поступила в Шоломанчу. Когда все мы сидели вокруг бассейна на заднем дворе, попивая холодный чай и уплетая свежие лакомства, от которых я не могла оторваться, вдруг без предупреждения появилась соседка с целой корзинкой спелых помидоров; она заявила, что помидоры буквально заполонили у нее огород, с восторгом отметила, что Аадхья выросла за время, проведенное в пансионе, лучезарно улыбнулась Лизель и лишь немного поколебалась, взглянув на меня. Смутное выражение неловкости мелькнуло на ее лице, но женщина торопливо наклеила на него решительную улыбку, а потом неуклюже извинилась и ушла, когда ей предложили чаю.
Вероятно, родные Аадхьи испытывали то же ощущение, что и все, но не подавали виду. Они были магами, а я – не школьной подружкой, а союзницей Аадхьи. Мы вытащили друг друга из Шоломанчи. Для большинства из нас, неудачников, которых после выпуска не ждет никакой анклав, это самые важные отношения в жизни, не считая разве что брака, а иногда и важнее. Почти весь минувший год я пыталась убедить себя, что кто-то действительно пожелал быть моим союзником и другом, а не просто использовать меня – брезгливо и подозрительно, на расстоянии вытянутой руки. Я никогда не думала, каково это – поддерживать такого рода отношения после выхода из школы.
Меня встретили с радостью.
Так что все-таки это походило на мой визит к папиным родным – точнее, первые блаженные мгновения этого визита, которые много лет не давали мне покоя. Теплое золотое видение – моя семья. Но на сей раз прекрасное ощущение не развеялось. И я не спешила уходить, хотя мне действительно пора было идти, раз я за все это взялась. После жгучей боли, которую причинили встреча с Офелией и взгляд на жизнь Ориона, это напоминало прохладный бальзам.
Бабушки Аадхьи продолжали подносить восхитительное угощение. Между чаепитием и ужином не было перерыва – мы просто перешли из садовых кресел за большой стол под золотыми висячими лампами. Домой вернулся папа Аадхьи – на той неделе он работал в бостонском анклаве. Представляете, он сел в машину и приехал специально, чтобы поужинать с нами – и с собой он привез кузена из Калькутты, который учился в Бостоне на специалиста по автоматическим артефактам. Это был удивительно красивый молодой человек двадцати двух лет (мне дали понять, что он еще не помолвлен, посадили его рядом со мной, расспросили про мою маму и позвали в гости вместе с ней).
Аадхья драматически закатила глаза за спиной у матери и беззвучно проговорила «извини». Мне, впрочем, вовсе не казалось, что нас насильно сватают. Никто всерьез не ожидал, что мы с ним захотим встречаться – просто… мне показывали возможный путь и давали понять, что, если я захочу по нему пойти, возражений не будет. Я ждала совсем другого, поэтому не чувствовала досады. Калькуттский кузен улыбался и даже немного заигрывал – в другое время меня это бы крайне изумило или даже привело в восторг. Предложение Лизель тоже меня удивило, но у нее хотя бы был логичный мотив. Я не ожидала, что какой-то посторонний человек выразит желание познакомиться со мной без всякой очевидной причины.
При других обстоятельствах я бы смутилась, не поверив собственным глазам, потом начала бы неуклюже флиртовать в ответ, дала бы ему свой свежеполученный номер телефона, может быть, даже подумала бы, не выпить ли с ним кофе – самым банальным образом. Если бы только Орион был жив, и я могла бы твердо сказать, что пока не собираюсь объявлять свое сердце занятым, и что он тоже вправе пообщаться с другими людьми – ну, типа убедиться, что у нас не просто школьный роман. Вряд ли мне на самом деле пришлось бы говорить Ориону все эти благоразумные вещи. Я представляла себя с ним – или одну, без вариантов. И конечно, очень хорошо и приятно было воображать себя с кем-то – с кузеном Аадхьи или с каким-нибудь юношей, которого я еще даже не повстречала, но я могла мечтать, а Орион – нет, потому что Орион погиб.
Поэтому вместо милого обычного разговора я извинилась, пошла в ванную и заперлась, чтобы перевести дух и умыться; вытершись, я наконец достала из кармана коробочку Офелии и открыла крышку. Коробочка начала расти, пока не увеличилась раз в шесть. Внутри, на подстилке из черного бархата, лежал разделитель маны. Он напоминал карманные часы на ремешке, и на крышке был выгравирован герб анклава. Орион носил похожий разделитель, но мог только отдавать ману.
Рядом лежал кусочек плотной бумаги, и на нем были написаны координаты для навигатора, а внизу – «Синтра, Португалия».
Моя Прелесть с трудом вылезла из кармана – она до отвала налопалась жареного риса, и я надеялась, что у нее не случится несварения. Прыгнув на стол рядом с коробочкой, она положила лапку на разделитель, словно пытаясь его отодвинуть, посмотрела на меня ярко-зелеными глазами и тревожно пискнула. «Надеюсь, ты понимаешь, во что ввязываешься».
– Не я, а мы, – сказала я.
Она убрала лапку, с тоской посмотрела на меня, еще раз пискнула и вновь залезла в карман.
В другой карман, словно в качестве противовеса, я убрала записку и вышла попрощаться.
Ясразу же столкнулась с возражениями.
– Во-первых, я с тобой, во‐вторых, мы летим утром, – заявила Аадхья, как только я отвела ее в сторонку. – У тебя такой вид, будто ты попала под бульдозер.
– Вид у нас будет еще хуже, если в Шоломанче не хватит маны, когда мы попытаемся войти, – возразила Лизель, доставая из кармана телефон. – Самый удобный рейс через четыре часа. Надо немедленно ехать в аэропорт.
После того как Лизель всерьез принялась чертить графики, объясняя, какие ужасы случатся с нами, если анклавы прекратят вкладывать ману во время нашего пребывания в школе, Аадхья смирилась с тем, что мы выезжаем прямо сейчас, но срочно зазвала меня к себе в комнату.
– Слушай, я серьезно: при чем тут Лизель? – спросила она, торопливо бросая вещи в огромный чемодан. Она едва успела пробыть дома неделю, но шкаф у нее был полон вещей, и мне пришлось лавировать между пакетами из дорогих магазинов, чтобы подойти к кровати и сесть. Вокруг валялась оберточная бумага – свидетельство энергичного забега по магазинам. – Зачем она едет с нами? Что она вообще тут делает? Разве ее не взяли в лондонский анклав?
– Если добьешься от нее ответа – расскажи мне, – буркнула я. – Наверное, Лизель хочет поторопить события. В Лондоне ждет Элфи, и она рвется в совет анклава.
– А вместо
