— Да. — На его лице проскользнуло что-то вроде гордости.
Я колебался.
— Вы по происхождению человек?
— Да, — ни секунды не сомневаясь, ответил легендарный храмовник.
— Каким образом вы дожили до столь почтенного возраста?
— Моя мать была кицунэ. Она наложила на меня заклинание смешения ки и кимэ. Таким образом я мог использовать внешнюю энергию для создания печатей. Также благодаря этому я прожил долгие годы и ни разу не ложился больным.
— Сколько печатей вы создали за всю жизнь?
— Четыреста восемьдесят четыре.
— Спасибо, что посетили нас. Вы можете возвращаться.
Я поклонился. Призрак растаял.
— Костя, а что это было?
— Изначально на мысль «с оммедо что-то не так» меня натолкнул разговор с преподавателем ёго. Рингёко-сан мне сказала, что при нормальных условиях ки и кимэ не контактируют друг с другом. Потом она же вела занятие по ознакомлению с оммедо и рассказала о легендарном Абэ-но Сэймэе, который дотянул до рекордного возраста и при этом создавал печати. Вот меня и заинтересовало, йокаем он был или человеком. Если человеком, то как он дожил до старости, изготавливая печати? А если йокаем, то как он вообще имел дело с печатями? Не мог же он быть полукровкой?
Отец нахмурился. Я продолжил мысль:
— Я и подумал: а не вызвать ли мне его самого, чтобы он лично рассказал, в чем дело. Тогда уже проскочило подозрение, что секрет грамотного обращения с печатями лежит в плоскости объединения энергий. Но сам человек вряд ли мог бы это сделать, нужна помощь извне. У меня потоки нарушены. Значит, можно не только разделить их, но и провести грамотное объединение.
— Поздравляю, это открытие, — Кощей был абсолютно серьезен. — Всё новое — уверенно забытое старое. А как ты до этого дошел?
— Когда я кинул волну в открытое окно, она прошла рядом с боком преподавателя. И на Рингёко-сан расползся медицинский халат. Как мы потом выяснили, ткань халата была из синтетики, а сшит он хлопковыми нитками. То есть волна кимэ стала в каком-то смысле мертвой водой, а мое ки сработало катализатором. Хлопок принадлежит к Яви. Он состарился и разложился. Срок разложения синтетических ниток куда больше, поэтому процесс их распада если и усилился, то не так заметен, поскольку протекает не мгновенно.
— И ты в итоге хочешь объединить одно с другим и посылать волны кимэ, но не повреждающие, как обычно, а в прямом смысле тлетворные? — уточнил отец.
— Да. Я думаю, в этом секрете и есть мое усиление.
Отец встал и громко хлопнул в ладони. По комнате прошла дрожь, и по стенам растекся барьер.
— Ну, раз это теоретически возможно, то и практически сейчас что-нибудь соорудим. Я думаю, мне не нужно знать, откуда у тебя биологическая жидкость родственника легендарного оммедзи.
— Это вообще никому не нужно знать. Правда, за такой шикарный подгон я пообещал пригласить одноклассника на каникулы. Бабуля еще когда провожала меня, говорила: мол, если будут друзья, зови их в наше Гадюкино, пусть тайгу посмотрят и в стогу поваляются. Я и пригласил.
— Тощий? — уточнил Кощей Кощеевич.
— Ага, — я улыбнулся совершенно такой же хищной ухмылкой. — Давненько в дом не приезжало свежее мясо.
Глава 19
Я лежал на матрасе и старался не открывать глаза. Кощей гортанно пел, и волны Нави омывали тело, не задерживаясь.
В груди будто сдвигались тектонические плиты. Перед внутренним зрением возникла картинка из медпункта: потоки движения энергии в правой руке. Где-то в глубине мышц перекатывались омерзительные колючие шарики. Казалось, что кожа не выдержит их напора.
Хоп — и ощущение, разрывавшее правую руку, испарилось. Я впервые ощутил чистый поток ки.
Заломило нижние зубы. Наступила очередь левой руки.
Через двадцать минут мне казалось, что из меня вытащили все кости, прополоскали меня изнутри, высушили, отпарили и выпустили чистым и обновленным.
— Теперь ки цепляться не будет, — подытожил Кощей. — Надеюсь, ты готов.
