Я кивнул. Как и я. До сих пор не знаю, кому принадлежал Фонтан, Волкам или Ордену? И подозреваю, что Ордену. Раз есть сходство в одном, то есть оно и в другом, поэтому я озвучил свои догадки:
– Но можно обойтись и без Сердца, познать тайны стихии самому.
– Можно, старший, – не стал спорить со мной Зотар. – Но этот путь, как и для Воина путь накопления силы и раскрытия узлов, может занимать долгие годы. Десятилетия.
– А с Сердцем? Сколько мы здесь пробудем?
– Не знаю, – Зотар пожал плечами. – Таких тонкостей и дед не знал. Но припасов только наш отряд взял из поместья на пару месяцев, а сколько походных пайков у лесовиков господина Аймара я даже не знаю. Дед рассказывал, что некоторые идущие годами медитируют у Сердец.
Я кивнул, принимая ответ, но не особо в него веря. Домар должен был знать больше и наверняка снял ограничения с цепочки с запасом. Как раз на эти два месяца. Или…
Я впервые задумался об этом. Или же Домар не подозревал, что мы сильно задержимся и, как и я во время перехода Врат, ошибся? Впрочем, неважно. Поняв, что молчание затянулось, а я всё это время глазею на Аймара, спросил:
– Он уже поглощает Сердце? Или оно уцелеет?
Зотар покачал головой:
– Нет. Это только Сердце Силы со временем наполнится, а Сердце Стихии исчезнет окончательно. И даже спустя десятки лет вряд ли появится вновь в этом самом месте. Никто не знает что нужно, чтобы зародилось Сердце Стихии. Вернее знают, что нужна сама стихия. Но, – Зотар обвёл рукой камни вокруг, – я бы и сам никогда не подумал, что подземная пещера создаст Сердце Воздуха. Земли? Да. Может быть даже воды, будь здесь подземная река. Но воздуха?
Помедлив, я спросил:
– Ты в Сердце что‑то видишь? У тебя же воздух.
– Нет, не вижу, – Зотар вздохнул. – Нужно быть ближе, лучше даже касаться, хотя не все на это решаются.
Я оглядел висящий шар. Коснуться его у Аймара вряд ли выйдет. Если только он не использует технику движения. Но это ведь мгновение, а не месяц.
– Тогда чего он ждёт?
– Залечивает раны, восстанавливает силы, готовится… – Зотар покосился на меня, неуверенно продолжил: – Мне дед всегда говорил, что наилучший результат даёт медитация в спокойном состоянии, когда тебя не тревожат заботы и беды. Что идущий должен быть сосредоточен только на одном. На пути к Небу.
Я вновь пожал плечами и честно признался:
– По‑настоящему я учился всего полгода. Всё остальное время у меня либо не было учителя, либо не находилось и свободной минуты, чтобы думать о пути к Небу. Мне нужно было становиться сильным, чтобы выжить.
Замолчав, я признался себе, что на моём пути все же встречались такие люди, которые могли бы научить меня очень и очень многому. Люди и… духи, в сравнении со знаниями которых все познания современных идущих, как знания лягушки о мире перед птицей, что обозревает этот мир с высоты полёта. Но не сложилось.
Кто‑то скрывал знания. Кто‑то не мог учить. А кто‑то не хотел сам и не желал, чтобы я даже сумел найти учителя. Ничем иным я ограничения собрата Клатира назвать не могу. К чему было ограничивать меня временем? Я не увидел Первого пояса, не прочёл его книг и не услышал мудрости тех, кто жил в нём.
Как ни удивительно, но в Ясене Первого уходящие из него оставляли только многословные трактаты о сущности силы, стихий и Неба. И полезного в них нашлось не больше, чем в трактате, который мне достался от комтура Пратия. Пустопорожние рассуждения, в которых не было и намёка на суть стихий или рассказ Зотара. Или же я не видел этих намёков. Отстранившись от рассуждений и старых обид, я продолжил вслушиваться в слова Зотара:
– …потому он и взял с собой отряд. Путь Возвышения Мастера гораздо опасней, чем у Воина. Если прерванная медитация у Воина ничего не значит, то прервать Мастера, когда он погружен в тайны стихии, означает навредить ему. Стихия не терпит пренебрежения собой. Множество сильных Мастеров получали травмы, когда враги срывали их медитации. Даже громкий звук может заставить стихию разрушить меридианы.
