— Ущипни меня, Доминик, — шепнула Виллему.
— Молчи, — тихо ответил он. — Ты и так не спишь. Но почему их только восемь? Где еще двое?
— А тот, который остался в колодце? Не хватает троих.
Виллему сама не понимала, почему от собственных слов у нее по спине побежали мурашки.
Шествие достигло вершины бугра и остановилось. Носилки опустили на землю. Женщину подняли, и один из участников священнодействия обрызгал ее из рога.
— Пастор, — шепнула Виллему.
— Точно. Обрати внимание на человека справа от него. Он чего-то боится. И еще как боится!
Виллему не понимала, как Доминик определил это на таком расстоянии. Она видела, что тот человек был намного ниже других, хотя и крепкого сложения. Почему такого коротышку приняли в поборники?
— Я тоже этого не понимаю, — пробормотал Доминик.
Опять он прочитал ее мысли, ведь она ему ничего не сказала! Наверное, это свойство особенно обострилось у него нынешней ночью. «А что чувствует Ульвхедин?» — подумала Виллему.
Сама она не ощущала в себе никакого прилива сверхъестественных сил, вообще ничего. Но ведь она знала, что ее способности не принадлежат ей. Она была лишь промежуточным звеном, своеобразным исполнителем воли покойных предков. А их тут сегодня не было, она не ощущала их присутствия. Может быть, Дания лежала вне сферы их влияния?
Виллему их не хватало.
— Разве поборники не зажгут жертвенный костер? — прошептала она.
— Они не смеют. Ради Бога, молчи!
Ритуал наверху продолжался. Пастор воздел руки, и послышалась непонятная, похожая на литургию песня, исполняемая на каком-то неведомом языке. Пели поочередно, то пастор, то паства, почти как в церкви. С той только разницей, что грубая языческая песнь не имела ничего общего с возвышенным пением псалмов.
Певшие как будто вызывали кого-то своей песнью. Но кого? Предков? В таком случае тех, что жили, по меньшей мере, сто поколений тому назад. Нет, эти люди происходили не от болотных жителей. Напротив, они изгнали болотных жителей и забрали себе их владения.
Но, может, у кого-то из них в жилах все-таки течет кровь болотных жителей?
Может, кто-то из их предков не устоял перед красотой болотных мужчин и женщин?
Нет, не надо поддаваться чарам этого холма! Лунный свет, пустынное место, плита на древнем могильнике или жертвенный камень, немой, настороженный лес… Виллему взяла себя в руки и попыталась трезво смотреть на происходящее. Куда пропало ее чувство юмора?
Впрочем, обстановка к юмору не располагала. Особенно женщине на камне было не до смеха.
Виллему надеялась, что комендант не станет мешкать. Или эта женщина уже мертва?
— Нет, — прошептал Доминик.
Он опять читал ее мысли! Раньше такого почти не случалось.
Виллему ощущала и присутствие Ульвхедина, но не решалась повернуть голову в его сторону, опасаясь, как бы люди в плащах не заметили в лесу движение.
Песнь умолкла. Пастор громким голосом начал службу. Теперь можно было даже разобрать произносимые им слова. Впрочем, словами это назвать было трудно… Если эти звуки и были словами, никто их все равно понять не мог. Видимо, речь его была придумана именно для этого обряда.
— Почему все-таки их только восемь? — жалобно, со страхом спросила Виллему.
— Может, другие остались в дозоре, чтобы сюда случайно не забрел посторонний?
Как она сама до этого не додумалась? Виллему стало легче.
Теперь пастор затеял какой-то дьявольский разговор с братьями. Люди упали на колени — от слабости или в исступленной молитве, этого Виллему не знала — вопросы и ответы чередовались все быстрей и быстрей. Люди постепенно приходили в неистовство. Но неожиданно все смолкли.
Женщина шевельнулась и снова застыла в неподвижности.
— Она чем-то одурманена, — пробормотал Доминик. — Скорей всего ее напоили — самый легкий способ заставить ее молчать.
Людьми на бугре овладело странное возбуждение. Комендант, уверовавший в способности Доминика, тихо спросил:
— Что там сейчас происходит?
— Ими овладела похоть, — с отвращением объяснил Доминик.
— Неужели они хотят?.. — Виллему широко открыла глаза.
— Похоже на то!
— Какой ужас! Я не желаю этого видеть! Какая жестокость!
— Я не собирался вмешиваться раньше времени, хотел взять их на месте преступления, когда они приступят непосредственно к жертвоприношению, — мрачно сказал комендант. — Но ждать больше нельзя.
Пастор, наделенный правом первым обладать жертвой, опустился на колени и пополз к женщине.
— Именем короля приказываю прекратить этот спектакль! — раздался оглушительный голос коменданта.
Поборники в первое мгновение окаменели, но, увидав солдат с обнаженными саблями, хотели бежать.
— Оставайтесь на месте! — велел комендант Доминику и Виллему, оружия у Виллему не было, и она решила, что на этот раз ей лучше подчиниться коменданту.
Поборники на холме озирались, изыскивая возможность бежать, но солдаты уже оцепили подножие холма и медленно приближались к ним. Петля затягивалась.
Кто-то в отчаянии крикнул:
— Помогите! Помогите нам, черт бы вас всех побрал!
Солдаты увидели человека, бегущего к ним с холма. Это был тот испуганный коротышка, на которого Доминик и Ульвхедин обратили внимание еще раньше. Он споткнулся, упал перед комендантом на колени и схватил его за рукав.
— Помогите мне, спасите, заберите меня отсюда! Ради всего святого! — шептал он, словно в бреду. — Я не хотел… Меня заставили лишь потому, что я нашел их подвал и эти проклятые письмена, которые мне удалось прочитать…
— Профессор Видст, как вы-то здесь оказались? — изумился комендант. — Что вы имеете с ними общего?
— Да ничего! Меня заставили! Они грозили расправиться с моей дочерью, если я не примкну к ним. Помогите мне!
— Значит, это вас прятали в колодце в железном котле?
— Да, да, ради Бога, поспешите! Умоляю вас!
— Не бойтесь и держитесь за нами!
Тем временем солдаты сузили свое кольцо вокруг поборников. Однако поборники очнулись, и многие схватились за ножи и кинжалы. В руках у пастора мелькнул меч. Все понимали, для чего он был предназначен.
Какое-то время обе стороны, затаив дыхание, выжидали, что предпримет противник… Поборники продолжали озираться.
Никто не предполагал, что принять на себя удар выпадет Виллему.
Она не заметила, как рядом с ней появился очень высокий человек в серовато-коричневом монашеском плаще. Капюшон был, откинут — такого красивого и одновременно страшного лица Виллему еще не видела. Белая, как мрамор, кожа, черные горящие глаза, презрительная улыбка. Черные, густые, блестящие волосы локонами падали на плечи. Виллему, словно зачарованная, смотрела на его лицо, но тут она заметила, вернее, ощутила, как еще два человека такого же облика внезапно выросли по обе стороны от нее. От них, как и от первого, исходил могильный, цепенящий холод. На их плащах лежал легкий налет праха. Холодный, грязно-серый, жуткий!
