— Губитель понимает, что мы дороги богу солнца. Возможно, обращая свою силу против нас, он метит в господина Шамаша…
— Если все так… — Атен нахмурился. Он не задумывался об этом прежде, а сейчас, когда Лис заговорил, начал понимать, что все действительно может быть именно так. Ведь нечто подобное произошло и в прежнее время легенд. Если бы бог солнца не отдавал всего себя заботам о мире смертных, Губитель не застал бы Его врасплох… И вот теперь… "Неужели все повторяется? Неужели Его привязанность к нам — та слабость, которой вновь и вновь будет пользоваться Враг в стремлении победить сильнейшего противника?" — И что же делать? — сорвалось у него с губ.
Лис только развел руками. Воин, он знал о сражениях все, что было возможно узнать о них в мире, в котором все мало-мальски серьезные войны закончились за вечность до его рождения, оставив потомкам победителей лишь воспоминания-легенды да мелкие стыки с разбойниками.
— Ты ведь не можешь просто взять и сказать господину Шамашу: "Уходи из каравана. Соединение божественной и земной дорог опасно для Тебя…" Да когда Он вообще думал о себе? Брось!
— Ладно, — караванщик, оглядевшись вокруг, с шумом выдохнул. — Давай не будем тратить время на разговоры, которым место в храме.
— Пойдешь к Нему?
— Раз иного пути нет… — он повернулся. — Лис, — на миг остановившись, бросил он через плечо. — У меня только будет к тебе одна просьба…
— Я слушаю.
— Пошли кого-нибудь из рабынь к моей дочке. Сейчас в повозках холодно, а девочка спит. Пусть служанка получше укутает малышку одеялами и вообще посидит с ней рядом… Мало ли что.
— Не беспокойся: я все сделаю…
Забравшись в повозку, Атен поспешно задернув за собой полог, чтобы не напускать внутрь холод снежной пустыни.
Хозяин каравана ожидал застать рядом с богом солнца лекаря и Евсея, но Шамаш был один. Он лежал, откинув голову на жесткие травяные подушки, накрывшись по пояс своим старым черным плащом. Его глаза были открыты, но никто не мог бы сказать, куда был обращен взгляд — на оленьи шкуры, ограничивавшие внутренний мир повозки, скрытое за ними небо, бескрайние просторы мироздания или еще дальше, за грань всего сущего.
— Шамаш, я… — сперва он медлил, тянул слова, словно не зная, что сказать или сомневаясь, стоит ли вообще что-либо говорить, но потом, поняв, что останавливаться поздно, заторопился, не желая отвлекать внимание бога ни на мгновение больше того, что было необходимо для продолжения пути. — Я хотел спросить насчет огня. Мы можем разжечь его вновь?
— Да, — тихо проговорил тот, наверное, впервые за все время пути ограничившись лишь этим кратким, ничего не объяснявшим ответом.
Кивнув, Атен сглотнул ком, подкативший к горлу. Ему было больно видеть своего повелителя таким — усталым, слабым, отрешенным.
"Если Губитель нападет на Него сейчас…" — мелькнула у него в голове навевавшая ужас мысль, заставив караванщика застонать.
— Могу ли я что-нибудь сделать для Тебя? Позвать Лигрена? Или Сати? Лис говорит, что девочка обладает даром целительства…
— Я не ранен и не болен, а просто устал, — прозвучало в ответ. — От усталости же лечит лишь время. Ничего. Оно — искуснейший из лекарей… Торговец, я чувствую, ты хочешь меня о чем-то еще спросить, но не решаешься задать вопрос. Не бойся за меня. Сейчас мне было бы тяжело прибегать к магии, но разговор утомит не больше, чем приходящие в голову мысли, на которые я не могу найти ответ. Спрашивай.
— Ты исцелил нас от безумия… Но почему же беспокойство не покинуло душу?
— Одно не связано с другим. Их приход лишь совпадает во времени.
— Я понимаю, что Мати только спит. Но, может быть, это не простой сон. Она была в пустыне, и…
— Нет, — бог солнца прервал его размышления вслух, не дав им сложиться в цельную картину. Он помрачнел, брови сошлись на переносице, черные глаза холодно заблестели. — Пустыня тут ни при чем. Она — ее дом, радость и надежда. Девочка должна была вернуться счастливой, нашедшей себя, уверенной, что все беды уже позади и ничто не сможет встать преградой на ее пути, — он качнул головой, затем чуть слышно добавив: — Что-то пошло не так…
— Но тогда… Если дело не в пустыне… Шамаш, значит, это я во всем виноват. Мне следовало довериться Тебе, не бросаться вслед за ней в погоню… Тогда бы ничего не произошло…
— Не это, так что-то другое… И вообще, не вини себя. Это все равно ничего не изменит.
— Но…
— Торговец, не забывай: ты отдал мне право судить о том, виноват ты или нет, — напомнил Шамаш. И караванщик тотчас остановился. Он слишком хорошо помнил, при каких обстоятельствах это произошло.
Атен заговорил о другом:
— Вот я все думаю… Ее сон… Он ведь может продлиться и вечность… Я… Все спящие — дети снежной пустыни, ледяные дочери госпожи Айи. Они принадлежат Ей. И что если Она захотела забрать их…
— Это не так.
— Не так? — больше всего на свете Атен хотел услышать именно этот ответ. Он замер, затаив дыхание, стараясь унять биение сердца, чтобы оно не выдало его чувств и не спугнуло счастье.
— Не Айя погрузила их в сон.
— Ты говорил со Своей божественной супругой…
— Она не… — начал колдун, однако, не договорив фразы, качнул головой. — Не важно, — он не видел смысла пытаться втолковать караванщику то, что шло вразрез с его верой. К тому же, это не имело никакого отношения к происходящему.
А еще эта усталость… Он прикрыл веки, борясь с помощью мрака с той белой мутью, что густым туманом висела перед глазами.
— Прости меня, Шамаш, — спохватившись, поспешил прекратить этот разговор Атен. — Я… - он сделал над собой усилие, заставляя успокоиться. — Я знаю, мои страхи нелепы… Конечно же, с детишками все в порядке…
— Ты уверен в этом? — наделенный даром поднял на него взгляд прищуренных глаз.
Для Шамаша было очень важно, что ответит торговец. Он был обеспокоен происходившим, но, в то же время, совершенно ясно видел: все беды и напасти обрушивались лишь на взрослых караванщиков, щадя детишек. Во всяком случае, так казалось на первый взгляд. А прибегнуть к силе, чтобы заглянуть поглубже, он не мог. Сон скрывал все тайны в себе, хороня спящего от глаз бодрствовавших. Поэтому слова караванщика, обладавшего даром предчувствия, должны были, склоняя чашу весов на ту или другую сторону, или развеять сомнения, или укрепить их.
— Да, Шамаш, — решительно кивнул караванщик, — они лишь спят. Я чувствую… Когда я мысленно заглядываю в сон своей малышке, мне кажется, что она счастлива.
Колдуну не чем было возразить.
— В ином случае не было бы силы, способной удержать их в мире грез, — прошептал он, откидываясь на подушки.
