- Вы когда-нибудь держали его в руках? - обернулся Хранитель к своим спутникам.
- Нет, - обеспокоенно отозвался дарнигар. - Мы его даже не видели без ножен, на моей памяти Вайатару не приходилось сражаться.
- Не видели! - поспешно подтвердил Аджунес. - А в чем дело? Клинок сломан?
- Да вы хоть понимаете, что даете мне в руки? - рявкнул Хранитель. - Ближе подойдите! Вот… Это что, по-вашему?
- Клеймо, - в недоумении ответил Харнат. - Круг, а в нем овал… глаз, наверное. Никогда такого не видел.
- И я не видел. Зато слышал. Это не глаз. Круг означает луну, овал - рыбу… Это клинок из Юнтагимира.
- Юнтагимир? Маленький Город? - подал голос встревоженный Аджунес. - Но это же детские сказки!
- Нет, - сказал Харнат. Глаза его расширились - он начал понимать. - Когда я служил в столице… давно, почти мальчишкой… Говорили, что у короля Авибрана - меч и кинжал юнтагимирской работы. И у высокородного Орчара Хищного Зверя, тогдашнего Хранителя Тайверана, кинжал и щит. Щит я сам видел издали… А пожалуй, и в лесных замках, если поискать, сыщется оружие такой выделки. Хозяева иной раз и сами не подозревают, чем владеют.
Заметив ошарашенное лицо шайвигара, Хранитель снизошел до объяснений:
- Этот клинок, почтенный Аджунес, стоит не дешевле, чем наша крепость со всеми припасами и рабами!
Орешек преувеличивал, но в этот миг меч был для него дороже всего приграничного края.
Он отстегнул пряжку у горла, и плащ со знаками Клана, как простая тряпка, упал к его ногам. Затем он выдохнул воздух, собрался, взгляд его стал отрешенным - и меч взмыл над головой.
Все замерли, завороженно глядя на легкие, медленные, полные грации движения фехтовальщика. Даже шайвигар, не очень смысливший в искусстве карраджу, да к тому же не пришедший в себя от последних слов Хранителя, залюбовался тонким узором, который рисовал в воздухе клинок. Стойка, удар, блок, отход, стойка…
А дарнигар шептал пересохшими губами:
- «Крыло орла»… «дождь над ручьем»… «бабочка»… «двойная бабочка»…
Темп убыстрялся. Клинок метался, рвал воздух, посверкивал в полумраке, гибкое тело переливалось из одной позиции в другую - быстрее, быстрее, еще быстрее… И вот потрясенные зрители увидели, как между ними и фехтовальщиком засветилась белесая стена стали.
- «Серый вихрь»! - почти простонал дарнигар. - Непробиваемая оборона! Не думал, что еще когда-нибудь увижу… я как-то попробовал - чуть сам себя не покалечил…
Внезапно сталь перестала сверкать, наваждение исчезло. Сокол неподвижно замер с мечом в вытянутой руке. Затем глубоко, с удовольствием вздохнул, весело подмигнул зрителям и со всего маху хватил мечом по краю каменной плиты.
Дружный вопль вырвался из двух глоток. Харнат метнулся к плите, ощупал глубокую зарубку. Аджунес в ужасе шагнул к Хранителю:
- Клинок… цел?!
- Ни зазубринки, - нежно сказал Хранитель. - Звенит так тоненько… поет, хорошая моя… сердится, что я дурака валяю, камень рублю… - Сокол поднял глаза на своих спутников. - Есть ли у этого меча имя?
- Если и есть - мы его не знаем, - развел руками дарнигар.
- Рыбка моя лунная, - вновь заворковал Орешек. - Так тебя и буду звать - Сайминга, Лунная Рыбка…
Весь вечер Орешек был возбужден, как ребенок, которому в руки попала великолепная игрушка. Поэтому он не заметил волнения, овладевшего дарнигаром. Тот был неразговорчив, старался не встречаться с Хранителем взглядом, яростно теребил свою рыжую бороду.
Когда Аджунес отлучился проверить, все ли в порядке в опочивальне Хранителя, Харнат наконец бухнул напрямик:
- Скажет ли господин, когда и кому я должен передать должность дарнигара?
Орешек, чьи упоительные мечты спугнул неожиданный вопрос, изумленно вскинул густые брови:
- Передать? Кому, почему? Разве случилось что-нибудь.. э-э…
Он замялся, не зная, как закончить. Харнат объяснил ледяным голосом:
- Сотники - все трое - знатнее меня. Пристало ли Сыну Семейства приказывать Сыновьям Рода?
Орешек посмотрел на дарнигара так, словно увидел впервые. Медленно скользнул взглядом по красному от волнения широкому лицу с крупным носом, с кустистыми бровями над серо-стальными глазами. Квадратную, выступающую вперед нижнюю челюсть не могла скрыть даже густая борода. Загорелый лоб был прорезан глубокими морщинами.
Лицо человека волевого, решительного. Человека, не пожелавшего принять судьбу, навязанную ему низким рождением. Человека, пробившего себе путь наверх (в прямом смысле слова пробившего - мечом). Этот плечистый крестьянский сын умудрился дослужиться даже не до сотника - он стал Правой Рукой Хранителя крепости.
Как же ему было трудно! Ведь даже имя его звучит злой насмешкой - Прешта. Деревенская беднота…
«Да-а, - с уважением подумал Орешек, - про таких говорят: в нем больше корки, чем мякиша!..»
- Почтенный Харнат, - сказал он значительно, - один мудрец, Илларни Звездный Голос, некогда сказал: «Великий Грайан преклоняется перед Кланом, уважает Род, но держится он на Семействе…» Если Вайатар - да будет милостива Бездна к его душе! - возвысил тебя и сделал дарнигаром, почему я должен считать тебя недостойным?
Харнат просиял, как юнец, выигравший первый Поединок Мастерства. На миг Орешек почувствовал острую досаду: ведь этот разговор был обманом! Настоящий Хранитель, который рано или поздно прибудет сюда, сделает с этим славным воякой все, что захочет. Не то что в сотники - в рядовые сможет разжаловать…
Но Орешек не привык долго мучить себя неприятными мыслями.
Хранитель выставил из комнаты двух служанок, навязчиво предлагавших свои услуги. Заперев дверь на засов, разделся и лег, положив рядом с собой на подушку драгоценный клинок в кожаных ножнах.
- Да, - счастливо бормотал он, - правильно люди говорят: «Наглец голодным не останется». Ради такой добычи стоило…
И верно, ради такой добычи стоило стать преступником ходить по краю пропасти, рисковать не только жизнью, но и спасением души из Бездны.
Даже не верится, что было время, когда Орешек не понимал, какое это счастье - слияние руки и разума с клинком. А ведь не так давно это было…
* * *
Лагерь не лагерь - так, наскоро разбитая на лесной поляне стоянка. Навес из ветвей, зола потухшего кострища, мокрая от росы трава. Орешек, продрогший, голодный и злой, возится с доставшимися в добычу сапогами. Подколенный ремень никак не желает затягиваться, торчит, как заячье ухо. Обрезать бы край, да нож где-то обронил. И попросить не у кого - парни дрыхнут под навесом. Не спит лишь один - сидит, обхватив колени руками, пристально смотрит перед собой. Но как раз к нему обращаться не хочется.
