Саня аккуратно сложил одежду и сунул на место. Если спросят, скажет: не нашел. Он не обещался каждый день в шкаф заглядывать.
Ну, сегодня отопрется, а завтра? Кот с тоской обежал глазами комнату. В углу поставили зеркало во весь рост. Подошел, пощелкал пальцем. Полированный металл тонко отозвался. Из серебристой глубины на Саню глянул не очень знакомый, — когда ему было раньше-то в зеркала смотреться? — парень. Не высок, до лошади ему далеко — да и не дорастет уже, поди — в поясе не так тонок, как собака. Зато волосы — дриада обзавидуется. Только цветочков не хватает.
Отвернулся и… тут же крутнул на пятках обратно. Так не бывает! То есть, вот он стоит, с ноги на ногу переминается. А, все равно, не бывает. Не растут у котов волосы. Короткий бобрик или мелкие завитушки не в счет. Ага, вспомнить… мамка начала его стричь годов эдак в двадцать, а когда уходил в западные княжества, строго-настрого наказала держать волосы короткими. Он сильно над тем не задумывался — стриг. Только в последнее время бросил.
Так и занедужить не долго. Саня рухнул на кровать и вперился в деревянные кружева оконных наличников.
Ну, чем ему тут плохо? Чем таким намазана мокрая, скользкая арлекинья дорога кроме грязи? Сам же хотел, осесть где-нибудь в тихом месте — ни скитаний, ни опасностей. Живи, котейка, радуйся. Цыгане красную рубаху сулили, тут белую дали. Будешь весь в кружевах и в почестях. Девушка, о какой раньше и мечтать не мог, сама ковриком стелется. А с арлекинами — чем дальше, тем страшнее.
Да что он с ума-то сходит?!
И додумался до того, что уснул. Уже проваливаясь в мягкую дрему, он нащупал таки причину своей тревоги, встрепыхнулся, однако, сил открыть глаза не было.
Эрика пришла на пирушку в длинном переливчатом платье. Рыжие завитки топорщились в высокой прическе. Ей вроде шло, а вроде и не очень. Но видно, старалась. Их с Саней усадили друг напротив друга. Бера устроилась рядом с племянницей.
Теперь они на него вдвоем пойдут, сообразил кот. Глянул на девушку и поймал ее просящий и какой-то виноватый взгляд. Ой, попал, котейка. Допрыгался, влюбилась девчонка.
Чтобы не наделать себе и друзьям неприятностей, Саня занялся исключительно обедом: налегал на еду, прихлебывал вино и более чем внимательно следил за разговором товарищей.
В который раз поминали многоножку. На пустобрюхах все уже оскомину набили. Эд расспрашивал Влада о других нарушителях. Тот расписывал разные страхи.
По большей части сквозь шлюзы проваливались обычные люди. Только совсем дикие. Языка они не понимали. Ели сырое мясо и при первой же возможности лезли в драку. Что с такими делать? — выпытывал у хозяина Шак. Но тот всякий раз раз сводил на другое.
Винцо потихоньку забирало. Уже и мысли пошли плавные. Где-то даже житейские. Медвежушка зарозовела. Ей, рыжей, не много надо. И ведь хороша девчонка! Заартачься она, зашипи на кота, покажи когти, да хоть укуси, глядишь и его бы понесло. А так, сидит разряженной куклой и изводит его взглядами. Девушка начала раздражать Саню.
Бера заметила, насторожилась и потихоньку взялась выправлять положение. Ее стараниями они и оказались в галерее. Когда уходили, Саня поймал настороженный взгляд собаки.
А вот женюсь! — мстительно решил кот. Иш, взял моду за мной приглядывать. И никуда ты не поедешь. Без меня тебе на фесте делать нечего. Тьфу, пропасть! Он же кот, а обложили как волка.
Но в галерее злость на товарища, да и на себя тоже прошла. Саня рассматривал диковинные рисунки, слушал пояснения девушки и все ждал, когда они подойдут к дальнему краю мозаики. Сам уже собрался вести Эрику ко львам, когда сообразил: картина перед ним не вся. От некоторых фигур под потолком осталась нижняя половина. Только по родокам можно догадаться, кто там изображен. Он и спросил. Но Эрика отказалась вести его в верхний ярус. Ей, поди, до смерти надоели история с географией. Ей в постель с котом охота, а он как маленький с картинками пристает.
Шак опустил руку коту на плечо, остановил посреди темного коридора.
— Слушай, что нас всех гонит? Ну, Эду обязательно надо попасть в герцогский домен. Родня у него там, что ли… А тебя? А меня? Мне Пелинор лошадку подложил. Гладенькая. Тебе вообще — племянницу. Останемся?
Видать, укатали-таки старого коня дорожки.
Неа, — подумав, решил Саня. Это Шак чует, что его силком к кормушке пихают, — ешь, ешь, а мы тебе пока ноженьки спутаем, — вот и разорался посреди сонного дворца.
