Палкой этой был обмотанный хвостом хотенчик.
Видохин стоял подальше Золотинки, хвостатая палка шаркнула мимо нее в воздухе — Зык отпрянул. А палка, которая в действительности была хотенчиком, резко замедлившись на лету, словно в невидимых тенетах, немыслимо кувыркнулась и вильнула вспять — к Золотинке. Обманутый Зык щелкнул клыками, шарахнулся и, потрясенный до глубины собачьей души, прыжком перехватил убегающего хотенчика; при этом он наскочил всем телом на девушку, которая готовилась уж было броситься к мосту. Встречный удар не сбил ее с ног, но оглушил, Зык ерзнув по стене боком, грохнулся наземь.
Все это множество событий смазалось в круговерть, Золотинка не успела опомниться, как обратилась в бегство. Зык наскочил на плечи, и опять все кончилось столкновением: от удара в спину перехватило дух, подбитая сзади, Золотинка клюнула, единым духом пролетела шага три и чудом устояла, проделав несколько бегучих шажков на полусогнутых. Со знатной поддачей она мигом, не касаясь, кажется, земли, проскочила двор и врезалась в толпу дикарей.
Здесь и нашла она передышку. Пока, совершенно ошалев, она пробиралась между полуголыми людьми, где-то сзади дикари колошматили Зыка граблями и корзинами. Озверелый, помутившийся злобой пес рычал и катался, не выпуская палки, — страшный в бессильной ярости; по сторонам ощерившейся морды мотался размочаленный пояс и торчало покрытое пеной дерево.
Поток дикарей нес Золотинку крутой дорогой по краю пропасти, она и сама спешила оторваться от Зыка сколько возможно — едва находилась в толпе слабина, устремлялась вперед. Так она очутилась в первых рядах наступающего воинства и под боевые кличи вломилась на верхний двор.
Отступив за круглый водоем, рядами выстроился неприятель — это были Лепелевы чудовища, головогрудые, ракорукие и птицерыбые уродцы, вооруженные самым устрашающим образом вплоть до боевых сковородок. По окраинам площади в раскрытых окнах строений, на гульбище Новых палат, предвкушая ратоборство, теснились зрители.
Сразу за выходом из подземного хода наступающая орда развернулась лавой и Золотинка ускользнула, она очутилась у подножия башни Единорога в относительном затишье. Приоткрытая красная дверь подсказала дальнейшее. Золотинка проникла внутрь, не отдышавшись, с отчаянно дрожащим сердцем подтащила к бойнице пустой ящик и взобралась.
Узкая щель в камне давала плохой обзор: кусочек мостовой перед башней и часть площади, где чудовища заполонили подъем в несколько ступеней, справа виднелся край круглого пруда, а сзади замыкала зрелище церковь и краешком угловатое здание Старых палат.
Волной вознесся рев глоток, строй чудовищ дрогнул, они устремились навстречу противнику, и все смешалось под стон и треск деревянного оружия, в ход пошли чудовищные когти и клювы.
Несколько отдышавшись, Золотинка решила, что надо выждать Зыка, дождаться, чтобы пес миновал башню и затерялся в толпе, а тогда оставить укрытие. На худой конец, если с Зыком ничего не проясниться, отсидевшись малую долю часа, прорываться наудачу.
Поднимаясь на носки, чтобы глубже засунуться в бойницу, Золотинка приметила Видохина. Измученный старик плутал среди осатанело метущихся дикарей, на ногах он держался нетвердо и с болезненной гримасой растирал грудь; иногда озирался, вытягивая шишковатую, на короткой шее голову, но в сторону башни, где притаился божественный отрок, так и не глянул. Недолго заставил себя ждать и Зык; потрепанный, всклокоченный пес по-прежнему держал в пасти хотенчика, бег его был неровен, он блуждал, искательно кидаясь из стороны в сторону. В лице Видохина изобразилась нечаянная радость.
— Ах ты, гадкая псина, безобразник! Ну-ка иди сюда! — вскричал старик с замечательной раздражительностью, которая свидетельствовала о пробуждении сил. Золотинка не столько слышала Видохина, сколько угадывала его речь сквозь грохот и вой битвы. Насторожившись, со злобным оживлением кинулся на старика Зык, они сшиблись.
— Отдай сейчас же! — хрипел Видохин, пытаясь ухватить хотенчика — не тут-то было! Но заблуждался и Зык, рассчитывая повалить противника наскоком, — крепко побитый, он не мог справиться с грузным стариком. Во взаимном ожесточении они только хрипели, валили и терзали друг друга без всякого успеха.
— Отдай! Отдай! — шипел, задыхаясь, Видохин. — Не по рылу тебе! Много чести!
Зык вздымался в рост, бодался и наскакивал лапами — Видохин его отпихивал, но не имел ни сил, ни проворства перехватить хотенчика. Визгливое столкновение пришлось к месту среди множества потешных схваток, на которые рассыпалось сражение дикарей с уродами, но внезапно Зык оставил противника, отскочил и, не возобновляя нападения, умчался быстрым галопом в сторону Старых палат.
Обескураженный столь неудовлетворительной победой, Видохин обессилено пошатывался и судорожно, разинутым ртом зевал. Побрел было за псом, натыкаясь на безумствующих повсюду ратоборцев, и передумал, тяжело опустился на камни, округлые бабьи плечи его вздымались.
Золотинка на хлипком ящике в нерешительности переминалась: выскочить из башни и бежать в наглую мимо Видохина, лишенного теперь волшебной ищейки, или немного выждать в надежде, что он освободит дорогу? Необходимость сторожить случай удерживала девушку от соблазна подняться наверх, чтобы проведать не здесь ли еще Анюта.
Она упустила и ту, и другую, и третью возможность: прошло не много времени, как с неизменной палкой в зубах возвратился Зык. Пес призывно оглядывался, а позади властно рассекал толпу ратоборцев конюший Рукосил. Серо-синие цвета его одежд напоминали своими жемчужными переливами играющий блеском булат; туго обтянутые атласом по самый пах ноги его с мощными играми несли конюшего молодо и живо, казалось, он едва не подскакивал от нетерпения. Рукосила сопровождали шутовской царь Лепель, скинувший лишние одеяния, — точно ли это был Лепель? — и тот самый тонконогий человечек, которого звали Ананья. Всего их было пятеро: чуть отстав, следовали двое кольчужников при оружие. Зык забежал вперед, злобно боднул Видохина и тотчас его оставил, метнувшись было к башне.
Вздорная собачья натура помешала Зыку довести начатое до конца, если учуял он Золотинку, не задержался лишнего мгновения, чтобы привлечь хозяина, и с неутоленной мстительностью бросился обратно на Видохина, который по крайней телесной слабости впал в малодушие и только прикрывал голову полой шубы.
— Фу, Зык, фу! Не приставай к ученому! — Рукосил поймал собачий загривок, оглядываясь среди всеобщего безобразия, среди воплей, скакания и кривляния. — Что с тобой Видохин? Нельзя столько пить!
