцо на кончик мизинца и поднес к пламени свечи. Поначалу хоббиты не нашли в этом ничего странного — и вдруг ахнули: Бомбадил и не думал исчезать!
Том снова рассмеялся и подбросил Кольцо вверх. Сверкнув, оно исчезло. Фродо вскрикнул — а Том нагнулся к нему и, улыбаясь, протянул Кольцо обратно.
Фродо поднес Кольцо к глазам и недоверчиво осмотрел — так осматривают побрякушку, побывавшую в руках у фокусника. Кольцо не изменилось — по крайней мере с виду. И легче не стало (оно всегда казалось Фродо странно тяжелым, если взвесить в руке). И все же что–то толкало проверить, нет ли подмены. Втайне его несколько рассердила беспечность Тома — ведь даже Гэндальф считал Кольцо необыкновенно важной вещью и никогда по поводу Кольца не шутил! Фродо подождал подходящего момента; и вот, когда беседа возобновилась и Том завел какую–то несусветную болтовню о барсуках и об их странных повадках, он тихонько надел Кольцо на палец.
Мерри повернулся к нему что–то сказать, открыл рот от изумления и чуть не вскрикнул. На свой лад это было даже приятно. Значит, Кольцо не подменили! Вон как Мерри вытаращился на его стул — ясно, что никого на нем не видит… Фродо встал и на цыпочках направился к выходу.
– Эй, приятель! — окликнул его Том, провожая взглядом. Ясно было, что он отлично видит хоббита. — Эгей! Фродо! Ты куда собрался? Старый Том Бомбадил не настолько слепой, чтоб тебя не видеть. Ну–ка, ну–ка, сними с пальчика колечко! Без него твоя рука, право, много лучше. Возвращайся! Игры брось и садись поближе. Мы еще не обо всем переговорили. Надо с вами обсудить завтрашнее утро. Том научит вас, как ехать, чтоб не заблудиться!
Фродо рассмеялся (стараясь убедить себя, что совсем не раздосадован!) и, сняв Кольцо, вернулся на свое место. Том предсказал на завтрашний день солнце и ясное утро, так что начало путешествия обещало быть удачным. Но выйти он советовал пораньше: в этих краях даже Том не мог знать погоды на целый день вперед. Иногда он не успевал переодеть кафтан — так быстро она менялась!
– Я погоде не хозяин, — сказал Том. — Двуногих она не слушается.
По совету Бомбадила они решили отправиться прямиком на север, вдоль западного края Курганов, где холмы были пониже. Тогда хоббиты могли рассчитывать к вечеру добраться до Тракта и не заблудиться при этом. Том успокоил их, сказав, что бояться вовсе не обязательно, но и отвлекаться по дороге тоже не советовал.
– Держитесь зеленой травки, да смотрите не балуйте со старыми камнями, не шутите с холодными Навьями, не рыскайте в их подземельях, если вы не богатыри и не великие герои, которым страх неведом!
Он повторил это не раз и не два и посоветовал хоббитам каждый новый курган обходить только слева. А на случай, если не повезет, если они попадут в беду или что–нибудь не заладится, — он научил их песенке:
Том! Бом! Бомбадил! Желтые ботинки!
На холме и под холмом, на лесной тропинке,
На болоте, в камышах, дома на пороге —
Том, услышь нас и приди: просим о подмоге!
Когда они наконец смогли пропеть эту песенку так, как он того хотел, Том со смехом похлопал каждого по плечу и, взяв с камина свечи, отвел хоббитов в спальню.
Глава восьмая.
ТУМАН НАД КУРГАНАМИ
В эту ночь хоббиты ничего не слышали. Только до ушей Фродо — во сне или наяву, он и сам не мог бы сказать — донеслось нежное пение и проникло к нему в сердце, словно бледный свет из–за дождевой завесы. Пение звучало все громче и громче, завеса засверкала хрусталем и серебром, свернулась — и перед Фродо открылась дальняя зеленая страна в лучах быстро восходящего солнца.