С каждым новым словом Зотара я всё сильней и сильней прищуривался, пытаясь скрыть досаду и одновременно восторг. Вот значит, как всё обстоит. Мог бы и сам немного обдумать случившееся с мной, когда я решил, что Гнилому Лосю нет до меня дела. Вопрос в другом.
Тогда я и впрямь полностью сосредоточился на стихии. Даже не столько своей, сколько на чужой. Но неужели такая малость, как несколько десятков нитей стихии, которыми я управлял, действительно причина моего состояния? Неужели и впрямь стихия с такой силой ответила на то, что я остановил её познание на половине пути? Что‑то сомнительно. Ведь не Сердце же стихии я познавал, а крошечную часть чужой силы. Может так неудачно сложилась моя медитация и удар умения Лося? Одно подтолкнуло другое, усилив друг друга?
По пещере разнёсся громкий крик:
– Эй, собратья! Горячая похлёбка с рёбрышками Медвежьей Обезьяны и корнями лотоса готова!
Пинь тут же вызверился на крикуна:
– Не смей орать. Когда господин погрузится в созерцание Сердца Стихии, ты тоже будешь так драть горло? Может мне лучше укоротить тебе язык заранее?
Кирт подскочил со своего места и шагнул вперёд, заслоняя провинившегося повара:
– Брат Пинь, прости глупца. Конечно, это не повторится.
Несколько вдохов два стражника‑командира словно боролись взглядами, затем одновременно отвернулись и шагнули в стороны. Повар повторил, но уже гораздо тише, криво улыбаясь:
– Собратья‑лесники, подходи за горячей похлёбкой. Вы и так вечно в походах грызёте сушёное мясо и орехи. Позвольте позаботиться о вас.
Не знаю, как остальные, но я варево выхлебал с удовольствием. Тому стражнику, что распоряжался у котла, стоило бы бросить торчать на охране поместья и перейти на кухню. Так вкусно никто из слуг не готовил. Может быть повар, который служил самим Саул и был лучше, но я никогда не пробовал того, что он им готовил. А здесь один запах похлёбки кружил по пещере, заставляя исходить слюной.
Аймару потребовалось полдня, чтобы подготовиться к Возвышению.
Я как раз успел подремать, проснуться от суеты в пещере и застал момент, когда он просто открыл глаза и поднялся. Равнодушно оглядел пылающий жаром камень под котлом, где стражники поместья опять готовили еду и принялся снимать с себя броню.
Снова он ничего не приказывал, все действовали сами. Десяток стражников обнажил оружие и встал у формации на входе в пещеру. Едва ли не там, где лежали до этого кости предыдущих стражников. Пинь обошёл кругом центр пещеры и установил шесть уже знакомых мне флагов формации Ночной Тишины, которые замкнули в себе площадку с Сердцем Стихии. У каждого столба встал стражник из его отряда, с выдавленным на броне символом дерева.
Аймар же, оставшись в одном только поддоспешном халате, оглядел всех стражников, на миг задержав взгляд на мне и двинулся в центр пещеры. Пересёк границу формации Тишины и сел точно под сияющим шаром Сердца. Между его макушкой и самим Сердцем оказалось не меньше трёх шагов расстояния.
Странно. Я думал ему нужно глядеть на него.
Пинь же обошёл формацию, повернулся к нам и негромко сообщил:
– Формация ограждает господина от громких звуков, но любой, кто посмеет повысить голос, будет убит на месте за нападение на господина. Запомните это. Я не буду ждать, когда контракт накажет такого глупца, мой меч будет быстрей. Все свободные от стражи могут снять доспехи. Еда два раза в день, отлить выходим только отрядом трижды в день. Время пошло.
С этими словами он шагнул в сторону, закрепил на вершине невысокой каменной пики очень толстую палочку, отмеряющую время, и запалил её. До этого я видел такую только в Павильоне Дерева, но ни разу учитель Фимрам не использовал её. Она будет гореть двенадцать тысяч вдохов.
Вспомнив о времени, я вспомнил и о Кирте, который всё так и ходит с моей Жемчужиной в теле. А ведь прошло уже дважды по двенадцать тысяч вдохов. Неужели я настолько же сильней в этой технике погибшего Эроя? Вчетверо?
