— А резню в Винной Долине ты тоже помнишь? — спросил Клай.
Лангр ужасно ухмыльнулся.
— А Винная Долина должна принадлежать нашей короне, — сказал он с глубоким убеждением. — Мой государь Ричард воевал за неё — и победил.
— Ричард победил Гуго и забрал Винную Долину, а Дольф победил Ричарда и взял её назад, — с явственной улыбкой в голосе сказал Клай. — И отомстил Ричарду. Разве нет?
— Ричард был рыцарь, — сказал Лангр страстно. — Я хорошо его помню. Он был светлый и весёлый, любил жизнь, женщин и приключения… он и сражался как рыцарь. А Дольфу было плевать на рыцарскую честь, доблесть, королевское имя… Он победил с силами ада. Тогда мы решили: никакого ада больше. Никто больше не притащит ад в Перелесье, в наши чистые луга! А уж тем более — правнучка Дольфа, мёртвая ведьма.
У меня аж рот приоткрылся от удивления и ярости. Я много чего хотела сказать, но тут Гелира начала истерически хохотать:
— В томном вальсе кружил я… ваши нежные косточки! — выдохнула она сквозь хохот и слёзы. — И тихонько поскрипывал ваш изящный скелет! Провидческая песенка!.. Уже не в моде на побережье, а?
Я сжала кулаки так, что на правой руке ногти впились в ладонь — и чуть не переломала пальцы клешни. Мне тоже хотелось сказать: «Язык вырву». Еле сдержалась.
— Здорово она вас всех прибрала к рукам, — сказал Лангр, как выплюнул. — Не хотели быть под Перелесьем — под Междугорье ляжете, под проклятую семейку.
— Эрнст был прав, — истово кивнула Гелира. — Он сказал мне: «Ты должна обезопасить нашу землю. Людвиг — простец, хоть его и окружают тёмные родственнички. А вот его дочь — о, она особый случай, она шлюха тьмы, так это называли в наше время. Уничтожь. Развоплоти. Сожги. Найди способ убить, хоть она почти неуязвима, как вставший мертвец. Мы — дворяне Перелесья. Ради нашей победы. Ради безопасности нашей страны. Ради нашей свободы».
Её глаза были полны слёз — и слёзы, переливаясь через нижнее веко, стекали по лунным щекам кровавыми каплями. Я подумала: любила она эту сволочь, Эрнста. Мёртвые… ну могут, наверное, как-то исхитриться соврать, если их не допрашивать с пристрастием, но сейчас Гелира не врёт.
— За вашу, между прочим, свободу — тоже, — сказал Лангр, и судорога дёрнула его лицо, как у живого. — С Перелесьем был бы Святой Альянс, но вы же выбрали Междугорье, от которого с давних времён разит падалью и ересью…
— А ничего, что король Рандольф связался с адом⁈ — рявкнула я. — С чернокнижием, с самыми грязными чарами? С проклятиями? Что кадавров делает, да таких, что ерунда эти Дольфовы поднятые трупы…
— А что ему остаётся? — всхлипнула Гелира. — Ричард Золотой Сокол считал, что можно встретить ад с открытым забралом, и это погубило его и не спасло страну. Рандольф не делает таких ошибок. Он принял меры. Да, да, берёт на душу грех — ради страны, ради будущего.
— Ты же сама сказала мне, — еле выговорила я, — что боишься, как бы ад не поглотил твою родину…
— Боюсь! — сказала Гелира, глядя мне в лицо. В этот момент я видела её насквозь, она раскрылась до дна души. Даже не пыталась лукавить. — Из-за этого страха я и пришла сюда, на ваше побережье. Нарушила Кодекс. Рискнула душой. У меня просто не хватило сил — да у меня пропала решимость, когда я увидела… мёртвую. Не знаю, как это чувствуешь ты, живая, но я, неумершая, хо-ро-шо поняла… я сразу вспомнила… Дольфа.
— Ты его видела? — спросил Клай.
— Как он… — и Гелира запнулась. Опустила голову — и капли кровавых слёз падали в воду.
— Сломал Эрнста, — сказал Лангр, снизив тон. — Высмеивал его, унижал… Человек! Старого Князя! На всех нас, на свиту Эрнста, смотрел, как на отребье, как на холопов… даже не презирал, а так… Никто из старых вампиров не забыл.
