— Должно быть вы старшая сестра Люси, — сказал он небрежно. Стоя слева от Люси, Пенни взяла ее за локоть и тихо прошептала так, чтобы расслышать ее могла только она: — Пожалуйста, скажи мне кого-то еще тошнит?
Но мама Люси, казалась, несколько ослепленной, таким образом, что поставило Люси и ее отца, в немного неудобное положение.
— Нет, к сожалению, мы с отцом не можем присоединиться к вашей экскурсии, мистер Коул. — сказал Кэм, подмигивая Люси и раскачиваясь так же, как и подошедший к нему отец Люси. — Но он был просто счастлив, — тут он по очереди оглядел всю семью Прайсов, — встретить Вас здесь. Пойдем, папа.
— Кто это был? — прошептала мама Люси, когда Кэм и его отец, или кто бы он ни был, скрылись в другой стороне кладбища.
— О, лишь один из поклонников Люси, — сказала Пенни, пытаясь поднять им настроение, но сделала совершенно противоположное.
— Один из…? — Отец Люси посмотрел на Пенни.
К концу этого долгого дня Люси заметила у отца первые несколько седых волосков. И ей совсем не хотелось тратить последние мгновения уходившего дня, на то чтобы уговорить отца не волноваться по поводу мальчиков из ее коррекционной школы.
— Это ничего не значит, папа. Пенни просто шутит.
— Мы хотим, чтобы ты была осторожна, Люсинда, — сказал он.
Люси вдруг подумала о том, что Даниэль просил ее о том же, буквально на днях. Убеждал, что "Мече и Кресте" ей не место. И вдруг ей так захотелось поговорить об этом с родителями, просить или умолять их забрать ее подальше отсюда. Но все это было из разряда воспоминаний о которых она предпочитала держать язык за зубами. Захватывающее соприкосновение их кожи, когда она упала на него, то, как его глаза вдруг стали такими печальными, когда он смотрел на нее. Это было абсолютнным сумасшедствием и все же тем единственным, из-за чего, она согласна была терпеть весь этот ад в "Мече и Кресте", только бы провести еще хоть немного времени с Даниэлем. Просто, чтобы выяснить, а вдруг у них все-таки что-нибудь получится.
— Я ненавижу прощания, — мать Люси грустно вздохнула, прерывая мысли дочери, и обнимая её. Люси посмотрела на часы, и расстроилась. Она не заметила как быстро пролетело время, и что родителям пришла пора уходить.
— Позвонишь нам в среду? — спросил отец, целуя её в обе щеки, как это делали все ее родственники по французской линии.
Так как родители не хотели, чтобы Люси пошла их провожать обратно к стоянке, они снова взяли ее за руки. Каждый из них еще раз обнял Люси и выдал новую порцию поцелуев. Потом они пожали руку Пенни и пожелали ей успехов. Люси разглядела камеру слежения, выглядывавшую из разбитого окна, постовой будки на выезде. И она точно не была "мёртвой красной", потому-что камера постоянно следила за каждым их шагом, подобно старателю промывающему золотоносный песок. Вот только Арриан ей об этом ничего не сказала. Родители Люси ничего не заметили, может и к лучшему.
Пока они шли к машине они оглянулись дважды, чтобы снова помахать девушкам, застывшим у главного входа в вестибюль. Папа завел мотор его старого, черного "Chrysler New Yorker" и опустил стекло.
— Мы любим тебя, — крикнул он так громко, что Люси наверняка смутилась бы, если бы ей не было так грустно их видеть.
Люси еще раз помахала им рукой. Она прошептала "спасибо," за пралине и окру. За то, что они провели с нею весь день здесь. За то, что приняли Пенни под свое крыло, без лишних вопросов. За то, что вы меня все еще любите, несмотря на то, что я вам причинила. Когда задние фонари исчезли за поворотом, Пенни похлопала по спине Люси.
— Я думаю, что я пойду, навещу своего отца. — Она поковыряла землю носком ботинка, смущенно подняв взгляд на Люси. — Есть шанс, что ты захочешь пойти со мной? Если нет, я пойму. Видишь ли, предполагается, что мы еще раз пойдем… — Она указала своим большим пальцем в сторону кладбища.
— Конечно, я пойду, — сказала Люси.
Они пошли вдоль ограды кладбища, оставаясь на верхней его части, пока не достигли его дальнй восточной стороны, где Пенни остановилась перед одной из могил. Она была скромной, с белым надгробием, и вся усыпана толстым слоем желтовато-коричневых сосновых иголок. Пенни опустилась на колени, и стала протирать табличку.
СТЕНФОРД ЛОКВУД.
ЛУШИЙ ОТЕЦ В МИРЕ.
