Что-то теплое потекло по моим губам.
Я вытер их раскрытой ладонью.
Разумеется, это была кровь — чего-то иного сложно было ожидать.
— Совсем рядом, — сказал я. — За контейнерами справа. Штук пятнадцать еще. Может, больше.
Голос прозвучал глухо.
— А ты сегодня в ударе, — удивленно заметила Марька.
— Что сказать? — Я криво улыбнулся. — У меня тоже бывают хорошие дни.
Мы оба знали, что я вру. Ну никак нельзя было назвать этот день хорошим — в любом из возможных смыслов. Но когда работы навалом и, как назло, под рукой нет ни одного самого завалящего Бэтмена в помощь, лучше соврать, что все хорошо.
Это отличное заклинание для тех, у кого все равно нет выбора.
Аймокей.
Спасибо, но мне не нужна помощь, потому что все равно никто не сможет мне помочь. Даже если захочет. Поэтому у меня все хорошо. Лучше, чем когда-либо. И лучше, чем у кого-либо еще.
Я чувствовал, как меня захлестывает безнадегой и завистью. Так бывает, когда устаешь плыть и вода начинает затекать тебе в ноздри. «Еще пара гребков, — думаешь ты. — Еще пара, и, может быть, тогда на горизонте покажется земля». Ты знаешь, что она где-то там, впереди — твердая земля, на которую можно будет выползти.
Но этого знания уже слишком мало, чтобы спасти тебя.
— Держись. — Лиза подошла сзади и обняла меня, как обнимают подругу, которую бросил муж.
У меня по щекам текли слезы.
Я знаю, что парень не должен плакать, как бы хреново ему ни было. Но не всегда возможно делать вид, что ты совсем не такой, какой есть. Это была чужая зависть и безнадега, но, черт возьми, как же удобно она легла на мои собственные старые комплексы!
У всякого упавшего на землю яблока есть битый бочок, тот самый, с которого он начинает гнить. У большинства живых людей он тоже есть — это место, где зреет его смерть.
Если потыкать в него, интересный эффект получается.
Собственно, именно этим сейчас четха и занимались. Когда ты открываешь дверь подвала и вглядываешься в темноту, высматривая чудовище, которое подстерегало тебя здесь в детстве, чудовище тоже вглядывается в тебя.
Оно хочет знать, боишься ли ты его так же, как раньше.
У меня хватило выдержки хотя бы на то, чтобы не шевелиться.
Я чувствовал, как они крадутся, стараясь не тревожить снег. Каждый шаг их был — как падение в колодец спиной вперед, как случайное убийство, как бесполезно продолбанная жизнь, которую никто тебе не вернет.
Это ощущение разрасталось на моей коже.
Стайную нежить трудно обвинять в том, что она жрет людей. Тот, кто живет в аду, имеет право быть жестоким к тем, кто избежал этого. Это сродни болезни, которую нельзя вылечить. И поэтому мы убиваем их.
Смерть — отличное лекарство.
От всего.
— Ждем… Ждем… — повторял Макс, косясь на меня. — Еще чуть-чуть… Поехали!
Мне всегда казалось, что он вообще не умеет испытывать страх. Даже тогда, когда положение у нас — хреновей некуда, у него в запасе оказывается план, согласно которому мы должны попробовать выкарабкаться.
И, что самое смешное, обычно он оказывается прав.
Многие ситуации можно исправить, просто достаточно часто попадая в противников.
Двое упали сразу, еще метрах в пятнадцати, срезанные почти одновременными выстрелами Марьки и Макса. Третьему я попал в бедро. Он упал, запутавшись в ногах. Добив его вторым выстрелом, я удачно снял еще одного, выскочившего из-за груды старых покрышек.
Четвертый смог подобраться ближе.
Четха вряд ли взяли бы золото в беге на длинные дистанции, но что касается прыжков — это абсолютные чемпионы среди выморочных тварей.
Он был большим. Не толстым — именно большим, какими иногда бывают боксеры-тяжеловесы. Трудно поверить, что такое крупное существо может двигаться так легко. Он спрыгнул с крыши плавным, длинным движением, заставляющим подумать о мотыльке или, возможно, о летучей мыши. Следующая моя пуля вошла ему между глаз, и он свалился Лизе под ноги.
Куча вонючего плесневелого белья, расползающегося по швам от сырости.
— Было бы неплохо, если бы ты ронял их подальше, — заметила она и тут же резко развернулась, чтобы вырубить тварь, обошедшую нас сзади.
— Учту на будущее, — хмыкнул я. Прицелился и довольно аккуратно снял следующего.
Он пытался протиснуться между парой контейнеров, стоявших слишком близко друг к другу. Видимо, счел, что обходить — это слишком долго. Легкая мишень.
Еще одного Марька зацепила выстрелом в плечо, и он пробежал несколько шагов, прежде чем почувствовал это.
Некоторые уверены, что нежить не способна испытывать боль. Это не совсем верно. Сделать больно можно кому угодно. Просто некоторые не считают боль вещью, на которую стоит обращать внимание. Если повреждение не мешает двигаться, они вообще не заметят его.
Раздробленное плечо четха не остановило, но замедлило. Так, словно он на бегу пытался понять, как же вышло, что правая рука больше его не слушается.
Лиза воткнула одну из своих как следует наточенных железок ему в горло. Он упал на снег, но все еще скреб ледяную корку своими непомерно длинными когтями, когда Макс развернулся и прострелил ему голову. На всякий случай.
Нет ничего хуже, чем внезапно обнаружить за спиной кого-то, кто больше всего на свете хочет тебя убить.
Босс зажал рот обеими руками, выронив нож. Это звучит плохо, как будто этот парень — трус и офисная крыса, не нюхавшая настоящей опасности. Но на его месте я бы выглядел куда менее крутым. Я доподлинно это знал.
Видите ли, для того чтобы стать опытным охотником на нежить, обязательно нужно однажды убить ее впервые. И, как правило, это выглядит куда более жалко, чем первый секс.
Во всяком случае, его завтрак остался при нем.
Вот только на расползающегося грязной лужей на снегу четха он пялился так, словно это был дьявол. Кто-то, кто пришел за его душой.
— Я уволил его, — бормотал он. — Черт побери, я его уволил! Я уволил его неделю назад!
В человеческой жизни случаются и более неприятные встречи. Но таких немного.
Мне пришлось наклониться, чтобы подобрать нож.
Марьке бы не понравилось, если бы мы его потеряли. Обычно девушки относятся так к драгоценностям или шмоткам, но серьги не смогут защитить вас, когда какой-нибудь монстр решит вами пообедать. И джинсы от Chloe тоже. А вот хороший нож — вполне.
— Кир, сверху, — крикнул Макс.
Я рванулся вперед, поскользнулся и упал на бок. Кажется, руку ободрал, но это было уже не важно. Длинные обсидиановые когти просвистели над моей головой. Четха снес бы мне башку, если бы я не навернулся. В следующее мгновение у меня над ухом бабахнуло, и его череп взорвался. Безголовый труп зашатался, взмахнул руками, пытаясь удержать равновесие — и рухнул в снег, чтобы через пару секунд растечься коричневой жижей.
