Шейн…
Она никогда больше не увидит своего маленького Шейна.
Дальше Карине уже не размышляла. Она делала все автоматически: пошла в ванную, открыла аптечку, где, как она знала, Абель хранил свое снотворное.
У Абеля пошаливали нервы, потому что Господь не дал ему способности говорить на чужом языке. И его по ночам мучила бессонница. Криста не сказала ему, что это просто высокомерие. Почему именно он не должен говорить на чужом языке, чем он лучше других?
Пузырек с таблетками стоял на месте. Карине, не задумываясь о последствиях своего поступка, положила в рот целую пригоршню таблеток и запила водой из-под крана.
После этого она вернулась в свою комнату и легла. Она никогда уже не погладит свою собаку, никогда не расскажет своему песику, как она любит его.
Шейна, ее последней спасительной соломинки в этом жестоком мире, больше не было в живых.
Это было последней каплей в чаше горечи и несчастий Карине. Она не могла этого пережить.
***
Ионатан очнулся на опушке леса. Сев, он увидел перед собой колосящееся поле пшеницы. Вдали виднелась деревушка с красными черепичными крышами.
«Германия, – подумал он. – Типично немецкая картина. Но как я попал сюда?»
И тут он вспомнил, где он до этого был. Разве он уже не…
Да, каким-то дьявольским образом он снова очутился поблизости от этого проклятого имения!
Неужели ему придется вернуться туда, на эту жуткую ферму, производящую совершенный, нордический тип людей?
Ему чуть не стало дурно.
– Я вижу, тебе это не нравится, – констатировал смеющийся голос сзади него. Он повернулся.
– Ганд… – улыбнулся он в ответ. – Спасибо за помощь! Я совершенно не понимаю, как я попал сюда и почему ты привел меня именно на это место, но я очень рад снова видеть тебя. Я был болен? Я был без сознания?
– Слишком много вопросов сразу, – засмеялся фантастически прекрасный юноша. – Но я попытаюсь ответить на них. Я усыпил тебя, чтобы ты не увидел того, что происходит, и я переправил тебя сюда вовсе не потому, что хочу бросить тебя здесь, а потому, что ты сам хотел попасть сюда.
– Я? Хотел? Что-то я в этом сомневаюсь!
– Во всяком случае, ты бормотал что-то о девушке, которой пришлось туго, которую прогнали с фабрики Лебенсборн, потому что она не справилась со своим заданием. Поэтому наше возвращение домой несколько осложнилось, но, поскольку ты человек добросердечный, я решил заглянуть сюда.
– Я уже больше не добросердечный, – сурово произнес Ионатан. – Я стал холодным и жестоким после того, как они убили моего лучшего друга.
– Руне мог быть куда более жестоким, чем ты думаешь, – серьезно ответил Ганд. – И твой душевный холод не так глубок, как ты думаешь. Но пока ты здесь отдыхал, я отправился на поиски той девушки, которую они выставили, и нашел ее. Она живет в ближайшем городке, и ей приходится туго. Ее семья тоже отвернулась от нее, когда она вернулась из Лебенсборна как ни к чему не пригодная.
– Хорошо, что ты нашел ее, – сказал Ионатан. – И что ты сделал с ней?
– А это уж тебе решать. Теперь ты отвечаешь за нее.
– Но я же… – растерянно начал Ионатан, никак не ожидавший такого поворота дела. – Но сначала я должен встретить ее. Ведь я даже толком не знаю, как она выглядит, я видел ее лишь мельком в ту ночь.
– Но ведь образ ее прочно осел в твоих воспоминаниях!
– Очевидно, так. Да, я много раз думал о ней. Я настолько возненавидел ту, вторую, которая появилась на следующую ночь, что стал хорошо относиться к первой.
– Хорошо, в таком случае мы навестим ее. Начинать придется тебе самому, так что будь добр!
Дойдя до ближайшего городка, Ганд покинул его, решив переждать в каком-нибудь укромном месте, чтобы не привлекать к себе внимания. Он только показал Ионатану дом, в котором она жила.
Трясущейся рукой Ионатан постучал в маленькую дверь чердачной комнаты.
Они с Гандом заранее обсудили имеющиеся у них возможности.
«Если ты решишь взять ее с собой в Норвегию, у нас будут большие трудности, – сказал Ганд. – В противном же случае наше возвращение домой будет очень простым. Но пусть решает твое сердце».
Дверь приоткрылась, оставаясь на цепочке. Показалось девичье личико.
– Прошу прощения, – начал было Ионатан, но дверь тут же снова захлопнулась.
Он продолжал растерянно стоять, не зная, что ему делать. Уйти ему или снова постучать?
Он так ничего и не придумал, когда девушка, приняв решение, убрала цепочку и открыла дверь.
– Входи, – лихорадочно прошептала она и почти втащила его в комнату.
Они уставились друг на друга, стоя в тесной, убого обставленной каморке. При дневном свете она выглядела иначе, она уже не казалась дурнушкой, хотя ничего особенного из себя не представляла. Волосы у нее были такого цвета, какой требовался в Лебенсборне, во всем же остальном она ничем не привлекала к себе внимания.
– Я… я… – пытался что-то сказать по-немецки Ионатан, но у него ничего не получалось. Наконец, ему удалось собраться с мыслями. – Я так беспокоился за тебя, я так боялся, что с тобой что-то случилось.
Его приход совершенно сбил ее с толку.
– Значит, ты… – начала она, сделав неопределенное движение рукой.
– Что я?.. Что ты хотела сказать?
– Что ты… жалеешь об этом?.. Но я уже больше не обязана…
– Нет, нет, – испуганно произнес он. – Ты совершенно неправильно поняла меня. Я почувствовал симпатию к тебе в ту жуткую ночь и считаю себя виноватым в том, что тебя выставили вон. Мне хотелось убедиться в том, что у тебя все в порядке. Ведь они могли жестоко обойтись с тобой.
В ее наивных глазах сверкнула искорка жестокости.
– Фюрер никогда не ошибается, – сказала она. – Меня выгнали потому, что я была недостойна служить ему.
«Господи, – подумал Ионатан. – Какие они все фанатики!»
Теперь он знал, что ему делать. Было бы просто безумием брать эту девушку с собой в Норвегию, где все так ненавидели оккупантов. И он знал, что никогда не будет испытывать к этой девушке каких-то особых чувств, кроме сострадания и слабой симпатии. Это была девушка не его типа, и с ее отношением к нацизму им не о чем говорить.
Но он совсем не жалел о том, что навестил ее. Он был благодарен Ганду за то, что тот доставил его сюда, он понимал, что со стороны Ганда это было проявлением внимания, потому что он говорил о ней во сне или в забытьи, в которое его погрузил Ганд. Его и в самом деле тревожила судьба девушки.
– Послушай, – решительно произнес он. – Я вижу, что ты живешь не слишком богато. Я бы охотно помог тебе материально, если бы ты позволила. Но у меня с собой нет денег…
Что за нелепость! Он не видел денег с тех самых пор, как покинул Норвегию. И к тому же он выглядел теперь как последний оборванец, как настоящее огородное пугало!