— Ты почему с девушкой вышивание смотреть не пошел? — полез уже совсем не в свое дело пьяный конь. — Она на тебя так смотрит…
— То-то и дело! — Саня взял расходившегося товарища за лацканы кожаной безрукавки. — Ей любовь нужна! Слышишь!? Любовь. Ты такое слово знаешь? Или привык к женщинам, как к хлебу — захотелось, пожевал. Она думает, если влюбилась, и я должен. Думает, раз дядя за дело взялся — кот женится, не пикнет? А я ее только оттрахать могу. И все! А потом как жить?
— Как все, — повис конь в Саниных лапах.
Кот отпустил. Шак вроде даже ростом меньше стал, скис, ссутулился и, не сказав больше ни слова, ушел в темноту коридора.
Коня Пелинор оправил рейдом вдоль границы. Эд ускакал в разведку к внутреннему рубежу. Цыпа сиднем сидела в своей комнате, выходя только к трапезе. От нее все сильнее попахивало курятником. Фасолька веселилась. А за Саню взялись всерьез.
Каждый день князь находил причины, послать куда-нибудь их с Эрикой вместе. Видимого повода для отказа Саня придумать не мог. Да и сидеть в пустом замке уже надоело. Одевался и шел на конюшню, где стояли их кони; ждал девушку, сопровождал. Постепенно они объездили всю ближнюю округу. Но по дороге больше молчали, чем говорили.
Будь Эрика просто товаркой, Сане было бы куда проще. А так, все время оглядывайся, не сболтнуть бы лишнего. Его настороженность Эрика, почему-то принимала за застенчивость. Это ли или доброжелательное ровное отношение к ней Сани убедили бедную влюбленную девушку в близком счастье. Она начала успокаиваться.
Он и сам помаленьку начал к ней привыкать. Сказалось отсутствие такого раздражающего фактора как арлекины. Никто не толкал под руку: поехали, давай быстрее! Не маячило перед глазами смурное лицо Шака. Девочек тоже видно не было. Саня предполагал, что Пелинор специально изолировал его от остальных. Однако напрямую у князя не спросишь.
А кошачья натура, между тем, требовала своего. От себя-то не спрячешься. Вечером Саня закрывал дверь на крючок и укладывался спать, хуже собачьих придирок опасаясь, что ночью вскочит и пойдет в комнату Эрики. Та уже в открытую звала, но Саня пока выкручивался, каждый раз придумывая новую причину для отказа.
Лето стояло в зените. Даже на северном рубеже жарило солнце. В воздухе вились тучи мошек. Саня отмахивался, Эрика над ним подтрунивала. Ей кусачая мелочь был нипочем.
Они ездили на ближний кордон. Ежедневно Пелинор рассылал во все стороны гонцов. Мотивируя тем, что людей не хватает, и их заслал. Новостей не оказалось.
Выбравшись из глубокого лога, они, наконец, оказались на ветерке. Приставучие мошки исчезли. По правую руку чернели крыши деревни. Под ноги лошадям стелилось зеленое поле. На горизонте тонкой полоской тянулся лес. Саня вспомнил, как ездили с тятей на покос.
Соседская Лилька обязательно брала с собой в поле старого престарого кота, сажала на телегу и всю дорогу с ним разговаривала. Объясняла скотинке, какой он по сравнению с Санькой умный. Народ покатывался со смеху. Противная девчонка умела выставить ни в чем не повинного Саню в таком свете, что и в правду выходило: старый котофей в сто раз умнее. А возмутись, только громче смеяться станут. Саня терпел, отворачивался, уходил подальше, когда приезжали на место. Мамка как-то смехом сказала:
— Не иначе, влюбилась в тебя девчонка.
— Ага! Зачем тогда дразнится?
— А как еще? Думаешь, она к тебе подойдет и станет рассказывать, как по тебе ночами сохнет? Да Лилька скорее себе язык откусит.
Но Саня тогда еще был маленький. А через три года, когда девушка по старой памяти взялась его задирать, улыбнулся ей в лицо и тихонечко, нежненько щелкнул по носу. Лилька покраснела как помидор, зашипела и убежала. А у Саньки внутри что-то ухнуло, сжалось, потом расправилось и лихо, сладко растеклось по жилочкам. Белесое знойное небо стало глубоким и синим-синим; трава пошла под косу легко и ровно; молоко, которое принесла сестренка, отдавало холодным погребом, а хлеб медом. И куда бы он ни посмотрел, везде мелькала полосатая Лилькина юбка.
Ночью они уходили в поля или купались в речке. Лилька раздевалась в кустах, кричала Сане, чтобы не смотрел, и быстро забиралась в воду по самый подбородок. Саня снимал рубаху, оставался в коротких до колен штанах и шел следом. Лилька плавала лучше, смеялась над ним, дразнила. Он плескался, стараясь ее догнать, хохотал, подныривал. Она рыбкой уходила по лунной дорожке. Замерзнув до зубовного стука, они выбирались, каждый за своим кустом. Лилька тряслась, натягивала кофту, юбку. Саня выжимал портки, надевал рубашку. Короткие часы до утра они спали каждый у своего стана. А на следующую ночь все повторялось.