Люси показалось, что она могла расслышать пронзительный голос Пенни за этой надписью, и она почувствовала как слезы подступили к ее глазам. Она не хотела, чтобы Пенни видела это — в конце концов, родители Люси были живы. Если кто и должен был плакать сейчас, так это… Пенни плакала. Она пыталась не показывать этого, тихо хлюпая носом и вытирая слезы краем свитера. Люси опустилась на колени, чтобы помочь ей справиться с болью. Она обняла подругу и держала ее так крепко, как только могла. Потом Пенни немного отстранилась и поблагодарив Люси, сунула руку в карман и достала письмо.
— Я обычно пишу ему что-нибудь, — пояснила она.
Люси хотела оставить Пенни наедине с отцом, поэтому поднялась, шагнула назад и отвернулась вглядываясь вниз, скользя взглядом по склону, спускавшегося к центру кладбища. В ее глазах все еще стояли слезы, но ей вдруг показалось, что на вершине монолита кто-то есть. Да. Парень, обнявший руками колени. Она не могла понять как он туда забрался, но он был там. Он выглядел ожесточенным и одиноким, как будто сидел там уже очень давно. Казалось, он не замечал ни Люси, ни Пенни. Казалось, он вообще никого не замечал. Люси даже не надо было подходить ближе, чтобы понять, кому принадлежат эти фиолетово-серые глаза.
Все это время Люси искала объяснение тому, почему личное дело Даниэля было почти пустым; какие тайны содержала в себе пропавшая из библиотеки книга, написанная его предком; о чем он задумался в тот день, когда она спросила его о его семье. И, наконец, почему он был так пылок и одновременно так холоден с ней… всегда.
Во вторник дождь лил весь день не переставая. Черные, как смоль, тучи накатывали с запада и сбивались в плотную стену над кампусом. Все это не помогало прояснить мысли Люси. Дождь то едва моросил, то поливал как из ведра, потом шел град, а потом все начиналось сначала. Студентам даже не позволили выходить во двор во время перерывов, и к концу урока вычислений Люси стала сходить с ума. Она поняла это, когда ее записи в тетради неузнаваемо изменились с описания теоремы о среднем значении к совершенно непонятному на первый взгляд списку:
15 Сентября: вступительный «фак» (оскорбительный жест) от Д.
16 сентября: падение статуи, рука на голове, защищающая меня (поочередно нащупывающая выход); немедленный уход Д.
17 сентября: Возможно неправильно понятый кивок Д. как предложение пойти на вечеринку Кэма. Тревожное открытие отношений Д. и Г. (ошибка?)
Просто Даниэль был таким непредсказуемым: то добрым и страстным, то злым и неприветливым. Возможно, он чувствовал то же смятение чувств по отношению к ней? Если бы ее приперли к стенке и заставили отвечать, то Люси наверняка бы утверждала, что любая странность с ее стороны была лишь отражением непроницаемой загадочности с его стороны. Нет. Это был как раз тот неудачный выбор аргументов, благодаря которым можно было долго ходить по кругу.
Нет уж, надоело. Люси устала играть в игры. Она просто хотела быть с ним. Только вот не знала почему. Или как с этим быть. Или узнать, что это значит быть с ним. Все, что она знала, это то, что несмотря ни на что, он был единственным, о ком она постоянно думала. Единственным, о ком она беспокоилась. Она решила составить что-то типа алгоритма их отношений, чтобы разобраться в чем была ее ошибка. Почему он или отталкивал ее или уходил. Но составленный ею список ясности не добавил, а ее расстройство усугубил. Она смяла бесполезную страницу в комок.
Когда наконец прозвенел звонок, известивший всех о конце занятий на сегодня, Люси быстро выбежала из класса. Обычно она ждала Арриан или Пенни, чтобы составить им компанию, страшась момента, когда придется возвращаться в спальню, где она останется наедине со своими мыслями. Но сегодня, для разнообразия, ей не хотелось никого видеть. Она не могла дождаться окончания занятий. Она знала только один безошибочный способ отвлечься от мыслей о Даниэле: долгое, изнурительное, плавание в одиночестве.
В то время, как другие студенты подтягивались к жилому корпусу, Люси низко надвинув на голову капюшон своего черного свитера ринулась под дождь, стремясь побыстрее добраться до плавательного бассейна.
Как только она спрыгнула со ступенек Огастина, она натолкнулась на что-то высокое и темное. Кэм. Когда она немного толкнула его, гора учебников в его руках пошатнулась и, вместе с теми, что держала сама Люси, упала на мокрый асфальт с глухим стуком. Он тоже был в черном капюшоне, натянутом на голову, наушники закрывали уши. Наверно он тоже ее не заметил. Они оба только что пребывали в своих собственных мирах.
