— Тебе надо радоваться! — заставляла я себя поверить. — Если дурманхан сожрёт твоего, называй вещи своими именами, хозяина, тебе же лучше. Можно сразу хватать Реми и улепетывать на Вольные острова! Встань и иди искать Реми, ему нужно время подготовиться! А Корвин… а что Корвин? Ты все равно ему не поможешь! Иди к Реми!
Но я сидела на камне, грызла ногти и смотрела на открытый пустой конверт.
— Ну, ответь же! Змей бессовестный! — умоляла я дракона, глядя на серое облако тумана, скрывшее уже и город, и пики Аррганнской скальной чаши. Капельки влаги на стекле иногда отливали красным и желтым.
Может он просто решил не отвечать мне? Как я ему вчера. Или занят. Или связи нет. Он же не дурак — лезть к злобным дурманханам? Или дурак?
Я не знаю, что меня тревожило больше, что он мог попасть в беду, или что он меня игнорирует.
В конце концов, я не выдержала и написала коротенькое письмо.
— Кор… — тут я на миг задумалась и неуклюже дописала "вин". — У тебя всё нормально там?
Прикусила губу, скомкала лист, начала другой.
— Корвин, я не знаю, сообщал ли тебе Орс, но моя подруга, Нарника Кристи, сегодня бросилась на камни мостовой. Едва не умерла у меня на руках, но ей помог Орс и какой-то целитель из ваших. Надеюсь, она будет жить.
Я вздрогнула всем телом, вспомнив слова Таниты: "она предпочла смерть новому рабству".
Но ценной девочке не позволили умереть. Надеюсь. И боюсь этого. Как же сложно всё…
Я посмотрела на письмо, вздохнула: какая разница, что я напишу. Главное, чтобы Корвин получил моё послание. Тогда и определюсь, злиться или волноваться мне. Или, в самом деле, искать Реми.
Реми нашел меня сам.
— Привет, как ты?
Похоже, слух о смертельном пике Ники разошёлся по Академии. Или Тани рассказала, она ведь была рядом. Я не явилась медитацию, и встревоженный друг отправился меня искать. Неплохо зная мои привычки, он прошелся по этажам, проверяя укромные уголки зимних садов. Его шаги я услышала ещё с лестничного марша, так что успела просушить глаза — и когда они успели намокнуть?
— Нормально, — соврала я, посмотрев на Реми. Письмо Корвин так и не получил, и я нервничала всё сильнее, не выпустив из рук автолетту, даже когда друг заглянул в моё убежище. Только завела руку за спину, если конверт распечатают — я почувствую
— Мне очень жаль. Вы ведь успели подружиться.
Я уставилась на друга рассеянно, пытаясь понять, почему он решил, что мы с Корвином успели подружиться. И почему ему…
ЖАЛЬ???
— Что случилось?! — я вцепилась пальцами в его руку, дернула на себя, страшась услышать новости, которые пропустила.
— Так… — Реми запнулся. — Нарника же… — он посмотрел на меня с беспокойством, ну а я облегченно выдохнула, едва не хлопнув себя по лбу. Умудриться забыть о том, что случилось с Никой. Это только я могла. Под заррховой меткой
Но хорошо, что нет плохих новостей о Корвине. Впрочем, это ничего не значит. Он далеко и глубоко, случись что — вряд ли об этом узнают скоро. Я снова начала кусать губы, почти не слыша, как Реми бубнит слова утешения. Пока не сообразила, наконец, что друг настойчиво говорит о Нике в прошедшем времени.
— Подожди. Почему ты так говоришь? Она ведь жива. Её же спасли.
— Кто? Как?
Неужели умерла всё-таки? Меня передёрнуло.
— Дракон-лекарь и… мой телохранитель.
— Твой кто?
— О. Это Корвин после того случая с похищением приставил ко мне…
— …надзирателя? — договорил за меня Реми. — И ты всё ещё веришь, что он тебя освободит?
— Ему, так же, как и мне, не нужно… это всё. Но я не об этом, Ри, — тема была не слишком приятной. — Почему ты думаешь, что Ника умерла?
— А разве нет? Танита… — Реми запнулся, его скулы порозовели. Я нетерпеливо дёрнула щекой:
— Что Танита? — вот уж на что мне было плевать, так на их с Реми интрижку.
