Джош Борха покрутил головой, глянул на толстяка в окне напротив, который стиснул в объятиях свою грудастую супругу, и твердо заявил:
– В «Любимце богов» королеву будет играть Сибилла. Как кивнула-то… всем змеям змея!
За дверью послышался жалобный вскрик и звук падения. Джош Борха глянул за порог и буднично сказал:
– Обморок тебе надо отработать. Плохо теряешь сознание, невыразительно.
А небоход уже поднимался по лестнице на борт, ловкий, легкий, красивый, и все женщины, даже старухи, тихо и жадно стонали, провожая его взглядами.
Чуть кренясь на правое крыло, шхуна неспешно заскользила в воздушном потоке на юг, оставляя позади вольный город Порт-о-Ранго. Впереди и внизу лежал горизонт, иззубленный Хэдданскими горами.
Ожерелье-III. Паутина
1
В дворцах и самые шпалеры
Подчас владеют даром речи.
Ты знаешь, почему на них
Изображаются фигуры?
Чтобы напомнить: кто-то хмурый,
Быть может, за ковром притих.
Лопе де Вега
Холлис Айланн, офицер дворцовой гвардии его величества Аргента Второго, нервно поглядывал то вдоль пустой и мрачной Гобеленовой галереи, то на огромную вышивку в двух шагах от себя. Красивое лицо с рыжеватыми усиками было бледно, а на лбу, под форменным гвардейским беретом, выступили крупные капли пота.
Гобелен, на который эрл Холлис бросал полные страха и отвращения взгляды, отнюдь не заслуживал таких чувств. Пышнотелая дева с бронзовой кожей, наряженная лишь в передник из перьев заморских птиц, жеманно протягивала в сторону раздраженного Айланна букет цветов. Гобелен назывался «Покорение Альбином Таумеклана», и покоренная дева всем своим видом показывала, что ничего не имеет против завоевателей – и, надо полагать, особенно против красавчика-гвардейца.
Но голос, идущий от гобелена, был не страстным, не томным, не покорным… и, что самое неприятное, голос этот был мужским.
– Сколько дней ее высочество пребудет в Андерхилле?
– Либо три, либо четыре.
– Разве время принцессы не расписано по часам? Почему «либо три, либо четыре»? – строго поинтересовалась таумекланка.
Айланн заколебался.
То, что он делал до сих пор, было… ну, некрасиво. Выдавать тайны, доверенные ему царственнородной любовницей… да еще ради денег… а человек, который беседует с ним сквозь гобелен, вряд ли желает добра ее высочеству…
Нехорошо, ах, как нехорошо…
Но поймать на этом благородного гвардейского офицера вряд ли сумеют. Конечно, о поездке принцессы известно узкому кругу придворных, но в этот круг кто только не входит! И высокопоставленные лица, организовавшие сговор принцессы Эннии с принцем Джиакомо, и командир охраны, и лейб-медик, сопровождающий принцессу в поездке, и статс-дама, и парочка фрейлин. А фрейлины могли проболтаться своим дружкам, так что служба графа Данкерна будет иметь богатый выбор подозреваемых.
А вот то, что принцесса шепнула любовнику ночью, знают только он, она и подушка…
Человек за гобеленом правильно истолковал сомнения молодого офицера.
– Вы, конечно, можете отказаться сотрудничать с нами, – произнес он сухо. – Но тогда мы не гарантируем конфиденциальности. Графу Данкерну будет весьма любопытно узнать о вашей былой разговорчивости.
– Я… нет… я…
– И тогда вексель с поддельным поручительством, который сейчас у меня в руках, станет лишь каплей в море ваших неприятностей.
На молодого гвардейца накатило безрассудное, словно со стороны нахлынувшее желание: выхватить шпагу и с криком «Крысы!» пронзить гобелен.
Вместо этого он горячо воскликнул:
– Я не отказываюсь!
Тут же эрл Холлис спохватился и закончил негромко:
– Ее высочество намеревается, сославшись на нездоровье, задержаться в Андерхилле и тайно от свиты посетить Стрекозиные пруды.
– Что-о?.. – Голос человека за гобеленом впервые прозвучал растерянно. – Стрекозиные пруды? Дочь государя?..
