И госпожа Солор повернула голову к знаменосцу Атейлера, бледному до синюшности. Его держали, но тут же отпустили, и он, будто загипнотизированный взглядом женщины, подошёл к ней, опустился на колени, протянул ей свой жезл. Полотнище со знаком Атейлера Аштия оборвала будто бы даже с брезгливостью. Посмотрела на тела дочерей лорда, едва дрогнув лицом, и приказала проводить госпожу Атейлер, а также всех пленных знатного происхождения в приготовленный для них транспорт. Сделала мне знак приблизиться. Я подал ей руку и помог подняться обратно в седло пластуна.
— Молодец, — обронила её светлость.
На госпожу Солор, подошедшую к нему с регалиями лорда Атейлера, Руштеф Лагрой взглянул с дикой смесью презрения и гнева. Наверное, недовольство прилипло к его лицу, и оно просто не могло выражать одобрения, радости, оживления, приятного предвкушения. Он явственно старался смотреть на Аштию свысока, будто на незначительное насекомое, но сквозь маску проступали и другие оттенки чувств. В их числе — зависть. Такая жгучая, что нельзя было не взволноваться.
Ставка расположилась в небольшом, но уютном городке роз — он так и назывался: Город роз. Здесь занимались изготовлением разнообразной парфюмерии, от духов до модных масел и дамских средств по уходу за собой. Большинство жителей трудилось в этой индустрии, либо же так или иначе обслуживало её. В городе хватало дворцов, в которых высшие чины имперской армии могли разместиться, имелись и склады продовольствия, правда, уже отчасти опустошённые.
Господин Главнокомандующий не продешевил, он устроился в самом богатом особняке города, предварительно убедившись, что особняк именно самый-самый. Аштию же, видимо, больше интересовала безопасность. Она разместила свой штаб и личные войска в крохотной по местным меркам, однако сильной крепостце в стороне от городка. Удачное расположение и по-умному возведённые стены превращали её в крепкий орешек. Если б эти стены ещё было кому защищать…
Ну, собственно, теперь как раз есть кому…
Едва остановив взгляд на её светлости, явившейся для доклада, Лагрой сразу дал понять, что похвалы Аштии ни за что не дождаться, а вот ругать её будут долго и со вкусом. И за всё, что только смогут изобрести.
— Почему не явилась сразу?
Стоило только оценить этот хамский тон и заодно вспомнить уровень знатности Дома Солор, намного более высокопоставленного, чем Лагрой, чтоб всё прекрасно понять. Даже я, чужак, был шокирован, и тут же обернулся посмотреть на реакцию госпожи. Аше даже лицом не дрогнула.
— Прошу прощения у командующего. Я распоряжаюсь размещением штаба и войск…
— Ты должна была в первую очередь явиться для доклада! Или для тебя правила не писаны?!
«Интересно, мужик, ты устав-то хоть глазком видел?.. Любопытно, что должен делать имперец, если приказ противоречит уставу?» Впрочем, я же знаю ответ. Приказ священен… Но ведь Аше в положении, ей трудно. Она и так работает больше, чем от неё требует её должность. Кем надо быть, чтоб не принять это во внимание?
— Прошу командующего простить меня. Господин Атейлер, его сыновья, а также его супруга захвачены и доставлены…
— Почему мятежников доставляли в экипаже, будто они — гости императора, а не предатели?
— Командующий, поскольку я имею дело с представителями знати…
— Они не представители знати! — рявкнул господин Лагрой. — Они — предатели, и ты должна была тащить их на аркане всю дорогу! По камням! Должен ли я понимать, что ты сочувствуешь мятежникам? Или же тут имеет место преступная расхлябанность? То, что женщинам не следует даже приближаться к военному делу, давно уже было понятно. Довольно! К делу. Где личный стяг?
Аштия забрала расшитый лоскут из рук сопровождавшего её Аджиба и сделала шаг к Главнокомандующему. Тот и не подумал протянуть руку. С полминуты он ждал чего-то, а потом лицо у него налилось кровью, глаза грозно сверкнули.
— Как подаёшь? Делай, как положено. Или ты забыла? Ну? Преклони колени.
У меня задёргалась бровь. И глаз. Женщина помедлила, прежде чем опуститься на пол залы и склонить голову, безропотно, будто так и надо. А может, действительно так и надо, и я просто ничего не понимаю? И не хочу понимать. На коленопреклонённую госпожу Солор Лагрой отреагировал первым за время моего «знакомства» с ним удовлетворением во взгляде. Но его оно совсем не красило. Удовольствие оказалось такого порядка, что мне трудно было удержать себя и не кинуться кулаком размазывать это выражение по его физиономии. Нельзя. Стой.
Руштеф очень и очень неспешно принял из рук её светлости личный стяг побеждённого Атейлера — он специально тянул время, я мог бы побиться об заклад, что всё именно так. Затем столь же неспешно он протянул руку Аджибу, держащему в руках меч лорда, да с таким видом, будто Аштия сама собой испарилась в воздухе, и тут её уже больше нет. Забрав меч, преспокойно принялся разглядывать ножны и гарду.
Госпожа Солор силилась встать, но, похоже, это было не так просто для неё на столь приличном сроке беременности. Господин Главнокомандующий и его люди не обращали на её попытки ни малейшего внимания. Сопровождающие Аштию штабисты в замешательстве переглянулись, стараясь одновременно делать это как можно незаметнее. Почему?
Да плевать мне, почему. Ярость, чувство такой мощи, которая затмевает разум и совершает убийства, толкнула меня вперёд. Я нагнулся, протянул Аштии руку, но сообразив, что этого недостаточно, подхватил её под локти и помог подняться на ноги.
— Как посмел? — накрыло меня гневное восклицание Лагроя. — Что себе позволяет этот офицер? Его вызывали?
Бешенство оказалось живучим. Когда я поднял взгляд на главу Генштаба, я почти ничего не видел. Но, собственно, зачем мне было видеть? С изысканной до издёвки вежливостью я ответил:
— Господин Главнокомандующий может, если желает, адресовать жалобу моему непосредственному начальству. — И, убедившись, что Аше нормально стоит на ногах и в моей помощи больше не нуждается, изобразил самый низкий поклон, какой только подсказала мне моя ненависть.
Та же самая ненависть слепила глаза, однако кое на что я всё-таки обратил внимание. Отрадой мне было изумление, мелькнувшее во взгляде господина Главнокомандующего и тех его офицеров, которые стояли с ним рядом. Лагрой помедлил, но, видимо, счёл меня слишком мелкой сошкой, чтоб сейчас затевать разборки с отрубанием головы и поминанием устава. Следом за ним спинами повернулись и сопровождающие главу Генштаба офицеры.
Из состояния ступора меня вывело прикосновение женской руки к плечу.
