И сила его потекла в жилы Торварда – уже не чувствуя себя человеком, забыв свое имя и свой род, он стал воплощением черной силы разрушения, той, что расправляет свои крылья над полем каждой битвы. Темная мощь, которой он был полон, разрывала его, из груди рвался крик – и слышался низкий свирепый рев, голос тысяч зимних буранов и тысяч неукротимых морских бурь. Черный дракон с белыми звездами глаз встал посреди яблоневого сада и словно раздвинул своим жестким черным телом его мягкое светлое пространство – ему здесь не хватало места.
И два дракона одновременно бросились друг на друга. Остался где-то внизу и растаял яблоневый сад, но оба они не помнили о нем, переполненные одним общим чувством – яростью и жаждой убивать. Они рвали друг друга когтями, кусали зубастыми пастями, били мощными хвостами, свиваясь в губительных объятиях, как два смерча. Красный Дракон, как истинный дух огня, выл и ревел от ярости, разбрасывая вокруг пламенеющие искры, прожигающие ткань пространства, а черный дракон, мрачный и устойчивый, как сама земля, не отступал ни на волос, нанося один за другим точные и сильные удары.
Извиваясь, едва ускользнув от когтистой лапы, чуть не перебившей ему хребет, Красный Дракон кинулся вниз. Ударившись о землю, он принял облик человека – рослого мужчины, одетого в алые шелка, с рыжими волосами, и только глаза у него остались те же, что были у белого оленя и алого дракона, – красные, пылающие.
И перед ним тоже оказался человек – Торвард сын Торбранда, конунг фьяллей. Но хотя он отлично сознавал, с кем сражается, ему не приходило в голову усомниться, что он – достойный противник даже для бога.
Увидев в руке соперника бронзовый меч с красным самоцветом на рукояти, Торвард безотчетно потянулся к ножнам – и в руку ему легла бронзовая рукоять с навершием в виде закрученных бараньих рогов, с таким же красным самоцветом.
– Ты, смертный! – с неповторимым презрением и надменностью, на которые способны только бессмертные, бросил ему Красный Король Холмов. – Да знаешь ли ты, на кого ты поднял руку? Кому ты посмел бросить вызов? Ты смешон и жалок в твоих нелепых потугах противостоять мне! Я создал эти земли, и я первым ступил на них еще в то время, когда самого твоего народа не было на свете! Вся твоя жизнь умещается в один мой вздох. Ты ничто передо мной!
– Ты уже сколько раз вздохнул, а я все еще здесь! – Восстанавливая дыхание, Торвард улыбнулся. Он снова ощутил себя собой, и к нему вернулись все его привычки. – Привет, дедуля! Если я ничто, то к чему столько разговоров! Я, знаешь ли, с комарами не разговариваю.
– Но я хочу, чтобы ты знал, как сильно меня разгневала твоя наглость! Никогда и никто еще не осмеливался присваивать мое имя, выступать в моем облике и подделывать мой меч!
Красный Король Холмов взмахнул своим клинком, сверкнувшим золотой молнией, а Торвард усмехнулся:
– Значит, я один такой догадливый! Это у меня от мамочки! Она тоже всю жизнь была изобретательна в поисках неприятностей и неутомима в борьбе с ними. И удачлива. Она сама не знала и сейчас еще не знает, откуда это в ней. Но я-то теперь знаю. Она – из рода королев и жриц круитне. Моя кровь течет от самой Великой Богини. И Клиона Белых Холмов предпочитает меня.
– Я был ее создателем, ее отцом, ее первым и единственным настоящим супругом!
– Ты похож на того чудака, который пытается выкорчевать дуб и засунуть в ту сумочку на поясе, в которой сорок лет назад принес желудь. Клиона Белых Холмов выросла и больше не нуждается в тебе и твоей власти. Она избрала меня, а значит, теперь я равен тебе! Ты – бывший бог этой земли, а я – будущий. Время течет в мою сторону, и теперь в моей руке – Каладболг, Созидающий Земли!
– Это мы еще посмотрим! – злобно бросил Красный Король Холмов – и кинулся на противника со своим мечом.
Два бронзовых клинка встретились, и по саду разлился оглушительный звон. Красный Король Холмов был сильным противником – кому вообще пришло бы в голову противостоять божеству? Но проклятье, которое Эрхина наложила на Торварда именем той же Великой Богини, работало как зеркало: отражая силу врага, оно возвращало ее. Красный Король Холмов бился все равно что сам с собой – и скоро стал изнемогать в этой борьбе.
А Торвард смеялся, отражая своим мечом посвящения удары Каладболга. Настоящий Каладболг сейчас был у него – ведь не бронза и самоцветы рождают эту силу, они лишь принимают ее, как кубок принимает вино. И сейчас вино этой силы находилось в его мече, всего год с небольшим назад изготовленном мастерами острова Туаль и врученном ему той, что тогда воплощала для него Богиню. Она, Эрхина, плененная его яростной любовью к жизни, призвала на него столько сил, что впоследствии они позволили Торварду одержать верх даже над самой Эрхиной.
– Не уступи, Черный Дракон! – звучал в его мыслях женский голос. – Защити меня, дай мне новую жизнь, и я дам тебе мое благословение!
Торвард не видел говорившей, но в самом ее голосе была заключена вся красота и прелесть женской, животворящей половины вселенной. Он любил ее всю свою жизнь, любил в лице каждой женщины, от прекрасной и неземной фрии Эрхины до смешливой Альвы, дочки рыбака Гилли. Каждую он принимал не только в свои объятия, но и в свою душу, каждую стремился порадовать и отблагодарить за ту радость, которую она давала ему. Он не перестал любить ее даже тогда, когда, казалось, проклятье должно было разлучить его навек и со всякой любовью, и с самой жизнью. Но кровь богини была в нем, она шептала, не имея сил говорить, и Торвард хранил искру этой любви во мраке своей души, когда метался, как волк, пытаясь выгрызть из себя боль, как стрелу из бока.
Не думая, что делает, двигаясь безотчетно и стремительно, как сам Тюр, бог воинов, он наконец изловчился и вонзил острие своего меча в грудь Боадага.
Красный Король Холмов покачнулся. Торвард выдернул меч. Алая кровь потекла по красному шелку, и каждая ее капля, падая в зеленую траву, искрилась, как самоцвет.
– Ты стал мной – во мне ты убиваешь себя! – проговорил Красный Король Холмов, и взгляд его алых глаз уже не выражал ничего, постепенно затухая.
Торвард вздрогнул – внезапно мысли его прояснились, и он со всей четкостью осознал, что происходит. Здесь, на грани миров, он действительно убивал себя – того себя, которого ненавидел, того, который был порожден проклятьем Эрхины. Убивая старого бога, он становился новым богом, то есть занимал место убитого – и снова убивал себя.
Но иначе нельзя. Так поступают боги, и в этом за ними следует каждый, желающий стать истинным собой.
И он с широким размахом ударил Красного Короля Холмов бронзовым клинком. Голова слетела на траву, глаза вспыхнули в последний раз и закрылись.
