— Сенедра, где ты? — Голос Гариона звучал несколько раздраженно.
— Я здесь, дорогой.
— Почему ты стоишь в темноте? — спросил он, входя в комнату.
— Я смотрела на луну. Представляешь, ведь это же та самая луна, которая сейчас светит над Тол-Хонетом и над Ривой тоже.
— Я никогда об этом не думал. Прости, Сенедра. Просто я опять поспорил с Закетом.
— У тебя это начинает входить в привычку.
— Что я могу поделать, если он упрям, как осел?
— Это присуще королям и императорам, мой дорогой.
— Что ты этим хочешь сказать?
— Ничего.
— Хочешь чего-нибудь выпить? У нас, кажется, осталось немного вина.
— Нет. Не хочу… Не сейчас.
— Просто после разговора с этим ослом мне нужно как-то успокоить нервы. — Он вышел из комнаты, и она услышала звяканье графина о краешек бокала.
Из густой тени высоких деревьев кто-то вышел на середину дорожки. Это был Шелк. В руке он держал купальное полотенце и что-то насвистывал. Остановившись на краю бассейна, он наклонился к воде и потрогал ее рукой. Затем выпрямился и стал расстегивать рубашку.
Сенедра, улыбнувшись, спряталась за занавеской и продолжала наблюдать за тем, как маленький человечек скидывает с себя одежду. Затем он вошел в воду, разбив лунное отражение на тысячу мелких осколков. Сенедра стояла и смотрела, как он неторопливо плавает туда-сюда по покрытой лунной рябью воде.
От деревьев отделилась еще одна тень, и в лунный свет вышла Лизелль. На ней было свободное платье, а в волосах — цветок. Цветок, несомненно, красного цвета, но тусклый свет полной весенней луны высосал из него всю краску, и на фоне светлых волос девушки лепестки казались черными.
— Как водичка? — спросила Лизелль, и голосок ее прозвучал так близко, словно она стояла рядом с Сенедрой, за занавеской.
Шелк вскрикнул от удивления и закашлялся, захлебнувшись. Пробормотав что-то невнятное, он, видимо, успокоился и ответил как ни в чем не бывало:
— Ничего.
— Ну и прекрасно. — Лизелль подошла к краю бассейна. — Хелдар, мне кажется, нам пора поговорить.
— Да? О чем же?
— Вот об этом. — Она медленно расстегнула пояс, и платье упало к ее ногам.
Под платьем на ней ничего не было.
— По-моему, дорогой, тебе трудно свыкнуться с мыслью, что со временем некоторые вещи меняются, — продолжала она, окуная в воду одну ступню. — Я изменилась, а ты?
— Что касается тебя, я это заметил, — с восхищением произнес Шелк.
— Я очень рада. А то начала опасаться, что глаза тебе изменяют. — Она вошла в бассейн и остановилась, когда вода дошла ей до талии. — Ну? — сказала она.
— Что «ну»?
— Что ты собираешься делать? — Вынув цветок из своих волос, она аккуратно положила его на воду.
Сенедра неслышно метнулась к двери.
— Гарион! — прозвучал ее взволнованный шепот. — Иди сюда!
— Что случилось?
— Закрой рот и иди сюда.
Поворчав, он вошел в темную комнату.
— Ну, что там?
Приглушив смешок, она показала на окно.
— Посмотри, — произнесла королева возбужденным шепотом.
Гарион подошел к окну и, выглянув в него, тут же отвел глаза.
— Ну и ну, — прошептал он. Сенедра снова хихикнула, подошла к нему и просунула голову ему под локоть.
— Здорово, правда?
— Да, конечно, — шепотом ответил он, — но мне кажется, мы не должны на это смотреть.
— Почему?
Цветок, который Лизелль положила на воду, подплыл к Шелку, и тот с озадаченным выражением на лице поднял его и понюхал.
— По-моему, он твой, — сказал он, протягивая его стоящей теперь рядом с ним белокожей девушке.
— Спасибо, — прошептала она. — Но ты не ответил на мой вопрос.
Гарион протянул руку к занавеске и решительным жестом задернул ее.
— Ну вот, все испортил, — надулась Сенедра.
— Прекрати и отойди от окна. — Он потащил ее из комнаты. — Не могу понять, чего она добивается? — протянул он.
— Я думаю, что это совершенно ясно.
— Сенедра!
— Она соблазняет его, Гарион. Она влюбилась в него еще девчонкой и наконец решила начать действовать. Я так рада за нее!
Он покачал головой.
— Никогда не смогу понять женщин, — произнес он. — Как раз когда я решил, что все наконец-то утряслось, вы, словно сговорившись, меняете все правила игры. Ты не поверишь, что мне сказала сегодня утром тетушка Пол.
— Что же она сказала?
— Она сказала, что мне следует… — Он внезапно замолчал, покраснев как рак. — Да нет, не важно, — добавил он, запинаясь.
— Ну, так что же?
— Скажу в другой раз. — Он окинул ее странным взглядом, который был ей знаком. — Ты уже приняла ванну? — спросил он, стараясь, чтобы голос его звучал непринужденно.
— Нет. А что?
— Я хотел бы к тебе присоединиться. Если ты не возражаешь.
Сенедра лукаво опустила ресницы.
— Если ты и в самом деле этого хочешь, — ответила она.
— Я зажгу свечи, — сказал он. — Ты не находишь, что лампа слишком яркая?
— Как хочешь, дорогой.
— И принесу вина. Это поможет нам расслабиться.
Сенедра почувствовала, как ее захлестывает волна восторга. От ее раздраженности не осталось и следа.
— По-моему, будет просто здорово, дорогой.
— Ладно, — сказал он, протягивая к ней дрогнувшую руку, — ну что, пошли?
— Пошли, дорогой.
Когда они на следующее утро собрались за завтраком, Шелк выглядел слегка рассеянно. Маленький человечек упорно избегал смотреть на Бархотку, которая, изображая застенчивость, не отрывала взгляда от своей чашки с клубникой со сливками.
— Ты сегодня, кажется, немного не в себе, принц Хелдар, — небрежно бросила Сенедра, хотя в глазах ее прыгали чертики. — Что-нибудь случилось?
Он метнул на нее быстрый взгляд.
— Ну ладно, ладно, — сказала она, нежно погладив его по руке. — После завтрака ты наверняка почувствуешь себя гораздо лучше.
— Я не голоден, — буркнул он и вскочил из-за стола. — Пойду прогуляюсь.
— Но, милый мой, — возразила она, — ты же не съел свою клубнику. Она просто восхитительна, правда, Лизелль?
— Бесподобна, — согласилась девушка, и на лице ее обозначились милые ямочки. — Можно мне съесть твою клубнику, Хелдар? — крикнула Бархотка ему вдогонку.
Когда Шелк вышел, хлопнув дверью, Сенедра и Бархотка залились звонким смехом.
— В чем дело? — спросила их Полгара.
— Нет, ничего, — ответила Сенедра, продолжая смеяться. — Этой ночью, госпожа Полгара, у нашего принца Хелдара было небольшое приключение, которое закончилось не совсем так, как он предполагал.
Бархотка быстро взглянула на Сенедру и залилась румянцем. Потом обе снова засмеялись.
