— Да? Ну, в таком случае, скажу, что ты прав. Мне нужна твоя помощь и немедленно!
— Слушаю, — коротко бросил он.
— Можешь вытащить человека? Сегодня? Он в УВД Ленинского района. Петр Мельников.
— Причина?
— Больше ничего не знаю.
— Угу. Будь на связи, — коротко бросил он и отключился.
Ждать мне пришлось недолго.
— Стас? — Я схватила коротко пискнувший телефон. — Ну что там?
— Да ничего. Все оказалось решаемо, даже слишком. Вопрос в другом. У тебя наличка есть?
— Сколько нужно?
— Пятьдесят.
— Рублей?
— Хех, а ты пессимист. Естессно!
— Так, Стас. Давай по пунктам. Что мне сейчас делать?
— Ну, если ты хочешь вытащить парня сегодня, тогда бери такси и езжай в это УВД. Там просто назови его фамилию и напомни тот факт, что им звонил адвокат. Ну и, естественно, не забудь конверт.
— А ты сам? Не приедешь?
— Извини, Галюнь, но дело и яйца выеденного не стоит. Мне даже непонятно, почему они заломили такую сумму! А забрать его — ты и сама справишься.
— Стас, спасибо! Ты даже не представляешь, как ты меня выручил!
— "Спасибо" не отделаешься, — он усмехнулся. — С тебя совместный кофе и рекламный щит.
— Без проблем!
Он отсоединился, а я тут же принялась набирать номер вызова такси.
Лиза
Яркий свет полуденного солнца медленно, но верно вытягивал меня из полудремы, больше похожей на наркоз. Как я умудрилась уснуть? Или я потеряла сознание? Черт! Я же, кажется, сломала ногу?
Я пошевелила одной ступней, второй. Боли не было! Тогда в мозг закрался вопрос, заставивший меня похолодеть. Интересно, как долго я была в отключке?
Чуть приоткрыв веки, я полюбовалась глубокой синью неба с изредка проползающими кляксами облаков и села. Поле. Метрах в пяти начинался лес. У раскидистой березы мне почудилось шевеление.
Я поднялась, все еще опасливо наступая на ногу, и замерла. Гришка! Сосед сидел, привалившись к толстому стволу, а напротив него застыла изваянием уже знакомая мне серая зверюга.
Волчик!
Словно почувствовав мой взгляд, зверь поднялся и, смерив меня долгим взглядом, одним прыжком скрылся в чаще. Парень тоже обернулся и, вскочив, направился ко мне.
— Ли-иза? Как ты себя чувствуешь? Как нога?
— Не заговаривай мне зубы! — Я огляделась. Озеро! Все-таки дошли! — Скажи, зачем вчера возле дома лесника ты при виде этой зверюги так убедительно изображал панику? И зачем лесник врал насчет своего пса? Какая тайна в том, что вы с ним приручили волка? Ведь то, что это не собака — увидит даже слепой! — Он остановился в метре от меня, и я замолчала, глядя в его ярко-зеленые, словно подсвечивающиеся изнутри, глаза.
— Ты права, но все это лишь для того, чтобы успокоить тебя. Вы, люди, почему-то так боитесь волков, что…
— Люди? А кто тогда ты?
Он помолчал. Его глаза вдруг словно выцвели, становясь блекло-серого цвета.
— Странный вопрос. Григорий. Сосед.
— И без тебя знаю! — отмахнулась я и вздрогнула, заметив наверху, среди веток, едва уловимое движение. На секунду мне вдруг показалось, что я вижу большую обезьяну! Почувствовав уже знакомую липкую жуть, внезапно сдавившую сердце, я ухватила парня за руку и потянула в сторону озера. — Пойдем отсюда! Мне здесь плохо.
— Ты… что-то видела? — наконец поинтересовался он, когда мы почти добрались к дому.
— Да… нет. Не знаю! Какую-то тень.
— Может, волк?
— Может, — усмехнулась я, окинув внимательным взглядом окружавший нас лес. — Только если он умеет быстро бегать по деревьям. Или, может быть, в вашем лесу есть обезьяны?
Он помрачнел, но все же вернул мне улыбку.
— В нашем лесу есть все, — и направился к домику. — Ты голодная?
— Есть немного… — Я пошла за ним. — А какие будут предложения?
— Ты забыла? Вчера мы здесь оставили много печеной рыбы. К тому же Петр просветил меня насчет своих запасов. — Гришка легко взбежал по скрипучим ступеням и исчез за дверью. — Надо…
Его голос оборвался. Чувствуя нарастающее беспокойство, я влетела на крыльцо и, распахнув дверь, замерла. Сено, еще вчера покрывающее пол духмяной периной, превратилось в золу. Да что там сено — все, еще вчера заботливо выкрашенные стены, пол и потолок оказались почерневшими и вздувшимися, словно здесь прошлись напалмом. Окно не разбито, но оплавлено так, что через него можно увидеть только цветные пятна, в которых угадывалась синь неба, зелень леса и кусочек золотистого берега.
— Это что же здесь такое произошло? — Я переступила с ноги на ногу, оставляя следы в покрывающем весь пол неровном слое пепла.
Гриша не ответил. Обойдя по периметру комнату, он выудил из кармана нечто круглое, отдаленно напоминающее черную шайбу, вгляделся в эту штуковину, как в компас, и, шагнув к квадрату люка, дернул его за оплавленное кольцо.
— Будь тут. — Он спрыгнул в дохнувшую сыростью темноту.
Я замерла, ошалело оглядываясь.
Н-да, мрачная картинка! Послушалась на свою голову! Интересно, что лучше — лес со странными тварями или обгоревший дом? Причем обгоревший только изнутри!
Подойдя ближе, с опаской заглянула в люк. Несколько уходивших вглубь ступенек были видны прекрасно, а вот потом все заливали чернила мрака.
— Гри-иш! Гри-ша?
Ти-ши-на…
Интересно, что можно делать в темном подвале? Так до-олго! Сколько уже прошло времени? Пять минут, десять? Для меня целая вечность!
— Гриш, я иду к тебе!
Никакого ответа.
Немного подождав, я мысленно попрощалась со своими новенькими джинсами и, усевшись на обгорелый пол, спрыгнула на первую ступеньку. Под ногами бездонным омутом плескалась темнота.
Отлично! Знать бы еще, чего мне в доме не сидится? Пусть в сожженном, но хоть освещенном солнышком. Лезу, понимаешь ли, в какую-то могилу! И ради чего? Кого?
За безрадостными размышлениями я не заметила, как ступеньки закончились, и нога встретила пустоту.
Ой, мамочка! А главное — ничего не видно!
Я похолодела от невероятной догадки.
А если дна нет? Ну, или очень далеко? А вдруг Гришка туда просто упал?
— Гри-иш! Гриша!!!
Хотя вряд ли: эха нет, звук гасится как при земляных стенах…
Я села на последнюю ступеньку, затем перевернулась на живот, начала осторожно сползать и… встала на твердый пол.
Ура! И что только не лезет в голову, когда висишь одна и в темноте!
Глаза понемногу стали привыкать. Плотный сумрак разрезали тени, даже не показав, а лишь наметив углы и стены. Я огляделась. Скорее всего комнатка когда-то была кладовой. На дальней стене, опутанные дырявой шалью вековых паутин, крепились толстые полки. На полу виднелись остовы полуразрушенных не то ящиков, не то сундуков, а в углу темнела разверзнутым ртом арка входа. Дверь, а точнее — сбитая из досок крышка, валялась рядом.