– Не так меня зовут, как тебе кажется. Чаще меня называют Ормом, а ещё Ормом-со-Шрамом, потому что у меня рассечён лоб.
Орм значит Змей, подумала Ингунн. И мне всё равно, кто ты на самом деле: викинг, которого боится всё море, или просто Одд в войлочной шапке…
– Я поссорился с людьми Хальвдана конунга, которые опились пива и стали меня задирать, – сказал Орм. – Я был там один. Я был ранен и отлёживался у человека, не захотевшего меня выдать. А теперь я добираюсь домой… в Халогаланд.
Ингунн подумала о том, что ей могло показаться. Что Скьёльд, узнавший викинга, вовсе не замышлял ему худа. Или даже наоборот – показывал его Торду, чтобы тот оказал Орму-со-Шрамом приём, достойный вождя…
Ей очень хотелось в это поверить. Она сказала:
– А может быть, всё обойдётся?..
– Может быть, – сказал Орм. И добавил: – Побольше бы мне удачи, не в Исландию бы ты отсюда поехала.
Темень в риге, наполненная дыханием спящих, нависла над Ингунн, словно готовая рухнуть скала… Орм не надеялся увидеть свой северный берег ещё раз.
И тогда Ингунн выговорила совсем тихо:
– Не так велика будет неудача, если останется сын.
Утром к Орму, лежавшему с открытыми глазами, подошёл Скьёльд.
– Шторм приутих, – сказал он шёпотом, чтобы не разбудить спавших вокруг. – Прошу тебя, помоги перегнать корабль к пристани. Ты, как я помню, ловко с ним управлялся.
Орм поднялся на ноги и молча пошёл за ним. Но от самой двери вернулся, сказав, что забыл рукавицы. Скьёльд вышел наружу, пообещав подождать.
Тогда-то Орма поймал за рукав молодой парень, не спавший всю ночь. Это его сбросило веслом со скамьи, и в ушибленной груди тяжело хрипел кашель. Он возил в своей котомке звонкую арфу, и люди считали, что он неплохо рассказывал песни.
– Будь осторожен!.. – с трудом выговорил молодой скальд. – Недобрыми глазами смотрит на тебя Скьёльд…
Орм вышел за дверь.
А Ингунн крепко спала под его тёплым плащом.
Первыми, кого он увидел во дворе, были Торд хозяин и Скьёльд Купец. И с ними десятка два людей Торда – все снаряжённые, точно на битву.
– Я-то думал, я в гостях у тебя, Козёл!.. – усмехнулся Орм, когда они шагнули к нему все разом. Он был безоружен: его меч остался далеко, там, где его ранили конунговы люди. Он сказал:
– А ты, Купец, сражаешься так же искусно, как водишь в море лодью. Следовало бы тебе заманить меня подальше отсюда. А то как бы твои корабельщики, Скьёльд, не проснулись да и не надумали за меня заступиться!
Потом он сказал ещё:
– Дома у меня подрастает брат. Он рыжеволосый, и зовут его Сван. Запомни хорошенько это имя, Козёл. И ты, Скьёльд, запомни…
И видевшие говорили потом, будто с этими словами он выхватил топор из рук у того, кто стоял к нему ближе других. И бросился вперёд, не дожидаясь, пока те наконец решатся напасть.
Молодой скальд действительно разбудил всех мореходов. И многие сразу схватили оружие и бросились в дверь – им тоже показалось несправедливым убивать человека, выручившего всех из беды. Хотя бы он был вне закона и враг самому Хальвдану Чёрному из рода Инглингов. Конунгу Вестфольда, Эстфольда и обоих Мёров…
Они никого не нашли во дворе и побежали на пристань, откуда слышались голоса. Но бежать уже не было надобности. Орм-со-Шрамом лежал на стылых брёвнах, запорошенных снегом, и его кровь смешивалась с морской водой. А нападавшие стояли вокруг, тяжело переводя дух. Четверых среди них недоставало.