— Мог бы позвать на службу, — еле слышно сказала Гелира. — Но не позвал. Предложил свою кровь, как милостыню кинул…
— Сманил королеву, — кивнул Лангр. — Плевок в лицо каждому из нас. Соблазнилась этой адской силой… королева с побережья, предательница…
Гады, думала я. Давайте, выговаривайтесь. Перелесские Сумерки. Как же глубоко просачивается ад, жутко подумать. До Сумерек, до вампиров, которые ради всяких человеческих дрязг напрочь забывают, кто они такие. Вот ведь даже здесь — наслаждаются. Собственной правотой, не иначе…
— Лангр, — негромко окликнул Клай. — Заткни фонтан.
Лангр резанул его взглядом:
— Мёртвый некромант, ну да. Механический труп. Красиво. Весёлым же местечком стало побережье… ты жертву принести не можешь, да, мумия? Птичек режешь? Или людишек?
— Я троих таких, как ты, отправил в ад, — так же негромко, с улыбкой в голосе, сказал Клай. — Там, на западе, где фронт. И кровь мне не понадобилась. Одним Даром.
Лангр осёкся на вдохе. Ему понадобилось некоторое время, чтобы собраться и ответить:
— Перегибаешь, мертвец. Конечно, чтобы упокоить обитателя Сумерек, нужно…
— Лангр, — в тоне Клая появилась холодная насмешка. — Я сказал не «упокоить», а «отправить в ад». Я мертвец, я мумия, я такие штуки сильно чувствую. Вас там ждут. Те, кому вы служите.
— Мы не служим аду! — закричала Гелира.
В ярости закричала, но я услышала в её голосе ещё и страх. Настоящий страх. Впервые, опять же, я увидела вампира, который настолько испуган.
— Ты хотела убить государыню — разве следуя Предопределённости? — спросил Клай.
— Она — зло! — у Гелиры голос сорвался, Лангр подхватил:
— Разве грех — упокоить движущийся труп⁈
Я дёрнулась вперёд, но Клай меня остановил. Спустился с помоста, пошёл по воде, подошёл к ним вплотную — подтянул Лангра за воротник к себе. Очень спокойно, не торопясь. И Дар сиял сквозь него тёмным пламенем — это, мне кажется, даже глазами было видно. Ореол смертного жара.
— Ну, упырь, — сказал Клай, — что ты чувствуешь? Падаль?
— Отодвинься, — попросил Лангр, снизив тон и подаваясь назад. — Сожжёшь.
— И что за беда, — хмыкнул Клай. — Небо простит. Упокоить движущийся труп — не грех. Скольких ты убил, сходя с Линии Крови? Помимо Предопределённости?
— Ты думаешь, там, на фронте, не было вампов с побережья⁈ — огрызнулся Лангр. — Думаешь, они все там разыскивали пути Предопределённости и Кодекс блюли? Да как бы не так!
— А какое мне дело до других, да и тебе тоже? — Клай отпустил рубашку вампира — и её воротник осыпался пеплом. — Перед Судьбой и Творцом каждый отвечает за себя. Они ответят на Божьем суде. А ты… тебе бы туда для начала попасть. Прислушайся к себе, если ещё можешь. Твою душу уже ждут. И какую душу… как ты её мог аду скормить, не пойму, — сказал он неожиданно грустно. — Как не почувствовал, как тебе было не страшно… не жалко…
— Это неправда! — выдохнула Гелира. В ужасе.
— Правда, — печально сказал Клай. — Ты знаешь, что это правда. Здесь вам должно быть спокойнее, чем на свободе, положа руку на сердце, да? Ведь адские гончие не могут сунуть сюда свои поганые носы.
И у вампиров изменились лица. Даже Лангр взглянул на Клая по-другому.
— Так это же ваши гончие! — сказал он, но без настоящей уверенности в голосе. — Королевы-куклы. Их на фронте полно, это так, но ведь…
— Никакой некромант не может натравить этих гончих на вампира, — сказал Клай. — Мы над ними вообще не властны. Можем отогнать, да. Но уж спустить гончих на Князя Сумерек — это самому надо быть куском ада.
— Вот именно! — закричал Лангр как-то даже радостно. — Она и есть кусок ада!
Я хотела рявкнуть, что это глупая ересь, но меня на вдохе перебила Гелира.
— Нет, — сказала она очень тихо. Её лицо было в размазанной чёрной крови — и кровавые слёзы потекли снова. — Нет, Лангр. Она подходила ко мне близко, ужас исходил от неё, как холодный свет… но гончих во Дворце не было. Ни единой адской твари.
— Ты не заметила, — так же тихо сказал Лангр.
— А что, вампир может не заметить? — усомнился Клай.
И тут меня осенила совершенно безумная идея.
Я выдернула нож из чехла в рукаве и стащила перчатку со своей несчастной клешни.