– Дочь государя хочет воспользоваться случаем, который вряд ли когда-нибудь повторится. Не каждый день альбинская принцесса путешествует инкогнито.
– Но… Стрекозиные пруды… ужасное место… Если о выходке ее высочества станет известно, ее помолвка с принцем Джиакомо не состоится.
– И вас это сильно огорчит? – не удержался Айланн.
Ответа не было.
Холлис Айланн замер, не решаясь окликнуть человека, которого боялся и ненавидел.
Молчание затягивалось.
В душе молодого альбинца опаска уступила место обиде. В конце концов, он, Холлис Айланн, – не прислуга и не раб, чтобы обходиться с ним столь неучтиво! Гвардеец уже хотел резко поинтересоваться, окончен ли разговор…
Но тут в щели под гобеленом показался уголок серого бумажного листа. С легким шорохом бумага скользнула по гранитному полу к ногам офицера.
Эрл Холлис выждал несколько мгновений. Затем нагнулся, поднял грязный, с прилипшими нитями паутины лист и перевернул его.
Сердце заколотилось, как после долгого бега. Молодой дворянин держал в руках свой вексель на семьдесят два золотых, выданный им старому стервятнику, маркизу Джинглесси, после безумного дня за карточным столом. Вексель, на котором Айланн собственноручно изобразил поручительскую надпись от имени своего командира.
Пальцы эрла Холлиса дрожали, когда он рвал в мелкие клочки проклятую бумагу.
* * *
Двуцвет боком протискивался меж узкими кирпичными стенами. Кирпичи от времени выщербились, частично растрескались в пыль, но невероятной прочности раствор жесткими швами выступал из стены, царапал руки, цеплялся за одежду.
Идти приходилось в темноте. Изредка впереди мрак редел, словно свет сочился сквозь частое сито, а Двуцвет радовался передышке: ниши, затянутые гобеленами, были довольно просторными. И дышалось там немного легче.
Возле каждой из ниш Двуцвет вызывал в памяти план, за который пришлось щедро заплатить, и облегченно вздыхал: он шел правильно.
Про переходы в толще стен знали во дворце все. Даже поварята на кухне пугали друг друга рассказами о призраках и чудовищах, что населяют «дворцовую изнанку». Мол, в толще стен развелись огромные пауки, которые охотятся на крыс, а ночами порой выбираются в залы, утаскивают кошек и комнатных собачек. А еще в стене обитает дух короля Гордреда Мрачного, в правление которого строился дворец.
Ну, про пауков – это глупые выдумки. А вот дух Гордреда… где ему обитать, как не в этих проходах, проложенных по его приказу? Если уж не пустила его в свои владения Гергена Гостеприимная, то здесь он и бродит. Подглядывает сквозь отверстия в гобеленах за придворными, как подглядывал при жизни. Или, задержавшись до рассвета в дворцовых залах и заслышав шаги гвардейцев, делающих утренний обход, крысой ныряет в одну из ниш – как при жизни собирался удирать от заговорщиков…
В живот уперся острый осколок камня. Зашипев от боли, Двуцвет втянул пузо. Как жаль, что нельзя поменять облик! Приходится ползать в тесноте этаким толстячком. Но ничего не поделаешь. Основных обликов у него четыре, но все неизвестны во дворце. А незнакомец в королевских чертогах… нет, допрос с пытками совсем ни к чему. А вот добродушный, румяный, простоватого вида дворцовый служитель знаком охране. Даже если его обнаружат выходящим из потайного хода, есть шанс отболтаться. Мол, случайно обнаружил лаз, сунулся туда из любопытства – а там темно и страшно. Только перемазался, дурень, с ног до головы…
Но что это стукнуло там, впереди?
Двуцвет затаил дыхание.
Голоса!
Нет, не померещилось. И не призрак Гордреда.
Угораздило нарваться на «темный обход»!
Тот, кто продал Двуцвету карту, предупредил: время от времени граф Данкерн посылает самых неболтливых гвардейцев с магическими светильниками проверить, не обрушились ли ненадежные стены в переходах и нет ли других неожиданностей.
