– Если ты еще раз отправишь невинных людей в пыточную, Кудеяр, я заставлю пытать тебя самого. Где они сейчас?
– В подземелье. С ними хорошо обращаются и…
Глеб поднялся из-за стола:
– Веди меня к ним. Да, и пошли кого-нибудь за хорошим лекарем. Он может им понадобиться.
* * *
Миновав темный коридор подземелья, Глеб в сопровождении советника Кудеяра и четырех ратников вошел в молодеческую охоронцев. Охоронцы тут же вскочили с лавок и встали навытяжку. Огромный чернявый мужик в кожаном фартуке тоже нехотя поднялся со скамьи.
Глеб взглянул на него и сухо осведомился:
– Кто ты?
– Дознаватель Скряба, – ответил тот.
Первоход сурово оглядел его грузную фигуру, на мгновение остановил взгляд на заляпанном кровью фартуке, снова уставился бугаю в лицо и осведомился:
– Это ты мучил двух странников?
– Я. – Бугай развязно усмехнулся. – Люблю усердствовать на княжьей службе.
Глеб повернулся к старшему охоронцу и коротко приказал:
– В кандалы ката.
Затем отодвинул бугая в сторону плечом и вышел из комнаты.
– Как же это! – возмущенно и испуганно запричитал у него за спиной кат-дознаватель. – За что ж это, а! Ведь я не по злу, а по твоему приказу!
Глеб, не слушая его воплей, широко и стремительно шагал по темному кирпичному коридору, тускло освещенному пламенем смоляных факелов.
– Зря ты так, Первоход, – едва поспевая за ним, проговорил Кудеяр. – Дознаватель всего лишь делал свою работу. За что его в кандалы?
– За излишнее усердие, – сухо обронил Глеб, останавливаясь перед дубовой дверью. – Здесь?
– Да.
Глеб отодвинул засов и шагнул внутрь.
Остановившись перед клеткой, Глеб сам отомкнул замок и распахнул зарешеченную дверцу.
– Выходите, ребята!
Внутри кто-то завозился и тихонько выругался. Затем пробасил:
– Опять на пытки? Велес на вас отыграется, упыри. Всех на части покромсает, если я сам раньше не доберусь.
Голос показался Глебу знакомым. Прошло несколько секунд, и два человека в изорванных, грязных, забрызганных кровью одеждах вышли из клетки на свет. Глеб изумленно на них уставился, не поверив своим глазам.
– Рамон! – воскликнул он. – Хлопуша! Вы ли это?
Глеб кинулся к ним и обнял сразу обоих, но толстяк вскрикнул от боли, а Рамон яростно зашипел. Глеб поспешно отпрянул от них. Рамон был бледен, на его левом плече, сквозь болтающиеся лохмотья рукава, виднелись свежие багровые шрамы. Хлопуша, морщась от боли, пригладил пальцами ушибленную катом грудь, на которой чернел огромный синяк.
Похоже, они не сразу сообразили, кто перед ними стоит. А сообразив, удивленно вскинули брови и проговорили почти хором:
– Первоход?
– Да, это я! Проходите к скамье! Эй, охоронец! – окликнул он одного из сопровождающих. – Постели на скамью что-нибудь мягкое.
– Где ж его взять, мягкое-то?
– Плащ свой расстели, болван!
Охоронец поспешно стянул плащ, сложил его вдвое и расстелил на скамье, однако Рамон, усмехнувшись разбитыми губами, сказал:
– Если ты пришел увести нас отсюда, уводи скорее.
– Нет у нас охоты тут рассиживаться, – подтвердил Хлопуша. – Хоть устели весь пол персидскими коврами.
– Вы правы, – немедленно согласился Глеб. Он снял свой плащ и набросил его на плечи Хлопуше. Затем взял со скамьи плащ охоронца и осторожно укутал им Рамона. – Идемте!
В светлой, чистой горнице после пары кружек хмельного сбитня Хлопушу и Рамона слегка разморило. Они сидели на укрытой коврами скамье, чисто умытые, причесанные и одетые в богатые ферязи. Черные кудрявые волосы Рамона рассыпались по его узким плечам. Бородка была аккуратно подстрижена и подбрита, а в смуглом левом ухе поблескивала золотая серьга.
Хлопуша тоже подстриг свою реденькую русую бороденку. На его толстых щеках играл румянец. И от всей медвежьей фигуры верзилы веяло таким несокрушимым здоровьем, словно он заявился сюда не из пыточного дома, а из пиршественного зала.
– Пришло время объясниться, Первоход, – первым заговорил Рамон. – Нет сомнений, что ты теперь здесь какой-то начальник.
– Да уж, – подтвердил Хлопуша. – По всему видать – важная шишка.
– Кто же ты теперь, Глеб? И что делаешь в княжьем тереме?
Глеб слегка смутился:
– Видите ли, друзья… Дело в том, что я теперь командую этими идиотами.
– Командуешь? – Толмач нахмурился. – Что это значит? Тебя сделали сотником?
Глеб хмыкнул:
– Бери выше. Я теперь первый советник княгини, и все, кого вы видели в тереме – от боярина до последнего холопа, – подчиняются мне.
Рамон недоверчиво посмотрел на Глеба и тихо пробормотал что-то по-итальянски. А Хлопуша присвистнул:
– Высоко ты взлетел, Первоход! Выходит, то, что с нами сделал кат, это все по твоему приказу?
Глеб повернул голову к двери и раздраженно рявкнул:
– Где же ества?
– Уже несем, господин! – отозвался покорный голос.
Почти тотчас же двери распахнулись, и осанистый кравчий собственноручно внес в горницу два серебряных блюда, на одном из которых красовался огромный зажаристый гусь, а на другом – румяные горячие блины с тешкой. Вбежавший следом мальчишка-холоп поставил на стол кувшин с византийским вином и плошку с горячим чесночным соусом.
Низко поклонившись, кравчий и мальчишка удалились.
– Ну вот, – с улыбкой сказал Глеб. – Теперь вы можете как следует подкрепиться.
Рамон с Хлопушей, однако, не шелохнулись. Они по-прежнему смотрели на Глеба, будто на столе не было еды и вина.
– Что же вы! – поторопил их Глеб. – Налетайте! Хлопуша, ты как-то сказал, что сможешь съесть большого гуся за один присест. Покажи, на что ты способен!
Хлопуша ухмыльнулся и сказал:
– Я был жутко голоден, пока ехал в Хлынь, и готов был слопать целого барана. Но после всего, что произошло, мне кусок в горло не лезет.
Глеб нахмурился и перевел взгляд на Рамона.
– Толмач, ты ведь любишь блины. Когда-то ты грозился накопить денег и открыть в Хлынь-граде собственную «Блинную».
– Благодарю тебя, Первоход, но я не голоден, – вежливо ответил Рамон.
Глеб нахмурился еще сильнее.
– Что ж… – проговорил он. – Тогда отложим трапезу на потом и продолжим разговор. Я знаю, что по дороге в город вы повстречали в лесу каких-то лютых тварей. Расскажите мне об этом подробнее.
– Мы уже рассказывали это твоим дознавателям, – грубовато доложил Хлопуша.
– А теперь повторите это мне, – спокойно сказал Глеб. – И не упускайте ни одной мелочи.
Рамон и Хлопуша переглянулись.
– А Первоход и впрямь стал крут, – ухмыльнувшись, заметил Хлопуша.
– Да, – согласился с ним Рамон. – И дознаватели у него – что надо.