Орм узнал Ингунн, когда она оттолкнула с дороги кого-то из вооружённых мужчин и рванулась к нему. Он сказал:
– Будет сын, назови его Арни.
– Я думал потом, отчего он не кликнул на помощь, – продолжал Альвир Скальд. – Наверное, он видел, что нас было меньше. Да и в бойцы мы после шторма плохо годились. Вот он и решил, зачем гибнуть многим, если нужна была одна его жизнь. И ещё он хотел, чтобы Ингунн всё-таки попала домой.
– Как они выглядели? – спросил Арни. – Он… и моя мать?
Скальд ответил:
– Я уже плохо помню их лица, ведь это было давно. Только то, что оба казались мне очень красивыми, и он, и она.
Арни молча пошёл прочь. Он держался неестественно прямо. Сван проводил его глазами. Арни сел на деревянный настил и стал смотреть в море. Море по-прежнему катило серые волны, низкие облака роняли редкий снежок. Восемнадцать зим назад на этом самом месте плакала его мать. А может быть, и не плакала, но мало кто отважился бы заглянуть ей в глаза. И она не знала, что Скьёльд не получит от конунга никакой награды за предательство человека, спасшего ему жизнь. И, раздосадованный неудачей, продаст её как рабыню своему соседу – Фридлейву Богатею, и злым делом назовут это люди. И там, в неволе, у неё родится сын, и она назовёт его – Арни. И умрёт молодой, не успев рассказать ему об отце…
– А не приврал ли ты, скальд? – спросил сумрачно Сван. – Я ведь со многими беседовал и знал почти всё, о чем ты тут толковал. Но я ни от кого не слышал про девушку. Только от тебя одного!
Альвир спокойно выдержал его взгляд.
– Других ты расспрашивал о гибели брата, а не о его любви. Я слыхал, твоего сына ждет дома невеста. Пускай же у них будет сын Орм, если не врут люди и это действительно так.
Теперь я спрашиваю себя: уж не Всеотец ли послал мне Торгрима, испытывая, хорошим ли станет вождём Эйрик сын Эгиля сына Хаки из Хьялтланда… Могучий Один, Отец Богов и людей, вечно стар. У него длинная борода и всего один глаз. Людям кажется, будто второй глаз он отдал вещим норнам, с тем чтобы они позволили ему напиться из источника мудрости, клокочущего под корнями Мирового Древа.
Был ли то просто залог, как думают люди? Или столь горек на вкус оказался дарующий мудрость напиток, что даже славнейший из Асов не смог его вынести и сам в муке вырвал собственный глаз?
В тот год мы зимовали в Раумсдале, у одного крепкого бонда по имени Гуннар. Мы – это Хёгни ярл и все викинги, ходившие на трёх его кораблях. И я, его воспитанник.
Много славных обычаев завещали нам предки. Но самый славный – тот, что велит родовитым людям отдавать детей на воспитание менее знатным. Всё в нем: и великая честь, и доверие младшему товарищу по прежним походам. И добрая наука для мальчишки, которого называют сыном вождя.
Вот и я рос не дома – в Хьялтланде, на Островах, – а у старого Хёгни. А Хёгни ярл часто бросал якоря во владениях Гуннара бонда, когда приближалась зима и с нею пора вытаскивать корабли. Гуннар был всегда рад нас принять. Мы ведь приходили к нему не с пустыми руками. Хёгни каждое лето водил нас в походы и когда торговал, когда грабил. У него нигде не было земли и своего дома. Но зато на Гуннаровом дворе его слушались как самого хозяина. Мудрено ли – морской ярл! Хёгни даже поселил у него единственного человека, который звал его родичем и которого старый ярл берёг ещё больше, чем свои боевые корабли. У Гуннара жила его внучка, юная Асгерд. Мы с ней выросли вместе. Мы очень дружили, и называли нас женихом и невестой. Я с детства знал, что попрошу её у старого Хёгни себе в жены, когда подрасту.
