Я обернулась. Передо мною стоял мужчина с глазами цвета морской волны — не синие, но и не зеленые. Одетый он был в белую футболку и легкие штаны такого же цвета. На предплечье виднелось татуировка — трезубец. Оригинально.
— Привет, Посейдон!
— Привет. Я знал, что когда-то ты сюда возвратишься. Ты не могла не возвратиться, — промолвил бог.
— Просто интересно стало. Это место почти не изменилось, — я перевела взгляд на равнину.
— Да. Не изменилось, — согласился бог. — Он тебя ищет.
Я не ответила, снова посмотрев на надпись под сердечком.
— Помнишь, ты когда-то говорила ему о любви, — продолжал говорить Посейдон. — Его это заставило призадуматься. Позднее он мне сознался, что никогда не знал такой любви. Никогда, пока не встретил тебя. Когда ты возвратилась в свое время, он часто приходил сюда. А потом появилась эта надпись.
Посейдон помолчал немного.
— Он тебя любит. Я еще никогда не видел его таким. Любая женщина, которую он захотел, была его. Но с тобой он другой. Он прислушивается к твоим желаниям. Слышишь? К твоим. Не своим, а именно твоим. Мы с братом постоянно враждуем, поэтому я удивился, когда он попросил меня, тебя найти.
— Ты выдашь меня? — спросила я, смотря богу в глаза.
— Когда ты уедешь, я скажу ему, что ты здесь была, — сказал Посейдон.
— Но почему, после моего отъезда? — удивилась я.
— Тебе требуется время, чтобы решить, — бог лукаво улыбнулся.
— Я сделала свой выбор.
— И кого ты выбрала? — прищурился Посейдон.
— Никого я не выбрала. Я выбрала одиночество. Чтобы больше никому не сделать больно. Я отказалась от любви, — я старалась говорить уверенно, но в горле, будто что-то застряло.
Посейдон улыбнулся.
— Не спеши. Подумай, — сказал он и исчез.
Я стояла и смотрела на сердечко и три слова под ним до самого заката. Смотрела и думала.
Все то время, когда я плакала по Ахиллесу, Зевс меня любил. Любил и ждал. Он возвратил Ахиллеса, только из-за того, что я полюбила своего голубоглазого воина. Посейдон сказал, что я должна выбрать. Но кого? Я люблю их обеих. Я влюбилась у Ахиллеса и пережила ради этого войну. Как я могу предать его любовь? Я думала он умер. Любовь немного угасла, но я его помнила, не забыла. А потом я влюбилась в Зевса. В строгого, безжалостного и вместе с тем такого нежного и заботливого, в его улыбку с ямочками на щеках, в синие глаза.
Но одновременно и одинаково любить нельзя. Кого-то из них я люблю больше. Но кого?
Верно сказал Шекспир: «Быть, или не быть — вот в чем вопрос».
Нужно исчезнуть и чем быстрее, тем лучше.
Олимп
— Приветствую тебя, Зевс, — поздоровался бог, появившись в зеленом сиянии.
— Приветствую тебя, Посейдон, — поздоровался другой, сидя на золотом троне.
— Брат, я видел Натти.
— Где она? — синеглазый бог встал из трона.
— Она снова убежала, — промолвил Посейдон. — Дай ей время. Пусть решит.
— Я не могу. Пусть выберет сейчас. Я или Ахиллес, — рассердился Зевс.
— Знаешь, где я ее встретил? — спросил Посейдон, но Зевс промолчал. — Она приходила к Трое.
— Она видела? — Зевс заинтересовался.
— Видела. И знает, что это ты. Я рассказал ей о том, когда ты сделал надпись, — Посейдон с любопытством глянул на своего брата.
— И что она сказала? — с надеждой спросил Зевс.
— Ничего о надписи. Но она сказала, что выбрала.
Посейдон улыбнулся уголками губ, увидев обеспокоенность брата.
— И что? — нетерпеливо спросил Зевс.
— Она сказала, что отказалась от любви. Сказала, что не хочет никому делать больно. Что лучше останется одинокой.
Зевс нахмурился, его лицо стало строгим, но глаза не стали холодными и безжалостными, они стали пустыми. Разбитое сердце бога обливалось кровью.
— Хорошо, — холодно сказал Зевс.
— Брат, дай ей время, — Посейдон, увидев в брате изменение, испугался. Давно он не видел Зевса таким грозным.
— Это уже неважно, — был ответ синеглазого.
А тем временем в подземном царстве Аид готовил план покорения Олимпа. И девушка исчезла удачно. Его брат сейчас занят ее поисками. Аид создал могущественную армию чудовищ. Скоро власть над миром будет его. Он ударит именно сейчас, когда Зевс наиболее уязвим.
Натти
Класс! Накаркала! Сама же хотела исчезнуть. Но не так!
Я стояла посреди города. Люди вокруг были одеты в одежду Древней Греции. Они смотрели на меня — в джинсах и футболке — удивленно и настороженно. Я быстро спряталась за угол здания. Не нужно привлекать к себе лишнее внимание. Я щелкнула пальцами — одежда сменилась на мою «боевую». Так удобнее.
Итак, я не просто переместилась, я перенеслась во времени.
Если это не галлюцинация на нервной почве. Но в галлюцинации я перестала верить уже давно. Если я перенеслась во времени, то, как теперь возвратиться? Нужно было у Зевса все расспросить о путешествиях во времени. Единственные знания, которые были от меня закрыты, это знания богов. Ну что же? Сделаем вывод. Я убежала? Убежала. Поживу здесь. Возможно, придумаю, как возвратиться домой. А уже на крайний случай проживу все эти годы. Я же бессмертная, пока не убьют. Но и убить меня тяжело — я неуязвима. Интересно будет встретить саму себя. Или я не встречу? Так. Довольно. Сейчас голова лопнет. Рассмотрим, где это я оказалась.
Я долго гуляла улицами города. Как я узнала, теперь я оказалась на острове Крит, со времен правления царя Миноса. Я на том же острове, где когда-то нянчила маленького Зевса. Мое внимание привлекла толпа, которая собралась на площади.
— Смерть чужеземцам! — слышались вскрики.
Я подошла ближе.
— В Лабиринт[36] их!
Толпа окружила кругом помост, на котором стояли связанные парень и девушка.
В Лабиринт? Минотавр — злое чудище с человеческим туловищем и бычьей головой. Не повезло бедненькому. Этих людей просто убьют. Нужно спасти.
Парня и девушку забрали воины и повелели во дворец на суд царя. Я пошла следом. Пленных бросили на пол перед Миносом, который кроме отвращения у меня не вызвал ничего. Представьте мужчину весом в сто пятьдесят килограмм, а то и все двести, одетого в хитон, который едва достигал колен. И какие чувства может вызвать у вас такое зрелище?
В помещении собралось много людей, которые пришли посмотреть на расправу над чужеземцами, поэтому мне было не тяжело спрятаться в толпе. Я куталась в плащ, чтобы раньше времени не привлекать к себе лишнего внимания.
Что-то там Минос долго и мудро говорил, словно вершил «судный день». Кое-кто из окружающих кивал головой, подтверждая слова царя. Цирк и ничего больше.