— На ней лица не было, когда вошла в аудиторию. Сказала, что ваша Ника умерла. Умерла мгновенно. Слишком быстро падала. С ускорением, чтобы наверняка. Всё из-за… них. Ты… как? — в глазах его снова зажглась тревога. Проверяет, не собираюсь ли я повторить полёт подруги? — Ты только сама не вздумай.
Хм. Так и есть. Сам додумался, или кто-то подтолкнул?
Я, прищурившись, глядела на Реми, снова теряя звук его голоса, а в голове крутилась мысль: что-то я упускаю, что-то важное.
— …убежим. Я обязательно узнаю, как освободить тебя, — тем временем пылко обещал друг, и я вспомнила наконец: я ведь собиралась предупредить его, что у меня есть шанс оказаться свободной без чьей-либо помощи.
— Реми! — остановила я поток его обещаний. — Я, возможно, сама… подготовь… — я старалась говорить спокойно, абстрагируясь от возможной причины моей возможной свободы, но в горле то и дело вставал горький комок, и я умолкла, так толком ничего не сказав.
Синие глаза Реми смотрели недоверчиво и тревожно, а я нервно мяла в пальцах за спиной конверт.
Всё ещё запечатанный конверт автолетты.
День прошёл… странно.
Никто меня не дергал, Тани рассказала всем, чему я стала свидетелем и практически участником, и народ держал дистанцию. То ли сочувствовал и не хотел бередить раны, то ли боялся заразиться от меня моей печалью. То ли просто не знал, что сказать.
И это хорошо. Было время подумать о своих проблемах.
Как-то так вышло, что проблема метки отошла на какой-то дальний, пыльный и ненужный план. А вот на первом вертелись всего две из них, зато обросшие ветвями разных вероятностей и чреватостей.
Первая — почему молчит Корвин? Не просто молчит, но даже не открывает письма. Потерял свою автолетту? Надоело со мной общаться? Или, в самом деле, попал в беду? И даже не обязательно к безумному дурманхану — мало ли опасностей в древнем подземелье? В энциклопедии монстров всяческих подземельных паскудных тварей было до заррха и ещё немножко. Да и обычные обвалы более чем вероятны, а Корвин вовсе не владеет даром земли, в отличие от своего бывшего учителя Мунтасарра.
Мы с Корвином связаны меткой, почувствую ли я его смерть? И как? Как смертельную боль или как радость свободы? Не знаю. Пока же от мысли, что ненавистный дракон может погибнуть, внутри живота всё леденело, а сквозь волосы на затылке пробегал холодный ветерок, змейкой спускаясь по спине, заставляя ёжиться и сутулиться.
И чтобы не думать об этом, я размышляла над второй проблемой. Тоже касавшейся смерти. Какой-то тёмный денек выдался, что ни говори.
Жива ли Нарника?
Танита всем твердила, что моя подруга по несчастью умерла. Что бросилась вниз именно с этой целью — прервать своё существование до того, как у неё опять отнимут волю и память. Ко мне Тани вообще пришла рыдать в плечо, признавшись, что "говори-и-ила с ней утром".
— Да? О чем? — на обед мы не пошли, ни мне, ни ей кусок в горло не полез бы.
— Мы болтали о всяком… а она так легко говорила о будущем приёме у Дальсаррха, словно более не видела, что за этим последует. И я… ы-ы-у… я напомнила ей, что её память могут украсть. Снова. Как память о том самом ы-ы-у, — убивалась Танита, орошая мою блузку слезами и соплями, ы-о том, что с Миррочкой они, — хлюп носиком, — давно перешли, — ещё один хлюп, — черту п-пылкой п-платоники.
Тани так захлёбывалась слезами, что я даже начала волноваться, как бы и она с крыши не прыгнула.
— …Ника совсем побелела, даже взгляд остановился. Сказала: "не может быть, я бы запомнила!" — и убежала. Я не смогла её догна-а-а-ать. Это я-а-а-а винова-ата-а. Но я не думалаа-аа.
В этом месте мне самой стало горько до ощутимого привкуса хинина на языке.
Кто знает, о чём я забыла из-за метки. О ненависти к драконам? О мести за родителей? Это всё казалось мне несущественным, и только янтарные глаза Корвина, его вкрадчивый рокочущий голос, его пригрезившиеся мне стоны, его "моя незабудка" — имели смысл.
Крылатые! Может, и о любви к Реми я забыла?