В центр груди обрушилась волна живой воды.
— Карачун, что ты тут делаешь?
Я находился во внутреннем мире. Здесь было светло. Поле, раньше покрытое сухим ковылем, превратилось в роскошный луг. Кое-где сверкали яркие броского вида цветы. Повернув голову, я оценил дом, стоящий на опушке глухого леса. Белый сруб, будто еще пахнущий свежим деревом. На крыше фигура коня-птицы. Скаты были продолжением скакуна, образовывая его крылья. Их украшали…
— Это называется причелины, — пояснил Карачун, садясь на лавку перед домом и для наглядности показав костистым пальцем в небо. — Над твердью земли находится твердь неба с солнцем, а выше солнца и луны — хляби небесные. Оттуда на землю льется вода. Поэтому причелины так выглядят. Волнистые линии резьбы — глубина небесной воды, а небольшие кружки — это отдельные капли.
Он помолчал еще немного.
— Что я делаю — понятно. Сижу и не мешаю твоему отцу. А ты здесь какими судьбами?
— Скорее всего, занимаюсь тем же самым.
— Ну, тогда тоже посиди.
Я сел рядом. Что-то делать команды не было.
— Костян, пора домой.
Голос Кощея донесся с той стороны, где, по мнению Карачуна, находились «хляби небесные». Времени прошло всего ничего.
Я открыл глаза. Барьер был на месте.
— Вставай, нужно проверить, как сработало.
Оглядев мою помятую матрасом спину, батя удовлетворенно кивнул и встал напротив меня.
— Делай как я.
По нему начали литься потоки мертвой воды.
Я повторил.
— Ты умеешь усиливать нервную систему?
Я кивнул в ответ.
— Вот самое время.
Я занялся нервной системой, а Кощей, вытянув одну руку, собрал в ладони шар. Я понимал примерно ничего из происходящего. Папа развел пальцы и воткнул их в шар, после чего сфера начала стремительно раскручиваться вокруг невидимой оси.
По нервной системе пробежал жар. Мир должен был стать ощутимо медленнее — но этого не происходило, вращение странного конструкта передо мной продолжалось в том же темпе.
Отец ускорял время для нас обоих.
— Позови оружие.
— Карачун, — в вытянутую руку прыгнула большеберцовая кость.
Это будто была привычная кость… но почему она так вытянулась?
Появившееся мертвенное мерцание было обычным.
Но в моей руке больше не было глефы. Там была коса.
— От судьбы не уйдешь, — покачал головой отец. — Смотри.
Чувство, что на мне появилась какая-то дополнительная одежда, не обмануло. Длинный, до пола, плащ с широченными рукавами состоял из той же дымки, в обрывки которой было одето воплощение моего Карачуна.
— Поздравляю, Костян, ты теперь не только сильный, но еще и быстрый.
Я еще раз осмотрелся.
— А из этой… материи можно еще что-нибудь создавать?
— А, пафоса маловато? — понимающе кивнул отец. — Можно, если сил хватит.
Я поднес ладонь к глазам. Раз уж я теперь одет как надо, что было бы уместно?
Наверное…
Антрацитовые потоки Нави завихрялись на пальцах. Я лепил их так, как мне нравилось. Оперирование родной стихией было приятным. Как будто я вернулся домой из долгого путешествия.
На ладони лежала полумаска в виде нижней челюсти. Я надел ее.
Часть барьера, повинуясь знакам отца, стала зеркальной. Оттуда на меня смотрел Мрачный Жнец.
— Красавец, — подытожил Кощей. — Возвращайся на исходную. У нас еще бабы не обсуждены.
— Пап, а вы с дедом использовали такой же способ? — говорить под маской было легко, ничто не мешало. Я наслаждался новой формой.
— Нет, мы были сконструированы намного раньше. К тому же нам не требовалась взрывная эволюция. В твоем случае сам бы ты такое не провернул, нужна помощь стороннего лица.
Я осознавал свою исключительность.
— А еще, дорогой сын, тебе в принципе труднее. У деда коса, у меня коса, только ты в семье нонконформист хренов.
— И Кен тебе сказал, что есть вариант подглядеть в душе, когда эта цепочка девиц пойдет мылить друг другу попки?
