Очнувшееся первым сознание приказало телу открыть глаза, подняться на ноги, но то не подчинилось. Сознание запаниковало, зашлось беззвучным криком, но тело не отозвалось, никак, словно бы теперь принадлежало кому-то другому.
Нахлынул страх, но сердце тела билось все также ровно, методично гоня кровь по сосудам, все также ровно поднималась грудь, вдыхая сладкий лесной воздух. Телу не было дела до страданий сознания, до страданий и страха Ринны.
Неизвестно, сколько прошло времени прежде, чем охватившая ее паника утихла. Следовало собраться с мыслями, понять, что случилось, вспомнить... А обладатели голосов тем временем приближались, и вскоре ее слух уже мог вычленить из их речи отдельные слова, а затем– и весь разговор целиком.
– ...а потом?– весело спросил один.
– А потом,– отозвался другой,– потом ты столкнул с себя десятипудовую, не меньше, каменную балку, встал на ноги, отряхнулся, оглядел руины, оставшиеся от городской стены и сказал: «Ну что ж, даже величайший ум нашей эпохи может ошибиться!»
Оба человека одновременно рассмеялись.
– Не только величайший ум современности,– повторил первый голос,– но и самый скромный!
– Всегда был, всегда будешь,– согласился второй голос, и чувствовалось, что обладатель его еще улыбается,– да уж, Арон, твоего самомнения хватило бы на десяток магов рангом поменьше...
Второй неожиданно резко замолчал, и Ринна услышала звук приближающихся шагов и потом слова, сказанные не самым дружелюбным тоном:
– А птичка-ка то наша, оказывается, совсем непроста!
– Очнулась?– уточнил названный Ароном.
– Частично,– отозвался второй,– и это при том, что прошел всего час, и я не пожалел на нее восьмикратную дозу. Красавица должна была спать еще самое меньшее сутки. Кто-то явно позаботился заранее приучить ее к нашему яду. Как интересно...
– С чего ты взял, что она очнулась?– поинтересовался Арон с отстраненным любопытством,– насколько я вижу, она полностью неподвижна.
– У эльфов от ахарры первым всегда пробуждается сознание, тело еще спит и должно проспать долго. И уж поверь мне на слово: если говорю, что она осознает, что происходит, значит, так оно и есть. Если хочешь знать, шаманское чутье, наследство деда.
Сознание Ринны, скованное в темнице собственного тела, напряглось, не допуская нового приступ паники, пытаясь заставить работать память. «Арон»– это имя вызывало волну неприятных ассоциаций, но разум никак не мог нащупать главную нить– того, кому оно принадлежало. Арон... Арон– кто? Этот, второй, что-то говорил о магах...
– И что теперь? Используешь ахарру во второй раз?– судя по изменившемуся звуку, Арон тоже приблизился к ней.
– Не получится,– с сожалением отозвался второй,– ближайшие две недели ее кровь будет способна побороть яд почти моментально. Вечно с этими остроухими одни проблемы!
Последняя фраза вызвала у Арона приступ искреннего веселья:
– А ты, конечно, к остроухим никакого отношения не имеешь!
– Ну отчего же,– не согласился второй,– от меня тоже немало проблем.
– Если следовать твоей логике, то вполовину меньше, чем от чистокровного,– уточнил Арон, продолжая посмеиваться.
И именно в этот момент Ринна осознала, что может открыть глаза, что власть над собственным телом начинает возвращаться. И возвращается полностью.
Все, что произошло потом, произошло одновременно. Крик Мэля «она очнулась, используй Тени!» , безумные от страха и ярости глаза девушки, и волна направленной на Арона чистой энергии. И, как уже случилось однажды с Тималем, инстинкт мага в Ароне взял верх, ответив не раздумывая. И только когда две волны силы встретились, и принадлежащая Тонгилу уже почти поглотила созданную Ринной, он с запозданием осознал, чем же эта волна полуэльфийки была: полусформированным вызовом Врат.
Подмастерье, явно не уверенная в своей способности создать обратные Врата без поддержки наставника, принесла в своем эррэ их почти готовую формулу. И теперь, когда их магии смешались, Врата проявились, впитывая в себя всю окружающую энергия, выпивая и из Тонгила, и из девчонки, и ее все еще спящего брата.
Открывать Врата– всегда опасное занятие, и, если маг не поставил защиту, они будут тянуть из него силу, пока не убьют. А магия солнечной крови, все еще бурлившая в Ароне, сама требовала выхода наружу. Когда он, несколько бесконечно долгих мгновений спустя, сумел поставить барьер, Врата уже выросли до верхушек деревьев, сравнявшись по размеру с легендарной Аркой Богов.
Полуэльфийка, приподнявшись на локтях, торопливо шептала заклинание– инструкцию для стихийных духов о месте желаемого перехода. Арон метнулся к ней, придавил к земле, зажимая рот ладонью, не обращая внимания ни на ее яростные рывки, ни на попытку укусить.
Врата между тем уже засияли бледно-золотым– знаком готовности к переходу. Обычные, нормального размера, Врата действовали только когда путешествующие проходили в их арку, но такие огромные, про которые Арон слышал только легенды, могли с легкостью захватить не только их всех, но и немалый кусок окружающего леса в придачу. И, как северянин не пытался вспомнить, способа остановить их открытие он не знал. Зато знал кое-что другое: не получившие внятного приказа духи запросто могли зашвырнуть их в открытый океан или в ледяную пустыню.
Арон попытался представить свой замок, пустую площадь перед ним, но сосредоточиться не получалось, перед внутренним взором отчего-то замелькали совсем не нужные образы чуть ли не всех площадей и замков, которые ему доводилось видеть в жизни. А потом бледное золото Врат стало яркой вспышкой, на несколько мгновений полностью ослепившей его.
Интерлюдия 5.Постепенно вещи вокруг стали наполняться новым смыслом, обретая имена и признаки. Существо уже вспомнило многое, в том числе и то, что круглый белый огонь вверху называется солнцем, воздушные волны, приносящие так много запахов– ветром, а синий свод– небом.
А еще глубоко, очень глубоко, на самом дне памяти Существа хранилось правильное имя для маленьких двуногих, чьи шепчущие голоса оно так старалось уловить в голосе ветра. Быть может, сумей Существо позвать их, как следовало, маленькие двуногие обнаружились бы куда раньше...
От Горы вниз вела извилистая тропа, выложенная гладким белым камнем, и Существо все скользило и скользило по ней, иногда замирая и поднимая голову, с надеждой вслушиваясь в тишину.
А потом ветер принес звуки, и похожие, и одновременно непохожие на голоса маленьких двуногих. Эти звуки не шептали, они были слишком звонкие, слишком пронзительные, но Существо все равно обрадовалось. Как только маленькие двуногие поймут, как д о лжно говорить, они обязательно исправятся. Но сперва Существо должно найти их.
