приказания. Поразительно, как мёртвые люди всё меняли.
Со вторым пожарным радость была менее сильной: лекари сказали, что он выживет, хотя его лёгкие никогда не будут прежними. А вот нищая… он снова ощутил всепоглощающее возбуждение. Он сделал это — Бэннат Ладрадун, козёл отпущения своей матери, игнорируемый скупердяями островных советов. Теперь-то они к нему прислушаются, так ведь?
Он положил ладонь на обугленную лодыжку нищей, зная, как он выглядит со стороны, с его серьёзным взглядом и блестящими от слёз глазами. Пожарные с трепетом наблюдали за ним, борясь с позывами к рвоте, которые вызывал ужасный запах горелой плоти.
Он убрал руку с тела, притворяясь, что не замечает прилипшие к его ладони чёрные кусочки кожи.
— Такая страшная цена, ‑ пробормотал он, качая головой. ‑ Возможно, мы и не смогли бы спасти это бедное существо, но мы могли бы спасти своих собственных людей.
Они разошлись, позволив ему пройти, как дворянину, как королю. Это было лучшее утро в его жизни.
К третьему часу пополудни его мир снова поблек. Совет Алакута спорил, выражал сожаление, и отказался выделить ему средства на обучение второй бригады, хотя он и объяснил, что одной для целого острова было мало. Его бригада, сказали они, плохо справилась с их первым заданием. Им было необходимо выжидать и наблюдать. Но они будут настаивать на том, чтобы те, кто и так должен был обучаться борьбе с пожарами, посещали занятия чаще.
Бэн сумел удержать свою ярость до того момента, как добрался до склада. Там, где никто не мог его увидеть или услышать, он врезал по стене ладонями. Его уважал лишь огонь. Совету Алакута похоже требовался особый урок. Он боялся, что урок будет страшен, но они должны были усвоить, что огонь взимает страшную дань.
В ночь Солнечного Дня Даджа и Фростпайн стояли в широкой галерее, от которой две лестницы спускались в парадный зал Общества Магов Кугиско. Они держали в руках бокалы подогретого сидра со специями, наблюдая за происходившим внизу. Маги Кугиско, одетые в разнообразную богатую одежду, собирались в кучки и разделялись, приветствуя своих коллег. Даджа тоже была одета в лучшее, что у неё было — выполненная в стиле Торговцев куртка до колен и леггинсы из золото-коричневой камчатной ткани с плетёной чёрной каймой. Никто не надевал изящные кожаные туфли, когда нужно было ходить под снегопадом к саням и обратно, поэтому Даджа была обута в начищенные кугискские сапоги, окаймлённые тиснёными золотыми спиралями. Фростпайн, как обычно, был одет в своё Огненно-красное облачение поверх мирской одежды, но Фростпайна трудно было не заметить, даже в этой цветастой толпе. Свет отражался бликами от самоцветов и кристаллов, или мягко рассеивался бархатом и парчой. Как Даджа выяснила, маги, не являвшиеся жрецами или посвящёнными какой-то религии, в плане одежды и украшений вели себя как павлины.
Мастеров сопровождали сочтённые достойными этой чести ученики. Ученики, одетые в хорошую, но невзрачную одежду, с трудом скрывали благоговение. Даджа уже видела Камока, Арнэна и ещё двух молодых магов, которых она помнила по мастерской Камока, а также магов-плотников и магов-поваров, с которыми она уже встречалась.
— Не вижу Оленники Поткракер, ‑ заметила Даджа Фростпайну. ‑ Я хотела, чтобы вы познакомились.
— Поткракер однажды сказала мне, что она готовит для приёмов — но сама их не посещает, ‑ произнёс у них за спиной хриплый женский голос. ‑ Она также публично обзывала паразитами некоторых наиболее богатых членов Общества. Сомневаюсь, что они были бы ей рады.
