При помощи одного единственного прыжка Мериад оказался возле Вильэнары.
Колдунья мгновенно среагировала на появление грозного противника. Отбросив собаку в сторону, она поднялась навстречу опасности, зашептав заклинание, подняла руки к небу, будто концентрируя энергию в сложенных вместе ладонях, но вдруг покачнулась и, побледнев, прислонилась спиной к дереву. На лице — ни кровинки, в глазах — страх.
Еще одно мгновение — и лицо ее почернело, а ноги подкосились. Колдунья сползла по стволу, судорожно цепляясь пальцами за кору.
Стелла испуганно перевела взгляд на Мериада — он стоял на прежнем месте, глаза необычайно расширены, взгляд сфокусирован на Вильэнаре. Наконец он сделал шаг — и начал меняться. Очертания стали зыбкими, расплывчатыми — и вот вместо лошади перед принцессой было рогатое когтистое чудовище с перепончатыми крыльями.
Вся мощь природного оружия разом обрушилась на Вильэнару, разрывая и терзая ее плоть. Удары были молниеносны и безжалостны; колдунья пыталась обороняться, но все, что она могла, это пытаться скрыться от своего преследователя в паутине колдовства.
Окровавленная Вильэнара появлялась то там, то здесь, все дальше от Стеллы, но смертоносная тень следовала за ней по пятам. Принцессе казалось, что это существо (да, мысленно она называла его существом, по-другому язык не поворачивался), упивается охотой и специально медлит с последним ударом.
Вот они снова оказались рядом: она, вся в крови, с перекошенным от боли и страха лицом, наверное, впервые ощущавшая свое бессилие, впервые ставшая жертвой, и он, припавший к земле для прыжка.
Стелле стало дурно от солоноватого запаха крови, она зажмурилась.
Послышался глухой удар и тихий треск. Девушка поняла, что все кончено.
Ей было страшно, страшно и противно до рвоты — всех предупреждают о гневе бога смерти, но никто никогда не видел, как это бывает.
— Стелла? — Очевидно, она выглядела так, что невольно вызвала его беспокойство. Сейчас подойдет, спросит, в чем дело… Нет, если он, вернее, то, во что он превратился, подойдет ко мне, она ничего не услышит, окаменеет от страха, в голове будет стоять треск ломающихся костей.
Девушка зажала уши руками и опустилась на землю. Она открыла глаза, но старалась не смотреть туда, где лежало окровавленные останки колдуньи.
Легкое движение ветерка — его крылья? Стелла зажмурилась.
— Не бойся, уж тебя-то я не трону. — Очередная попытка успокоить ее.
— Она мертва? — дрожащим голосом спросила девушка.
— Если бы! Через пару дней отец оживит ее.
— Тогда зачем было…
— Затем. Думаешь, она не заслужила? С удовольствием проделал бы это еще много раз. Да, с удовольствием, можешь не кривиться. Ну же, вставай, не так уж все страшно! Вставай, у меня есть для тебя работа. Видишь всякий сброд на дороге толпу? Будь любезна, избавь меня от них.
Стелла осмелилась взглянуть на него — никакого чудовища не было, Мериад снова принял лошадиное обличие. На шкуре — ни кровинки.
— Ну, что расселась? Вставай!
Жеребец направился к дороге, возле которой в нерешительности переглядывались трое ашелдонцев.
— Ну, ты как? — Он остановился и обернулся к ней. — Собираешься что-то делать? — Видя, что девушка не понимает, Мериад пояснил: — Растечешься по земле или все-таки сделаешь пару шагов? Учти, я долго ждать не буду.
Принцесса встала и нетвердой походкой пошла к нему. Постепенно к ней возвращалось былое самообладание, хотя, когда она забиралась на блестящую спину, ей на мгновение стало не по себе.
— Ну вот, пришла в себя, наконец-то! — хмыкнул бог. — Ладно, так и быть, я тебе помогу, бьюсь об заклад, у тебя сейчас руки дрожат.
Убедившись, что она крепко держится, конь с места сорвался в карьер и, будто ножом, рассек группку ашелдонцев. Двое бросились наутек, третий выхватил кривой нож, но Стелла быстро реабилитировалась за проявленную слабость.
— Какой тебе больше нравится? — Мериад резко развернулся и замер. Принцесса невольно поймала себя на мысли, что сейчас он похож на гончую: мышцы напряжены, чуть осел на задние ноги, внутри — будто сжатая пружина.
Не дождавшись ответа, Мериад выбрал жертву сам. Пружина разомкнулась.
Он по очереди настиг обоих ашелдонцев и, немного поиграв с ними в кошки-мышки, позволил Стелле завершить дело.
— Жестокие же у Вас забавы! — вздохнула девушка, убирая меч в ножны.
— Каждый развлекается по-своему. Ты, например, любишь кружить людям головы — тоже не безобидное занятие. — Он шагом возвращался к ручью.
Стелла промолчала. Ей, конечно, хотелось спросить, как часто он так развлекается, но она боялась.
И тут принцесса натянула поводья.
— Это еще что за фокусы? — взмыв на дыбы, недовольно спросил Мериад. — Вильэнара ожила? Если нет, ты у меня получишь!
— Посмотрите: там, у ручья, — прошептала девушка.
Мериад повернул голову и буркнул:
— Чтобы ты в последний раз дергала меня по пустякам!
По берегу ручья ехал босоногий мальчик в красном колпачке; на крупе серого в яблоках коня покачивался бочонок с водой. Всадник весело барабанил по бокам лошади и щедро поливал траву из деревянного ковша. Встретившись глазами с принцессой, он лукаво улыбнулся, она не смогла удержаться от ответной улыбки.
— Какой он милый!
— Спорное утверждение. Впрочем, Дотсеро всегда мил.
— Вы его знаете?
Вместо ответа — фырканье.
— Кажется, я уже видела его… Да, на Исте!
— Раз видела, то иди, поздоровайся. Ты ведь хочешь с ним поговорить?
— А можно?
— Можно. Даже нужно. Слезай, ты мне надоела!
Принцесса соскользнула на землю, но подойти к мальчику не решалась.
— А Дотсеро — это кто?
— Внук Ильгрессы. Он у нас любитель природы, — усмехнулся бог, — заботиться обо всех растениях и зверушках. Дотсеро совершенно безобиден, так что иди. Пусть и у него заболит голова от твоей болтовни.
Пропустив последнее замечание мимо ушей, девушка удивленно спросила:
— Разве у Ильгрессы есть дети?
— Уж внук точно есть, значит, и дети имеются. Кое-кого ты даже знаешь.
Дотсеро поравнялся с ними и снял колпачок.
— Здравствуйте! Бабушка ждет вас. — У него был звонкий детский голос.
— Ну, здравствуй. Опять шляешься там, где могут увидеть люди? Смотри, бабушка надерет тебе уши!
— А меня никто не видит.
— И на Исте тоже? Я знаю, по крайней мере, двоих, кто лицезрел тебя во всей красе.
— Им можно, — улыбнулся Дотсеро. — Не сердитесь, Вы же на самом деле не сердитесь, только делаете вид.
— Ладно, умник, что еще скажешь?
