В это время пленников подняли на ноги и заковали их в цепи. Рядом стояла девушка Флип и во все глаза смотрела на графиню Крэк. Крэк повернулась к Мэдисону.
– Только что вспомнила: через два дня после официального сообщения в газетах о твоей смерти, я прочитала еще одну статью, в которой тоже упоминалось твое имя, Ваша мать.
– Моя мать? – спросил Мэдисон, внезапно испугавшись. – Она умерла от горя, когда узнала о моей гибели?
– Нет, – ответила графиня Крэк. – Она вышла замуж, и, судя по свадебным фотографиям в газетах, брак должен быть счастливым.
– О, боже! – простонал Мэдисон и начал оседать на пол.
Флип, несмотря на то, что на нее уже надели наручники, успела подхватить его тело на лету и не дать ему упасть. Присев, она положила его голову к себе на колени.
– Что с ним такое? – спросила графиня Крэк у Хеллера. – Я только что сообщила ему, что он может не судить себя за то, что разбил сердце своей матери собственной внезапной кончиной. Я думала порадовать беднягу!
Флип поцеловала Мэдисона – вздрогнув, он открыл глаза и взглянул на нее; Флип снова поцеловала его в губы.
– Я поймала тебя, – сообщила ему Флип, и в глазах ее промелькнуло какое-то хищное выражение.
– О, боже, – снова простонал Мэдисон, – куда девается мой гений?
Снаружи завывал холодный ветер пустыни, врываясь в окна пустых дворцов, поднимая целые вихри пыли, кружащейся в свете фонарей, установленных на временной базе армии.
Войска повстанцев и морские пехотинцы патрулировали темные бульвары Графиня «рэк проводила Хеллера вниз по широкой лестнице ведущей в соседний парк За ними следовал отряд морских пехотинцев Флота, сопровождавший колонну пленных во главе с Мэдисоном
По лестнице сбежал директор новой телевизионной бригады и принялся обнимать Хеллера Потом он сказал
– Корона, ваша светлость, сэр Пожалуйста, не сердитесь на телевидение -
Оглянувшись через плечо, он заметил Мэдисона – Этот тупоголовый идиот перебивал канал телевидения в Городе Радости, и его засек наш редактор Такого больше никогда не случится
Мэдисон уже успевший сделать несколько шагов, едва снова не грохнулся в обморок, если бы Флип и один из пехотинцев не поймали бы его за сковывавшую его цепь
– С каких это пор телевидение стало таким заботливым7 – спросил Хеллер – Ну, сэр, вы же теперь фигура общественной значимости
– Вот и отлично, – с сарказмом в голосе проговорил Хеллер – Теперь мне все ясно. Ступайте назад и передохните немного
– О, спасибо большое – поблагодарил директор съемочной группы – Но один из моих людей заметил, как несколько минут назад неподалеку приземлился аэровагон со знаками Королевской тюрьмы, и из него вышел лорд Терн Я подумал, может быть, это имеет отношение к вашему пленнику Солтену Грису Мне нужно снять репортаж Горячие новости
– Я убью Мэдисона, – пообещал себе Хеллер
– О, отлично! – обрадовался директор, – Вы собираетесь казнить его прямо здесь, в парке, или…
– Заткнись! – прикрикнул на него Хеллер, – Я выразился фигурально Все эти твои разговорчики о "фигуре общественной значимости", "горячих новостях" и "репортажах"! Вы никогда и не слышали таких слов, пока здесь не появился этот () Мэдисон1 Теперь вы выражаетесь, как телевизионщики из какого-нибудь АБВ
– Но публика имеет право знать! – возразил директор.
– Право знать! – передразнил его Хеллер. – Все, закончим на этом Вы НЕ БУДЕТЕ снимать мою встречу с лордом Терном она будет носить очень личный характер Но я могу изложить вам суть разговора позже
– Что? – спросил в растерянности директор
– Я прослежу чтобы Королевский Цензор получил полномочия расстреливать непослушных директоров. Убирайтесь отсюда!
– Корона, ваша светлость сэр, – взмолился директор. – Вы же не собираетесь вводить политику фашистских репрессий для подавления данным нам от бога права свободы прессы и слова.
Хеллер вдруг остановился, и Мэдисон, шедший позади, едва не налетел на него
– Мэдисон, – сказал ему Хеллер, – если я раньше и испытывал к тебе некоторую жалость, то теперь она полностью испарилась. Как только я, против своей воли, сделался "фигурой общественной значимости", я чувствую себя каким-то призраком, вызванным тобой Духом
– Значит вы все-таки собираетесь казнить его в парке, – решил подслушивающий Директор
– Нет, – бросил ему на ходу Хеллер – Весьма заманчиво, но все же нет. Знаете, Директор, вот этот парень по имени Мэдисон, который все время стонет, рассказал вам еще не все.
– Правда? – заинтересовался директор .
– Да. Есть еще такая вещь, как "вторжение в личную жизнь".
– Ох, – сказал подавленный этим сообщением директор.
– Да, – подтвердил Хеллер – И можешь сказать своим ребятам и всем остальным, кто захочет тебя послушать, что если вы только попытаетесь вторгнуться в мою личную жизнь со своими камерами и репортажами, я выужу у вас в судебном порядке миллиард кредиток.
– Великий боже!
– Боюсь, Мэдисон вам так и не успел рассказать об этом, так вот, я восполняю недостаток вашего образования.
– Но что же это все-таки такое – "вторжение в личную жизнь"?
– "Личная жизнь" – это значит, – объяснил Хеллер, – все, что я говорю, независимо от того, когда и кому я это говорю.
– Великий боже!
– Точно! – сказал Хеллер. – А теперь, когда ты выяснил, что означает это слово, ты можешь просветить своего босса и коллег-директоров.
– О, обязательно1 – испуганно вскричал директор.
– Хорошо, – сказал Хеллер. – А теперь, так как это может остановить восстания, и только по этой причине, а не по какой-нибудь другой, вы можете взять свои камеры и своих людей и "сделать репортаж" о суде над Солтеном Грисом.
– О! ДА, ваша светлость! – обрадованно завопил директор, причем в голосе его слышалось неприкрытое обожание и преданность. – С вашего позволения, ваша светлость, сэр! – И он вприпрыжку убежал прочь.
Хеллер повернулся к Мэдисону и сказал по-английски:
– Иди вперед, ты, (…)!
Лорд Терн сидел на дуле перевернутой бластерной пушки Аппарата. Аэровагон с надписью "Королевская тюрьма" был припаркован неподалеку. Какой-то армейский механик установил у своих ног полевой электрообогреватель и грел руки в красноватом свете спиралей.
– Джеттеро мой мальчик! – проговорил лорд Терн, когда к нему подошел Хеллер.
Поднявшись, он крепко пожал ему руку.
– Мне очень жаль, ваша светлость, – сказал ему Хеллер, – что пришлось вас побеспокоить и просить об этом одолжении. Боюсь, я, сам того не желая, причинил вам много неудобств.