Даджа и Фростпайн обернулись к говорившей. Ей было едва за пятьдесят, росту в ней было на два дюйма меньше, чем в Дадже, а её бледная, задубелая кожа собиралась морщинками в уголках её маленьких тёмных глаз. Её серьёзные губы были тонкими и обветренными, нос — острым уголком, сходившим вниз прямо от её лба. Как и многие другие пожилые жительницы Кугиско, она так часто осветляла волосы, что они были похожи на солому. Контрастируя с её невзрачной внешностью, её платье чёрного шёлка и тёмно-бордовая бархатная безрукавка были украшены золотой вышивкой. Пуговицы на её безрукавке были маленькими золотыми самородками. Она носила лёгкую чёрную вуаль и круглую тёмно-бордовую шёлковую шапку, закрывавшую неровные пряди её волос.
Она продолжила:
— Лично я считаю, что Поткракер отозвалась о них слишком щедро. В конце концов, некоторые животные питаются паразитами, поэтому настоящие паразиты служат хоть какой-то цели. А вот наиболее богатые члены Общества питают только себя самих.
— Да будут благословенны Шурри и Хаккой за то, что не лишают мою жизнь радости, в отличие от твоей, ‑ сказал женщине Фростпайн, назвав богов, служению которым он посвятил свою жизнь. Обращаясь к Дадже, он сказал: ‑ Все, кто имеет связь с магистратами, слишком часто видят грязную сторону жизни.
— Можете прятаться от неё в своих красивых храмах, ‑ сказала женщина. Она смерила Даджу задумчивыми глазами: ‑ Мы — не прячемся.
— Поэтому я и предпочитаю красивые храмы, ‑ парировал Фростпайн. ‑ Вимэйси Хэлуда Солт, это моя ученица и друг, Вимэйси Даджа Кисубо. Хэлуда — маг, мы с ней работаем в последнее время.
— Приятно познакомиться, Вимэйси Солт, ‑ вежливо сказала женщине Даджа. ‑ Надеюсь, расследование проходит успешно.
— Мы почти у цели, ‑ сказал Фростпайн.
— Не говори так, пока этот нализ не окажется в кандалах, ‑ посоветовала Хэлуда. Она протянула Дадже облачённую в кружевные чёрные перчатки руку. Её упрямые губы смягчились в улыбке, хотя глаза остались настороженными. Дадже показалось, что Хэлуда Солт не расслаблялась даже во сне. ‑ Я много хорошего о тебе слышала, ‑ сказала она Дадже.
— Значит, с ним в точно не говорили, ‑ сказала Даджа, пожимая женщине руку и отпуская её. ‑ Он только и делает, что критикует меня.
— Но это для твоего же блага, ‑ сказал Фростпайн, снова оглядывая зал внизу. ‑ Я заставляю себя быть строгим, чтобы ты стала сильнее.
Хэлуда кивнула в сторону Фростпайна:
— Он всегда такой невозможный, или это из-за холода, о котором он постоянно ноет?
Даджа пожала плечами: она тоже могла быть осторожной как маг магистрата:
— Понятия не имею. Он любит морочить мне голову.
Над залом взвились в воздух пять золотых спиралей, собравшись в водоворот под огромным канделябром. Они искрились, кружась и расширяясь, пока не образовали висящий в воздухе дворец. Зрители зааплодировали. Иллюзия начала медленно блекнуть, пока в воздухе не остались блестеть лишь несколько искр. Они стали исчезать, одна за другой. Последняя замерцала, поблекла, затем взорвалась огненным всполохом, подобно солнцу. Затем тоже исчезла.
— Это традиция Общества, ‑ объяснила южанам Хэлуда. ‑ Иллюзионисты соревнуются всю зиму, и Общество голосованием выбирает победителя на последнем собрании, весной. Пустая трата магии, но никто меня не слушает.
— Если зарабатываешь на жизнь тем, что заставляешь старых мужчин
