На эльфов драконы смотрели очень-очень мрачно, а эльфы очень-очень всерьёз прикидывали, не стоит ли рассовать драконов по камерам, приковать цепями или приструнить машинами, пока вопрос с водой не решится. Останавливало их одно: если у Йеруша, как и у Льода, ничего не получится и Донкернас придётся-таки снимать с места – им придётся доставать из камер много крайне недовольных драконов, которые устроят тут ёрпыль знает что.
Немного разрядить эту ситуацию без дурацких попыток сделать мрачных драконов и эльфов весёлыми могло только одно: некто, раздражающий тех и других одинаково и заставляющий тем самым ощущать какое-никакое единение. Очень удачно, что в Донкернас приехал Йеруш Найло.
Из обрывков фраз других драконов Илидор понял, что этот эльф им не понравился, что он проявлял к драконам совершенно ненужный интерес и вообще он странный. Но чем больше драконов возвращалось в Донкернас, тем менее откровенными становились разговоры в спальном крыле: никто не знает, сколько драконов-шпионов сейчас вокруг, зато все знают, что они здесь есть.
Из своего «далеко-далеко» Йеруш вернулся совершенно неожиданно и почти тут же наткнулся на Илидора.
Был полдень, Илидор в драконьем облике стоял недалеко от своего любимого дерева бубинга. Стоял, растопырив крылья, глубоко вдыхал запах зреющих сливянок, сухой травы и пыли. Высматривал солнце, которое залезло в перину облаков и делало вид, что не видит внизу никакого золотого дракона. Илидору отчаянно хотелось летать, он тянул шею и тревожно елозил хвостом по траве, его крылья дрожали, наполненные воздухом…
Золотой дракон уговаривал дышать глубоко и крепко стоять лапами на траве, никуда не подпрыгивая, ведь истосковавшийся по небу дракон может подпрыгнуть так, что в следующий миг ударится головой о «крышку» над Айялой. Мычал бессловесную тревожную мелодию и почему-то ужасно хотел посмотреть в глаза солнцу, которое притворялось, будто его здесь нет.
И тут вдруг незнакомый голос рядом с ним воскликнул:
– Это что?
Дракон обернулся. На тропе, только что вынырнувшие из зарослей сливяника, стояли вторая помощница Теландона Альма Охто (кроваво-красные глаза, черты лица, об которые можно порезаться, извечно сложенные на животе в «замок» пальцы) и незнакомый Илидору эльф.
При первом же взгляде на него золотой дракон понял: это Йеруш Найло.
Даже если бы вместе с ним подошла ещё целая армия незнакомых эльфов, золотой дракон бы всё равно понял: Йеруш Найло – именно он.
Эльф был высоким, даже чуть выше Альмы, вышагивающей в своих любимых накаблученных сапогах. Эльф был тощим, прямо-таки болезненно тощим даже по сравнению со своими тонкокостными сородичами – вот бы кого показать Диеру Ягаю, чтобы ужаснулся как следует! На Йеруше была мантия, что показалось Илидору странным – зачем учёному обряжаться в одежду магов? Даже маги редко носили мантии в повседневности, а учёному она… кажется, незачем, но на Йеруше мантия смотрелась настолько естественно, что хоть сейчас отправляй его на какое-нибудь сборище колдунов, куда временами ездит Теландон. Только казалось, будто под чёрно-сиреневой мантией Йеруша Найло нет тела, а кисти рук с длинными чуткими пальцами просто пришиты к рукавам.
Найло весь был хищная нервозность, неуёмность, он не стоял на месте, даже стоя на месте, и его мантия шевелилась, будто от ветерка, хотя не было тут никакого ветерка. Тёмно-русые волосы тоже шевелились на вороте мантии и на откинутом капюшоне, будто эльф слегка покачивал то ли головой, то ли плечами. Отследить движения трудно – они лишь намечены, то ли есть они, то ли нет. Зато пальцы подёргивались совершенно явственно, и горло напрягалось – видимо, эльф безостановочно вёл сам с собой бессловесную беседу.
Завораживающе-жутким было его лицо. Деликатные, аккуратные черты, словно осторожно намеченные угольком на холсте: высокие скулы, чистый лоб, тонкий маленький нос, острый и упрямый подбородок, тёмные брови – тоже как будто терпеливо прорисованные короткими штрихами. Яркие узкие губы подрагивают в хищной улыбке, открывают мелкие зубы, такие ровные и гладкие, что в голову Илидора сама собой прыгнула картина: беззубый эльф, нервически улыбаясь, бродит по бескрайнему, до горизонта, полю, усыпанному зубами, и выбирает из них двадцать восемь одинаковых. Совершенно одинаковых, безупречно взаимозаменяемых, остро-округлых.
