Некоторое время ступени были абсолютно пусты, уже в который раз внушая девчонкам надежду, что сотрудники наконец разошлись по домам и здание опустело. Громадная дубовая дверь снова распахнулась. Девчонки издали дружный стон и почти с ненавистью уставились на сбегающую со ступеней компанию женщин – молодых и постарше. А те, как назло, остановились у самого входа и принялись что-то обсуждать, оживленно жестикулируя.
– Может, молнией по ним долбануть? – кровожадно предложила Танька, воображая, как трескучий разряд шарахает прямо посредине тесного кружка не наболтавшихся за рабочий день женщин – и те с визгом разбегаются. Дубовая дверь хлопнула снова…
– Гляди! – Ирка пихнула подругу локтем.
Появившаяся на верхней ступеньке женщина была одна и выглядела солидно – строгое пальто, портфель в руках. При виде ее судачившие внизу сотрудницы торопливо снялись с места и двинулись в сторону трамвайной остановки. А дама с портфелем набила на кнопках замка код. Послышался короткий пикающий сигнал.
– На сигнализацию ставит, – с облегчением выдохнула Танька.
Женщина сошла по ступенькам и направилась к расположенной у самой стены музея широкой гранитной площадке. Ярко сияя во тьме раннего ноябрьского вечера, установленные по периметру небольшие круглые лампы-прожектора освещали неподвижные каменные фигуры. Начальница обошла площадку, успокоенно кивнула и, помахивая портфелем, удалилась.
– Ну наконец-то! – подруги дружно спрыгнули с низенькой чугунной ограды на другой стороне проспекта, откуда они наблюдали за входом в музей. Перебежали через дорогу и ворвались прямо на площадку, очутившись между невысокими, примерно в их рост, но кряжистыми каменными изваяниями.
Грохот тянувшегося совсем рядом, всего в двух шагах, шумного, заполненного машинами центрального проспекта, казалось, моментально отдалился, стал едва слышен. Древние хранители курганов стояли в тишине. Свет современных прожекторов высвечивал гладко обтесанные, лишенные черт лица, грубо высеченные в камне груди и покойно сложенные на округлых животах руки. Столетия и непогода разрушили камень и практически стерли отличия, но от фигур по-прежнему веяло тяжеловесной основательностью и грозным спокойствием. Девчонки зачарованно пошли по вьющейся между скульптурами дорожке.
– Прав был подполковник, тут не только бабы, но и мужики есть, – пробормотала Ирка, останавливаясь у выделяющейся светлым камнем статуи. У нее единственной лицо не было «слепым», а фигура – округло-крутобокой. Там, где положено быть физиономии, удавалось разглядеть выступающие надбровные дуги, полоску носа и даже намек на усы. У пояса проступали контуры короткого меча, а пониже древний скульптор любовно и старательно вырезал то, что не позволяло усомниться – это статуя мужчины.
– Она самая древняя здесь, еще скифская, ей наверняка больше двух тысяч лет! – мельком глянув на заинтересовавшую Ирку «бабу мужского пола», бросила Танька. – А Вовкулака говорил про половецкие, они моложе, всего восемьсот, – она огляделась, покачала головой, сразу забраковав изъеденную ветрами «бабу» без головы и другую, наоборот, без нижней части туловища. Наконец, поколебавшись, направилась к установленной в центре площадки и казавшейся самой целой скульптуре.
– Ну и как ты собираешься с ними договариваться? – с сомнением в голосе протянула Ирка. – Когда они молчат… как каменные.
– В одном сборнике легенд… – рассеянно начала Танька, вытаскивая из рюкзака реквизированный в машине Ментовского Вовкулаки чехол с сиденья и расстилая его у подножья статуи, – казак по степи ехал, на кургане заночевал и с караулящей его бабой одеялом поделился…
– А статуи тут при чем? – перебила Ирка.
– То есть как это – при чем? – опешила Танька.
– Ну, казак со своей бабой, которая его караулила – чтоб не сбег, наверное, – одеялом поделился. Нормально, еще бы он женщину на голой земле спать оставил. А статуя при чем?
– С каменной, каменной бабой он одеялом поделился! Которая курган караулила! – вскричала Танька. – А та возьми и оживи!
– И у казака сразу инфаркт, – представив себе эту сцену, пробормотала Ирка, опасливо поглядывая на выстроившиеся вокруг каменные фигуры.
– Тогда народ крепкий был, никаких инфарктов, – отрезала Танька. – Баба ему всякие вопросы задавала, он отвечал, к утру снова окаменела, а он себе дальше поехал!
– Это что за вариант «Каменного гостя» для детей дошкольного возраста? Дон Жуан тебе кланялся… Нам не надо, чтоб нам вопросы задавали, – пробормотала Ирка. – Нам бы самим поспрашивать.
Танька в ответ лишь пожала плечами. Плавно повела ладонью, бормоча под нос слова заклятья. Подсвечивающие каменные скульптуры прожектора притухли до блеклых огоньков. Площадка погрузилась во мрак, в котором было уже не разглядеть девчонку, с кряхтением умащивающуюся на расстеленном на земле автомобильном чехле. Второй Танька накинула на себя, краем старательно укутав каменное подножье статуи.
– Теперь надо уснуть, – решительно объявила ведьмочка.
– Ну-ну, – кивнула Ирка.
Танька замерла, плотно закрыв глаза. Несмотря на предыдущую бессонную ночь, сон не шел. Земля оказалась не только невыносимо твердой, но вдобавок и неровной, и каждый комок безжалостно впивался в бока. Не прошло и пары минут, как ребра начали нестерпимо болеть. Танька заворочалась, отыскивая положение поудобнее. Чехол под ней сбился, стало только хуже. Девчонка села, тщательно расправила ткань и заодно стянула надавившие за день кроссовки. Легла снова. Земля опять впилась в бока, а ноги начали немилосердно мерзнуть. Тянущийся от камня холод прохватывал тело насквозь.
Танька вздохнула. Ладно, сейчас попросит Ирку усыпить… Только сперва… пусть Ирка ругается как хочет, но если она сейчас не узнает, как там здухач – с ума сойдет! Девочка крепко зажмурилась, представляя себе фотографию Богдана на экране ноутбука… Богдан! Танька тихонько всхлипнула, из-под закрытых век скатилась слеза. Удастся ли ей еще когда-нибудь его увидеть? Мало того, что душа у Богдана не на месте, так теперь и тело пропало, и неизвестно, найдет ли его Вовкулака? Перед зажмуренными глазами ведьмочки мелькнули белые клочья облаков и купол потемневшего неба…
Она провалилась в пахнущий кровью, огнем и железом кошмар.
* * *
…Здухач со свистом ворвался внутрь темного меча. Торжествующий Костей захохотал, гремя костями и вздымая над головой меч, заключивший в себе душу воина сновидений. Но тут же демонический смех осекся, Костей потерянно уронил челюсть на грудь.
Темный клинок искрил, как бенгальский огонь, рассыпая вокруг серебряные искры. Испуганная Моровица взвилась на дыбы. Едва не грянувшийся из седла Костей судорожно вцепился в узду.
