- А ты не преувеличиваешь? Зачем исчадьям напускать болезнь? Убить на алтаре - это в их стиле. Но болезнь? Толку-то от обычной смерти?
- А кто сказал, что это обычная смерть? Если болезнь наслал исчадье, то гибель больного добавляет манны в копилку Сагана. Даже если жертва не погибла на алтаре. Мы что-то расслабились - засели тут, в трактире, и спрятались от всего мира. А ведь исчадья-то никуда не делись, ты не забыла? Не забыла, как исчадье тебе крылья ломал?
- Я ничего не забыла. Помню каждую секунду того дня. Я была маленькая совсем. Глупенькая, мне было интересно - забавное существо пришло, манит к себе. Я и подошла… давай не будем об этом, а? У меня настроение испортилось. Я пойду ещё потренируюсь, или уж лучше поесть?
Андрей вспомнил, что он тоже сегодня не особо отдыхал, и голод набросился на него с такой силой, что живот буквально завыл. Пришлось бежать на кухню и просить здоровенный мосол с лохмотьями мяса, которое немедленно нашло место в желудке. Потом три пирога. Потом две плюшки с мёдом. Потом кружка пива. Потом ещё пирог. Потом чашка бульон. Ещё пирог.
Олра заметила, в конце концов, смеясь и похлопывая любовника по плечу, что на кухне уже делают ставки, сколько он сегодня съест пирогов. Такого прожорливого мужчины нет на всём белом свете. Может потому она его и полюбила? У него всё по-крупному - есть, пить… и… вообще всё крупное.
Вечер ничем примечательным не запомнился - шумела пара возчиков, но даже выгонять не пришлось - стоило Андрею только похлопать их по плечу и попросить вести себя потише - они тут же притухли. Рассказы о том, как он поднял телегу с тонной груза обросли такими подробностями, что он и сам бы удивился - тут уже было и то, как он не просто приподнял, а поднял в днище и протащил квартал на себе, а лошадь при этом била ногами и ржала навесу. И то, что он крикнул, и одна из лошадей упала замертво от страха… и много чего фантастического и странного. Он этого не знал, да и не хотел знать. Главное - никто не мешал ему думать, общаться со своей крылатой подружкой, время от времени ныряющей в 'тренажёрный зал, да задумчиво поглощать пирожки (Он потом узнал, что выиграла одна из кухарок, поставившая на сорок три штуки).
Ночью они с Олрой любили друг друга - нежно, сильно, но как-то по-домашнему и привычно. Её комната воспринималась уже как дом родной, а запах её тела, её волос, впитался в душу Андрея, как нечто неотъемлемое от его жизни. О том, что всё равно придётся уходить - думать не хотелось. Жить одним днём. Наслаждаться тем, что дал этот день. Что ещё ему оставалось?
Утром он встал довольно рано - выспавшийся, здоровый - отъелся, отоспался, несмотря на то, что ночью они с Олрой хорошенько помогли друг другу забыться. Никата ещё не было - он появился часа через три после рассвета, усталый, немного бледный, но спокойный. Подойдя к Андрею, он поздоровался и сел рядом:
- Спасибо тебе. И супруга спасибо передаёт. Похоронили мы дочурку. Как ты и сказал - соседям сказали, что упала и разбилась.
- Ты это… Олра будет спрашивать - ничего про чуму не говори. Я ей сказал, что заболела и умерла, но не чума. Учти. Не сдай меня. Она страшно боится за чуму.
- Я знаю - серьёзно ответил Никат - это гибель для дела. Люди не пойдут в чумной трактир - если кто-то из персонала, или его семьи заболеет - точно слухи пройдут. Ни в коем случае нельзя говорить.
- Ты вот что мне скажи - жена тебе не рассказала, где она была перед тем, как заболела?
- Да чего там не рассказывала - на базаре были. С дочками вместе. Как пришли - и заболели. Я думал - простуда. Кто же мог подумать другое? Да и что я мог сделать - эта болезнь не лечится.
- Ясно. Ладно, работай, я в город схожу. Вчера я так и не попал никуда.
- Спасибо тебе! Мы с супругой по гроб жизни тебе обязаны. Обязательно пригласим в гости, она хочет с тобой познакомиться. Я ей рассказал, кому мы обязаны жизнью… почти всё рассказал.
- Надеюсь - что только - почти - испытующе посмотрел в его глаза монах. Да?
- Да. Про ЭТО я не говорил, не бойся.
- Хорошо. Ну, всё, освобождаю тебе место - давай, бди. Я ушёл.
- Так, не наглей! Два серебряника! - Андрей сердито кинул монеты жадному извозчику, потребовавшему двойную плату - с какого рожна непонятно, и зашагал к дому Фёдора.
Тут ничего не изменилось. Андрей усмехнулся, нашёл верёвочку, хитро пристроенную в уголке калитки, и подёргал. Через минуты три калитка раскрылась, и в ней показалось добродушное широкое лицо друга, украшенное пшеничными усами.
- Наконец-то! А то я собирался уже идти разыскивать! Ты куда пропал? Мы тут скучаем. И Настёнка уже о кошечке заспрашивалась. Шанди, подружка, как поживаешь? Не заморил тебя голодом этот злостный тип? Идём, мы тебя покормим. Два дня тебе уже печёнку держу - собирались уже сами съесть - не идёшь и не идёшь. Пошли скорее - девчонки рады будут!
Андрея и Шанди окружили радостные Алёна и Настёнка, Шанди тормошили, а Настёнка сразу потащила её показывать, какой домик 'кошечке' соорудила. Та стоически воспринимала все нападки, и лишь заметила Андрею, что конечно, хорошо, когда тебя ждут, но только если не засовывают в картонную коробку, заявляя, что это теперь её дом. Впрочем - видно было, что драконицатоже рада - приятно же, когда есть друзья, когда тебя встречают и привечают. Особенно после сотни лет сидения в грязной норе.
Потом они сидели за столом, Андрей снова поглощал еду, как будто не ел месяц - организм сильно истощился после лечения семьи Никата и пользовался любой возможностью восстановить массу. Когда дошли до творога со сливками и сахаром, Андрей, с удовольствием поглощая этот десерт, сказал:
- Не к столу будет сказано, но я хочу спросить. Алён, что ты скрыла от нас с Фёдором? Что случилось на базаре, перед болезнью? Что ты не стала нам рассказывать?
- Как так? Алён? - Фёдор недоумённо посмотрел в лицо жены - что ты скрыла? Зачем?
- Я боялась. Боялась, что вы пойдёте его убивать, и нам придётся бежать. Мне хорошо тут, и я не хочу никуда уезжать. А что впереди? Что будет там? - женщина устало прикрыла глаза, потом снова открыла их, и теребя носовой платок, продолжила - он хотел меня. Сказал, что я обязана ему уступить, сейчас же, иначе он проклянёт и меня, и мою дочь. Я послала его матом. Тогда он вытянул руку, показал на нас пальцем, и сказал, что мы будем прокляты. И что снять проклятие может только он.
- Исчадье? - понимающе кивнул головой Андрей
- Ну… да. Он там, у своего храма, на базаре. Все несут ему подношение - положено так. И я подошла, положила, как все. А он заметил меня, и сказал, что хочет меня трахнуть. Так и сказал. И что муж будет только рад, что я дала адепту Сагана. Это угодно Сагану, особенно, если я окажу ему особые услуги… я не хочу говорить, что он от меня требовал. Я его послала. Хорошо ещё, что дочка маленькая, не понимает. Он и её хотел, чтобы она присутствовала. Говорит - пусть учится. Вот и всё. После этого и началось.
