– В исторических хрониках совершенно истинно отмечено, что древнее царство Мориа потихоньку гибнет, – я подозрительно уставилась на густую жидкость, плескавшуюся в извлеченной из шкафа тяжелой стеклянной бутыли. – Как думаешь, это пьют или этим травят крыс?.. Гроин, сын Фарина, производит впечатление симпатичного и умудренного жизнью старикана себе на уме. Надеюсь, вид неожиданно обретенной внучки его не разочаровал. Однако какие мысли вызываешь у него ты, сказать трудно… Как будем действовать?
– Ты слышишь Камень? – Рабириец подбросил углей в камин, выполненный в виде сводчатого грота, и тоскливо пробормотал: – Отчего так холодно?..
– Я слышу множество камней, – с сожалением призналась я. – Похоже на многоголосый хор.
– Так я и думал. Подземелья – особенный замкнутый мирок, со своими законами и порядками… Действовать? Поедим, вздремнем, дождемся Гроина. Твое мнение о людях обычно оказывается верным, так почему бы не попробовать честно рассказать, зачем мы явились? Иногда правда оказывается самым надежным ключом.
– И Гроин вынесет нам Каримэнон на золотом блюде, – невесело поддакнула я.
– Вряд ли. Может, удастся убедить его помочь. Без местного жителя мы не сможем пройти по здешним крысиным норам и десяти шагов.
– Следи за языком, вдруг нас подслушивают? – хмыкнула я, но впавшего в уныние Эллара мое замечание ничуть не одобрило.
Белая с желтоватым подшерстком шкура оказалась поистине королевской щедростью, ибо некогда принадлежала снежной ящерице дрохо из Пограничья. В Немедию подобные шкуры попадали редко и оценивались в столь крупные суммы, что даже матушка, обожавшая редкие вещи, не рискнула украсить дом Эрде таким приобретением.
От шкуры пахло старой прелой травой. Заснуть никак не удавалось, несмотря на усталость. Подозреваю, что мой приятель тоже не спал, прислушиваясь к наполнявшим подгорный мир звукам: не стихавший ни на миг далекий грохот железа и рев горнов, еле слышный шелест осыпающегося песка, журчание пробирающихся сквозь каменные толщи ручьев и какое-то непонятное ритмичное шипение. Здесь все звучало, потрескивало, звенело, шуршало – содержимое укрытых за железными дверями кладовых, рудные жилы, не отделенные от породы драгоценные камни и плескавшаяся на самых глубинах огненная лава. Если бы я с рождения обитала здесь, может, я принимала такое существование как единственно возможное. Однако сейчас в моей душе упорно брала верх кровь матери, требовавшая открытых просторов, чистого воздуха и неба над головой, а не громоздких, угрюмых потолков!
Я прикинула, который сейчас может быть час. Время под Кезанкией застыло, будто муха в янтаре. Пожалуй, мне тут совсем не нравится.
Откуда-то прилетел и растаял обрывок мелодии. Не призрачной, настоящей, исполненной то ли на арфе, то ли на большой виоле. Аккорды повторились, и я не выдержала. Тихонько встала, накинула плащ и выбралась в коридор. Прислушалась. Точно, музыка – протяжная, слегка тяжеловесная, в которую вплетается низкий, чуть фальшивящий, но весьма старающийся голос:
Не зная, что такое праздность,
Его народ руду ковал,
Искал бериллы и алмазы,
Опал и жемчуг добывал.
Творили чудо гномьи руки,
Резец писал, топор рубил,
Плелись кольчуги, гнулись луки,
По наковальне молот бил.
Писались колдовские руны,
Слагались песни на пирах,
Как разговаривали струны,
Как флейты плакали в руках…
Мелодия рванулась вверх такой щемяще-тоскливой нотой, что я поежилась.
Но давно не слышна музыка тех лет,
И помрачнел, в горнах погас свет.
Пепел и прах скрыл красоту гор,
И ни один гном не был там с тех пор…
– Зачем я здесь? – вслух проговорила я. – Что я пытаюсь найти?
Долго стоять босиком на слегка влажном каменном полу оказалось выше моих сил. Вернувшись обратно, я удостоверилась: бессонницей мы маемся вдвоем. Почтенный наставник сидел в изголовье кровати, подтянув колени к подбородку, и встретил меня на редкость сумрачным взглядом из-под упавшей на лицо челки:
– Ты где бродишь?
– Ловлю местных призраков, – отмахнулась я. – Ни одного не поймала… С тобой все хорошо?
– Дурной сон, – коротко уронил Эллар.
– Разве боги видят сны? – я забралась на постель и ткнулась головой в плечо Рабирийца.
– Я вижу. О прошлом, о темноте, из которой не найти выхода… И мне жутко, – еле различимым шепотом признался он.
– Мне тоже, – откликнулась я. – Кажется, вокруг нет никого, кроме нас. Только камень, сумрак и прячущиеся тени. Бр-р! Сделай что-нибудь, пока мы не начали пугаться любого шороха!
И мы попытались сделать, но ничто, даже объятия и последовавшая за ними любовная близость, не спасало от здешнего стылого полумрака, ощущения довлеющей над всем тоски и чувства, что мы самой сущностью глубоко чужды загадочному подгорному королевству, решительно отторгающему любых обитателей поверхности.
Около одиннадцатого послеполуночного колокола
24 дня Третьей весенней луны.
Прошло гораздо больше пяти-шести обещанных колоколов, прежде чем явился Гроин. Возможно, мне начало изменять чувство времени, но Эллар тоже сомневался, утверждая, что мы ожидаем никак не меньше десяти колоколов. Мы потратили их с пользой: немного выспались, навестили Яшмовый зал, поразивший мое воображение числом разнообразных оттенков этого поделочного камня, и отважились пройти дальше по коридорам, угодив на льнущий к отвесной скале узкий карниз. У меня не хватило духа заглянуть через край, но Рабириец посмотрел и сказал, что различает глубоко внизу движущиеся красные и голубоватые огоньки.
Постучавшийся в дверь Гроин застал гостей в разгар очередного магического урока: я старалась перехватить крохотные ледяные стрелки, неожиданно возникавшие в разных углах комнаты и летевшие в меня. Удачно отраженная стрелка разлетелась на осколки как раз над распахнувшейся створкой, осыпав дверга мелкими градинами. Я виновато улыбнулась и развела руками.
Старейшина (я никак не могла заставить себя даже мысленно называть его «дедом») одарил нас неодобрительным хмыканьем и без долгих предисловий сообщил: он подумал и принял некоторые решения. Он намерен представить свою наследницу и ее спутника местному правителю, как раз изволившему посетить здешнюю область своих владений. Представление состоится сегодня. Но сперва он хотел бы… Тут Гроин запнулся, начав уклончиво комкать слова.
– Почтеннейший дверг сомневается, захочет ли встречи тот, кому мы должны нанести визит? – спросил, как припечатал Эллар.
– Вот именно, – с видимым облегчением закивал седеющей головой Гроин, сын Фарина. – Понимаете ли, с тех пор, как он пришел, он живет один, ничего не говорит, ни о чем не спрашивает… Люди из Шадизара привозят новости, он не желает слушать. Я не мог понять, что с ним случилось, пока не пришли вы и не объяснили. Теперь, думаю, он должен увидеть вас и выслушать вашу историю. Если это не поможет…
