– Мама! Не зови его по имени! Не спорь с ним! Зоя, уведи его…
– Девочка моя! Крупиночка… Осталась без ленточки… Ничего, у меня денежка есть. Хочешь денежку? На штучки на всякие? Девице ж надо, чтоб чистенько все было… аккуратненько…
– Спасибо, папенька. У меня всё есть!
– Всё? А отец, а сестреночка, а подружки, а жених?
– Есть у нее жених, – брякнула Луиза, – не тебе чета! Зоя, правда, шли бы вы отсюда!
– У Циллоньки король будет, а у нашей бедняжечки?
– Принц… С голубыми глазками!
– А золото? – подбоченился Арнольд. Не Арнольд он! Забудь имя, забудь!
– Не нужно нам твое золото!
– Оно не мое… Оно лежит… ждет… Золото для золотка. Оно не злое… Чистое. Возьмите на тряпочки… От сердца ж даю… Вы… вы обе… Брезгуете, да? Отцом, мужем брезгуете?
– Мужем? Мужем?! Ах ты ж!
– Золото…
Скотина… Пьяная, жадная красномордая скотина, но от нее родились дети. Этого не отнять. Каков муж, все равно, дети – твои.
– Спасибо, папенька. Мы с маменькой, если будет нужно, заберем. Мама, оно в самом деле не злое…
– Берите! Всё берите, родные мои, любименькие… Кровиночки…
– Стой, якорь тебе…
Плачет кошка, плачет маленькая Цилла, горят свечи, четыре пламенных язычка, четыре луны, мертвое дерево, ползущие камни. Кони не идут на мост, потому что метель. И холодно, потому что метель. Эйвону надо сбрить бороду, и он будет похож на человека, а Арнольду не поможет ничего…
– Мама! Мама, они ушли. Пойдем в спальню. Я тебе помогу. Мама!
– Я сама. Всё в порядке.
Они же что-то хотели. Зоя говорила… Зоя… Золото… Оно не злое… Ничье… Оно лежит. Ждет.
«…задержись вверенная мне армия в Гаунау еще на четыре дня, и наш последний завтрак продлился бы дольше. Мы много говорили об Эйнрехте, но Оллария также требовала разговора. С двадцатого дня Весенних Молний регентом Талига вновь является герцог Ноймаринен. Ее Величество Катарина умерла родами, дав жизнь сыну. Новости скоро достигнут, если уже не достигли, Липпе, но откровенность рождает откровенность, а иногда и просьбу об одолжении. Катарина Оллар была убита сыном Эгмонта Окделла. Убийца бежал. Эти обстоятельства, в отличие от поразившего кесаря Готфрида недуга, ничего не определяют: Талиг остается Талигом, война – войной, Излом – Изломом. Тем не менее я прошу Ваше Величество об услуге. Я знаю, что варвары не выдают тех, кто просит убежища. Я знаю, что варвары карают убийство беременной смертью. Я знаю, что варвары предпочитают осуществлять правосудие собственными руками. Я надеюсь, что убийца, если ему посчастливится перейти горы, никогда не вернется в Талиг…»
Прошмыгнуть через Бергмарк незамеченным может разве что зверь, не имеющий к тому же чести считаться достойной добычей. Хайнриху вряд ли представится возможность оказать услугу… Леворукому, но король, говоря о Дриксен, был откровенен. Так или иначе Медведь узнает про убийство и примется подсчитывать; выйдет, что Савиньяк знал правду и промолчал…
Тихий стук. Кто-то на галерее. В Олларии это могло быть опасным, в Алвасете это была бы женщина.
– Войдите.
– Вы всегда так поздно жжете свечи? – Супруга маркграфа спокойно прикрыла за собой дверь. Она была в том же платье, что и на ужине, только сняла почти все драгоценности.
– Пяти часов сна мне хватает.
– Целых пяти?
– Иногда трех. – Лионель запечатал письмо, но прятать не стал. – Сегодня я рассчитываю на большее.
Села, поправила волосы. Рудольф не допустил бы, чтоб у маркграфа была глупая жена, но ночами гуляют не только глупцы. Урфрида чуть-чуть улыбнулась.
– Вы ведь не были любовником Катарины Ариго?
– Я был капитаном охраны их величеств.
– Знаю. Любовником был Алва, мама мне говорила, но вы тоже могли.
– Нет.
– Почему? Боялись? Не хотели? Не любили? Вы удивлены моими расспросами?
– Нет.
– Тогда ответьте.
– Извольте. Нет.
– Не боялись. Не хотели. – Она говорила чуть нараспев. – Не любили.
– Ее величество испытывала те же чувства.
– К вам?
– Насколько мне известно, ко всем знакомым ей мужчинам.
– Вам неприятен этот разговор?
– Скорее непонятен.
– Мама была откровенна со мной перед свадьбой, то есть это я была откровенна с ней. Жена не слишком умного маркграфа должна знать, что нужно Талигу, и дать Горной марке наследника, способного видеть дальше охоты и войны. Я согласилась. Собственно, кроме меня, отдавать бергерам было некого, но я не соглашалась жить без радости. Будь вы любовником королевы, мне было бы проще, но я все равно предлагаю вам провести эту ночь со мной.
Да, красива. Да, умна. Да, откровенна. Да, ночами разгуливают не только глупцы, но и кошки.
– Обычно я рад стать первым, но не сейчас…
– Вы станете третьим. Я дважды гостила в Ноймаре и дважды бывала счастлива. Я умею радоваться и умею забывать. Они были женаты. Оба. Мне казалось, так лучше. Кстати, мой супруг делит ложе с одной из моих дам. Он хороший союзник, но ему по душе темные волосы. Вы поняли, о ком я?
– Я видел только одну брюнетку с браслетом.
– Да, это она. Мы подруги, настолько, насколько это возможно. Маркграф знает, что я знаю и молчу. Это делает его более понятливым в остальном.
– Вряд ли он поймет вашу нынешнюю прихоть.
– Он не узнает. Сейчас Иоганн или гладит черные волосы, или спит. Я знала, что когда-нибудь приду в гостевые покои, и нашла безопасную дорогу. Конечно, вы можете устать, можете хранить глупую верность, можете уважать диковатые обычаи… В конце концов, я просто могу вам не нравиться. Не нравятся же мне марикьяре!
– Я не храню верности, ни глупой, ни тем более умной. Проведенная с кем-то ночь становится изменой, только если вмешать в нее ложь. И да, мне больше нравятся светлые волосы, но если один из сыновей маркграфа будет похож на Леворукого, возникнут сложности.
– Сыновья маркграфа будут сыновьями только маркграфа. Эту часть договора я не нарушу. Наша ночь плодов не принесет.
Уже знает, что ночь будет. Любопытно, кто были те двое, то есть не любопытно.
– Фрида, почему-то мне кажется, что этот разговор вам нужнее того, что может случиться позже. Вам так скучно?
– Отнюдь. Вам же не скучно, когда вы водите армии. Бергмарк ведет маркграф, я веду его… Отец с матерью вели меня, я выросла, мы поговорили и теперь идем вместе. Савиньякам с нами по дороге.
– Мы с Эмилем много говорим с матерью. Когда встречаемся. Поговорить с отцом, по-настоящему поговорить, я не успел.
– Знаю. Зато вы говорили с моим отцом, когда он отвозил маршала Арно в Сэ. Отец запомнил вас больше других… Даже больше графини. Вы не похожи на других Савиньяков. Почему?
