Тут Кадок потянул своего товарища за рукав и произнес весело:
— Стой, Руфус! Не проскочи мимо… — Перед ними вырос дом. Дверь была не заперта, и оставалось лишь, обтерев ноги, проскользнуть внутрь. При свете ночников она едва различила столы и скамейки, и Кадок шепнул ей на ухо: — Общая комната. А вообще-то здесь гостиница для тех, кто может себе это позволить.
Она всмотрелась пристальнее. Фонарь Руфуса освещал его грубоватое веснушчатое лицо, густые баки и редеющие волосы на макушке — и то и другое яркого желтовато-рыжего оттенка. А Кадок был совершенный чужеземец — узкое лицо, орлиный нос, глаза чуть наискось, как у финнов, но большие и карие, волосы до плеч, цвета воронова крыла, как и заостренная бородка. На пальце золотое кольцо иностранной работы — змея, кусающая себя за хвост. И редко-редко встречала Свобода такую быструю, обезоруживающую улыбку.
— Ну и ну, — проговорил он, — я и представить себе не мог, что женщина, попавшая в беду, может быть столь прекрасна. — Он отвесил ей низкий поклон, словно принцессе. — Повторяю, не бойся. Мы о тебе позаботимся. Жаль, что тебе испортили одеяние…
Только тут она заметила, что к платью пристала какая-то дрянь.
— Скажу, что упала, — сказала она с запинкой. — В конце концов, это правда.
— Придумаем что-нибудь, — пообещал Кадок. Руфус проводил их наверх, в покои на втором этаже, просторные и уютные, с обшитыми деревом стенами, занавесками на остекленном окне и ковром на полу, с четырьмя кроватями и столом, окруженным табуретками. Вынув свечу из фонаря, он запалил от нее фитили в медной державке на семь огней. Ловкость, с какой он это проделал, подсказала Свободе, что руку он потерял давно и давно научился обходиться без нее.
— Кроме нас, тут сейчас никого, — пояснил Кадок. — Право, такое жилье стоит затраченных денег. А теперь… — Достав из сумки ключ, он присел у сундука и отомкнул замок. — Большая часть добра, конечно, уже на корабле, но кое-что особо ценное я держу при себе. — Он порылся в сундуке. — Есть у меня и заморский товар, и купленный в Киеве. А, вот оно… — Он вытащил наружу переливчатую ткань, сверкнувшую в отблесках свечей. — Жаль, моя госпожа, что в такой час нельзя устроить тебе горячую баню, но вон там ты найдешь умывальник, кувшин с водой, полотенца, мыло и полоскательницу. Не стесняйся искупаться, а потом надень это. Мы с Руфусом, само собой, побудем пока в отсутствии. Если ты приотворишь дверь и просунешь в щелочку свою одежду, он посмотрит, нельзя ли ее отчистить.
Рыжебородый скорчил гримасу и пробурчал что-то на непонятном языке. Кадок ответил и каким-то образом умаслил товарища — тот кивнул. Взяв по свече, оба вышли за дверь. Свобода осталась наедине со своим смятением. Уж не снится ли ей все это? Не занесло ли ее в волшебную страну, не встретила ли она здесь, в твердыне христианства, двух добрых древних богов? Внезапно для себя самой она рассмеялась: что бы ни приключилось далее, покамест все покоряло новизной сродни чуду.
Освободив застежки и распустив шнурки, она стянула платье через голову, а потом, как и предложил Кадок, просунула его ворохом за дверь. Как только ворох приняли из ее рук, она прикрыла дверь поплотнее и принялась мыться. Вода и воздух обвевали ее блаженной прохладой, полотенце ласкало наготу. Она замешкалась, и когда раздался стук, пришлось поспешно откликнуться: «Еще минутку» — и торопливо смахнуть с тела влагу. Новое платье, небрежно брошенное на кровать, вызвало у нее вздох восторга — пошитое из блестящей ткани, гладкой, как кожа младенца, синее, отороченное золотом, на серебряных пуговицах. Правда, ноги остались босыми, и это смущало: кто заметит, что под юбками нет обуви, — удивится. Она жарко зарделась и быстро расчесала локоны, выпавшие из-под уложенных кос, отдавая себе отчет, что их янтарный цвет сочетается с этим удивительным платьем лучше некуда.
— Кто там? — позвала она, не вполне владея голосом. — Войди!
Появился Кадок с подносом в левой руке. Затворил дверь за собой, опустил поднос на стол. На подносе стояли фляга и две чарки.
— Даже не думал, что шелк может быть столь великолепен, — произнес он.
— Что, что? — не поняла Свобода.
Хоть бы кровь в висках стучала помедленнее!
— Неважно что. Я часто бываю чересчур порывист. Прошу тебя, присядь и вкуси эту чару вместе со мной. Я разбудил служку и приказал достать самое вкусное из хозяйских вин. Отдохни, опомнись после дурного приключения…
Она опустилась на скамеечку. Прежде чем последовать ее примеру, Кадок разлил по чаркам красную жидкость с солнечным запахом.
— Ты очень добр, — прошептала она. Как Глеб, мелькнула мысль, но она сразу поправила себя: нет, Глеб — всего-навсего деревенский торгаш, к тому же стареющий. Правда, он выучился читать и писать, — а что еще он может, что видел и совершил за пределами проторенных узеньких тропок?.. — Как я могу вознаградить тебя, Кадок?
Она тут же пожалела о вырвавшемся вопросе: ну что за глупость сморозила! Однако Кадок лишь улыбнулся, поднял чарку, ответил просто:
— Можешь назвать мне свое имя, госпожа, и рассказать о себе, что сочтешь нужным. Можешь хоть ненадолго осчастливить меня своим обществом. Вот и вся награда. Выпей, прошу тебя.
Она пригубила вино. Небывалый вкус разлился по языку и нёбу. Где там домашним ягодным наливкам — это… это не с чем сравнить.
— Меня зовут… — Она чуть не назвала имя; данное ей при крещении, что, конечно, было бы неразумно. Похоже, Кадоку можно доверять, ну а если он проговорится какому-нибудь колдуну? Тогда она окажется уязвимой для заклятий. Да она и сама нечасто вспоминала то имя — и назвалась так, как привыкла дома: — Свобода Володаровна. Я… я нездешняя. А куда подевался твой друг?
— Руфус? Я дал ему задание отчистить твое платье так тщательно, как только получится. Но он и потом не станет нас тревожить. У него такая же фляга, она не даст ему соскучиться. Преданный человек, храбрый, но недалекого ума.
— Значит, он твой слуга?
Какая-то тень пробежала по его лицу — или ей почудилось?
— Он мой товарищ с давних-давних времен. Потерял руку в бою, защищая меня со спины, когда шайка саксов набросилась на нас из засады. И все равно он продолжал биться левой рукой, и нам удалось спастись.
— Кто эти саксы? Разбойники? Такая серьезная рана должна бы вывести его из строя, а для большинства была бы смертельной.
— Мы с ним крепкая парочка. Но хватит про нас. Как тебе случилось выйти из дому в темную пору, Свобода Володаровна? Ты явно не из тех, для кого это дело привычное. Чистое везение, что мы с Руфусом оказались неподалеку. Задержались, выпивая с одним русским купцом, с которым познакомились накануне, наконец пожелали ему спокойной ночи, поскольку нам вставать спозаранку, пошли к себе, и вот… Сдается, сам Господь не допустил, чтобы достойную госпожу, как ты, постигло гнусное посягательство.
