Он, почувствовав укол совести, промолвил в ответ:
— Это неправда, Ханне, ты мне очень нравишься (Вынужденная ложь!). Но то, что ты должна быть женой… это смешно, смешно, я не могу вынести этого!
Сильный разрыв снаряда потряс землю, на которой они лежали и заставил ее забыть собственные горести.
— У немцев, я слышала, есть пушка, которую они зовут Толстая Берта. Не она ли сейчас прогрохотала?
— Едва ли, — ответил Ветле. — Впрочем, действительно, стреляла какая-то особая пушка. Хотя утверждать не могу.
Новый грохот, и сверху на них посыпались кусочки штукатурки.
— Где-то совсем близко, — неуверенно произнес Ветле.
Он увидел, что Ханне молилась. Подождал пока она кончит, а затем сказал:
— Ты очень веришь в Бога?
— Что? Да, нет. Просто нуждаюсь в ком-то, кто защитит меня, если я людям безразлична.
— Я знаю, что ты католичка, но неужели церемония, которую вершили над нами… там в таборе была католической?
— Конечно нет, но цыгане католики. Они прибегают к своим древним ритуалам только в случае необходимости.
— Короче говоря, поклоняются двум богам, — пробормотал Ветле. — Доброй ночи!
Он улегся на бок, готовый заснуть. Вдали продолжался гром орудий. Это была последняя война, на которой человек бился с человеком. Потом сражаться друг с другом будут дальнобойные орудия. Но Ветле об этом ничего не знал.
Сейчас ему нужно было выспаться, и он заснул. Во сне он видел неприятные вещи, которые вызывали у него нежелательные ассоциации…
Хуанита, или Ханне, (а она верила, что скоро привыкнет к своему новому имени, так как его дал он) заснуть не могла. Они лежали так близко друг к другу, а она была уже созревшей девушкой. Ей были присущи все те инстинкты и желания, которыми обладает взрослая женщина.
И она была безумно влюблена в молодого Ветле.
Тепло его спины было таким влекущим, таким соблазнительным. Она слышала, что он спал. Не попытаться ли ей…
Осторожно она подползла к нему еще ближе. Прижалась к твердой спине мальчика. Он не проснулся, был совсем изнурен после дневного марша.
Сердце ее стучало.
Сначала она думала обнять рукой его грудную клетку, а затем ей захотелось более интимной близости и она осторожно подняла подол своего платья. Под ним ничего не было, если не считать нижних юбок, но она и их задрала вверх.
Кожа ее коснулась его брюк и рубашки. Она медленно выдохнула и почувствовала, как по телу побежали мурашки, и все напряглось в ней от огромного желания.
Она медленно, медленно задрала его рубашку на спине. Прижалась к его коже. Внизу у нее стало мокро, а дыхание таким тяжелым, что она вынуждена была задержать его.
Несколько минут Ханне выжидала. Только лежала и едва заметно прижималась к нему, раз за разом, осторожно, осторожно.
Может ей набраться смелости и…?
Руки ее, не переставая, медленно ползли по его талии в поисках застежки ремня. Он ничего не замечал. Если ей удастся расстегнуть ее незаметно для него, расстегнется и ширинка. Ею овладело такое любопытство, так захотелось узнать… Потрогать! Она снова почувствовала прилив необыкновенного страстного желания.
Застежка. Да, она. Сейчас будь осторожна!
Чтобы расстегнуть ее, потребовалось время. Нельзя будить его, ни за что на свете. Только потрогать! Ничего иного она не хотела.
По крайней мере до сих пор ее мысли не шли дальше этого.
Застежка расстегнута. Ширинка тоже. Путь свободен. Решиться ли ей?
Пальцы ее ползли все ниже и ниже, только изредка слегка касаясь его кожи. Возбуждение во всем ее теле было таким огромным, что она крутилась, сжимала крепко бедра, терла их друг о друга, прижималась к нему, придушенно стонала.
Как женщина, Ханне созрела уже давно. Правда, никогда еще не испытывала близости мужчины. В таборе строго следили за тем, чтобы девушка до свадьбы была нетронутой. Однажды она попробовала было пообниматься с молодым испанцем из деревни, расположенной невдалеке от табора, но один из цыган увидел их еще до того, как они дошли до решительных действий, и Ханне посадили на целую неделю под домашний арест.
Но сейчас она замужем. И никакого преступления не совершает. Наоборот, Ветле оскорбляет ее, отказываясь выполнить акт, связанный с супружеством.
О, Боже, она не выдержит! Так близко, так близко!
Ветле видел сон. Он снова испытывал прежний кошмар с пауками, ползавшими по его телу. Но сейчас они двигались по другим участкам, забрались ему под одежду, искали что-то другое.
Он весь покрылся потом. Дышал быстро и испуганно, закричал и проснулся.
Пауки все еще ползали, он ударил их рукой и они спешно убежали, не раньше того, что он успел почувствовать чью-то руку.
В бешенстве он повернулся.
— Ханне!
Она в испуге отскочила насколько могла.
— Чем, черт возьми, ты занимаешься? — зло прошипел он, натянул брюки и застегнул ремень. — Куда ты лезешь? Ты, что спятила?
— Это ведь мое право, — испуганно произнесла она в свою защиту. — Ты пренебрегаешь мной.
— Я к тебе не сватался и никогда не признавал этой проклятой женитьбы. Я еще мальчишка, а не взрослый мужчина и не выношу девчонок. Понятно?
— Но ты бы мог помочь мне, ты мне нужен сейчас.
— Для чего? — прошипел он. — Держись от меня подальше, или я тотчас же уйду от тебя! Впрочем теперь ты и сама справишься, завтра будешь дома. Прощай!
Он встал, а Ханне вцепилась в его руку.
— Будь так добр. Будь добр, не уходи, — молила она. — Больше я никогда не поступлю так, только не оставляй меня.
Ветле удрученно уселся снова.
— Больше такого никогда не должно повториться, ты прекрасно это понимаешь. У меня это вызывает одно лишь отвращение, терпеть этого не могу. Обещаешь оставить меня в покое?
Она замахала руками перед горлом и грудью.
— Честное слово, я умру, если еще раз попытаюсь, обещаю тебе!
Он кивнул головой.
— Ну и отлично. Но однако, думаю, спать я пойду вон туда в церковь, на другой стороне улицы. Ты можешь остаться здесь. Рано утром увидимся.
Она вскочила следом за ним.
— Нет, я боюсь. Мы можем лечь в разных концах церкви.
— Как хочешь.
Они перешли вместе улицу и устроились каждый на своем месте в большой пустой церкви. Мраморный пол был холоден, но Ветле с благодарностью воспринял этот холод.
Дело в том, что он испытывал огромный, неизмеримый стыд от того, что сильно возбудился и обрызгался, почувствовав близость Ханне. От этого он и проснулся и именно это и явилось причиной того, что он рассердился на нее так сильно.
На следующее утро они продолжали путь по направлению к городу, где жила ее мать.
Всюду они видели ужасные последствия войны. Здесь недавно были немцы, а потом отступили на несколько миль на позиции, которые сейчас и занимали на западном фронте.