И каждая чёрточка лица Йеруша Найло пребывала в постоянном движении, словно ей было тесно в очерченных рамках, словно она пыталась вырваться: губы подрагивали, ноздри трепетали, брови хмурились и качались на лбу туда-сюда, и всё это лишь обрамляло огромные, дикие сине-зелёные глаза, при взгляде в которые хотелось отпрянуть с воплем.
– Это золотой дракон, – не дожидаясь ответа Альмы, произнёс Йеруш Найло и уставился Илидору в глаза.
Видимо, никто не сказал Йерушу, что эльфы никогда, никогда, никогда не смотрят драконам в глаза, а сам Йеруш не ощущал ничего, что бы ему помешало это сделать.
– Какой интересный дракон, – проговорил эльф. – Он золотой. Разве золотой окрас бывает? Как называется окрас дракона? Масть?
Судя по выражению лица Альмы Охто, больше всего на свете она желала убежать отсюда с криком «Да шпыняй его в захухру!».
– А можно потрогать? – эльф протянул к Илидору руку, и тот едва сдержался, чтобы не сделать шаг назад.
– Йеруш! – придушенно произнесла Альма, но эльф к ней даже не обернулся.
– Я не вас спросил, а дракона. Тебя можно потрогать?
– Ну валяй, – от неожиданности согласился Илидор.
Уверенное, медленно-спокойное прикосновение к плечу никак не вяжется с поведением этого эльфа, с его полубезумным взглядом прямо в глаза, с нервическими подёргиваниями. Он деликатно и уверенно поглаживает-ощупывает чешую. Длинные пальцы, цепкие, как ветки кустарника, пробегают от плеча к локтю, прощупывая мышцы, иногда нажимая сильнее. Как будто Диер Ягай осматривает дракона перед выездом.
А потом пальцы-ветки впились тисками в чешую под ключицей, в глазах Найло взвилось неистовство, и он заорал во всю глотку:
– Я поймал дракона, я поймал его! Честное слово, поймал, что теперь делать, что?
– Отпусти! – тоже во всю глотку заорала Альма.
– А. Ладно.
Рука-ветка упала вдоль тела эльфа. Илидор смотрел на придурочного эльфа и очень радовался, что не отпрянул, когда тот его схватил. Золотой дракон ожидал от Йеруша Найло какой-нибудь дурацкой выходки и теперь молча поздравил себя с верной догадкой.
Эльф изучал морду дракона, и вид у него был почти нормальный, задумчивый.
– Очень интересно. Первый дракон, который от меня не убежал. Я думал, вы боитесь эльфов. Но вы наверняка боитесь эльфов, ведь так? Я и сам их боюсь. Как ты разговариваешь, разве у тебя не раздвоенный язык?
Илидор фыркнул, но язык не продемонстрировал. Ещё чего.
Йеруш обернулся к Альме.
– Его чешуя имеет особые свойства или это просто цвет? Вы пробовали его поджигать?
Альма Охто начала было закатывать глаза, но тут же дёрнула на себя полог обычной настырной невозмутимости.
– Как я уже говорила, Йеруш, засушливые участки по-прежнему начинаются значительно севернее этого места, и я уверена, что за минувшие дни они не увеличились.
Найло снова обернулся к дракону и врезался взглядом в его глаза, сложив ладони шалашиком. Илидору было действительно трудно не отводить взгляда и сохранять равнодушное выражение, потому что в глазах Найло бушевали такие шторма, какие самому Илидору и не снились. Он привык считать себя довольно беспокойным драконом, да и другие тоже не раз ему это повторяли, но по сравнению с неуёмной активностью Найло это было просто ничем. Казалось, этот эльф только и ждёт, чтобы утащить тебя в водоворот каких-нибудь буйств, что там, в его голове всё время происходит нечто судьбоносное и крышесносное, там уходят под воду города, васильки вырастают до неба, эльфы становятся машинами, машины улетают жить в горы, а Йеруш Найло листает их судьбы, как книгу, приговаривая «А если так? А если вот так?», то и дело выдирает из книги смятые резким движением страницы и выливает на них яблочный сок из ботинка.
