Гед начал свой рассказ, и, когда закончил, Вик еще долго сидел, погрузившись в размышления.
— Я еду с тобой, Гед, — сказал он наконец.
— Нет.
— А я решил, что поеду.
— Нет, Эстарриоль. Это моя судьба и моя погибель. Я сам ступил на этот темный путь. И я один должен его завершить. Я не хочу, чтобы кто-то, а меньше всех ты, страдал из-за меня, ты, который пытался удержать меня от дурного поступка.
— Гордыня всегда была твоей путеводной звездой, — улыбнувшись, сказал его друг, будто речь шла о каких-то незначительных вещах. — А теперь подумай хорошенько. Искать ее ты, безусловно, должен сам, но, если эти поиски не увенчаются успехом, кто-то ведь должен будет предупредить Архипелаг. Тень в этом случае станет опасной силой. Ну, а если ты одержишь победу, опять же кто-то должен поведать об этом Архипелагу, с тем чтобы о твоем Деянии узнали и оно было воспето. Я понимаю, от меня толку тебе мало, но все же, мне кажется, я должен поехать с тобой.
После таких увещеваний Гед не мог отвергнуть помощь друга. Однако он сказал:
— Надо было мне сразу же уехать. Я это знал, но все-таки остался.
— Волшебники встречаются не случайно, дружище, — ответил Вик. — Помимо всего прочего, как ты сам сказал, я был с тобой в начале этого путешествия и теперь должен дойти до конца.
Он подложил дров в очаг, и они молча сидели, глядя в огонь.
— Есть человек, о котором я ничего не слыхал с той ночи на Рокском Холме, а расспрашивать кого-нибудь из наших сотоварищей по Школе у меня не хватило духу. Я говорю о Яшме.
— Он так и не получил посоха. Тогда же летом он покинул Рок и уехал на остров Оу служить волшебником при дворе правителя в Оу-Токне. Больше я о нем ничего не знаю.
Они снова погрузились в молчание, глядя, как горят поленья, и наслаждаясь теплом, столь редким такой глубокой ночью. Они сидели на каменной доске у плиты, и ступни их почти касались углей, жар от которых согревал ноги и лицо.
— Одно обстоятельство повергает меня в ужас, — тихо сказал Гед. — И от того, что ты будешь со мной, страх этот только возрастает. Там, на Пястах, когда я дошел до каменного завала в конце пролива, я обернулся и увидел Тень. Она стояла за моей спиной, и я схватил ее, вернее, пытался схватить. Но оказалось, что я держу в руках пустоту. Я не мог сразиться с ней. Она убежала, а я пошел по ее следу. И все это может повториться снова и снова. У меня нет над ней власти. Поиски могут ничем не кончиться, не будет ни победителей, ни побежденных. Воспевать будет нечего. Не будет конца. И может случиться, что я всю жизнь буду бороздить моря и сушу в бесплодных попытках отыскать Тень.
— Изыди! — сказал Вик и махнул в сторону левой рукой — этот жест должен был не позволить свершиться злу, о котором упоминалось в разговоре.
Гед невольно улыбнулся, несмотря на всю мрачность одолевавших его мыслей. Скорее это было заклинание ребенка, не волшебника, но Вик на всю жизнь сохранил наивность деревенского жителя. Вместе с тем у него был живой, острый ум, способный проникать в самое сердце вещей.
— Ужасно жить с этой мыслью, — сказал он. — Надеюсь все же, что она неверна. Я видел, как все началось, и мне представляется, что я могу предсказать конец. Постепенно ты постигнешь природу и суть этого существа, поймешь, что оно собой представляет, и тогда ты сможешь удержать его, не дать ему уйти. И победишь. Хотя это сложная задача — узнать, что это такое… Одно мне непонятно и беспокоит меня. Тень, очевидно, сейчас приняла твое обличье, по крайней мере, она чем-то напоминает тебя, это заметили на Ве-мише, и это видел я здесь, на Иффише. Как это могло случиться? Ради чего? Почему ничего подобного не происходило на Архипелаге? Говорят-де, что в Пределах правило есть правило, да не то правило. Это верная поговорка, уж я-то знаю. Я выучил немало прекрасных магических формул на Роке, которые здесь не имеют силы или же действуют вкривь и вкось. И наоборот, есть местное волшебство, о котором на Роке я никогда не слыхал. Каждая страна имеет собственную магию, и чем дальше от Внутренних Земель, тем меньше знаешь, как сработает та или иная сила и как с ней совладать. Но я не думаю, что это единственная причина, заставляющая Тень менять свой облик.
— И я не думаю. Мне кажется, что, когда я перестал бегать от нее и начал наступать, моя воля, направленная на Тень, определила ее форму и облик, хотя, как ни странно, именно это помешало ей отнять у меня магическую силу. Все мои действия эхом отзываются в ней. Это существо неотъемлемо от меня.
— В Осскиле она назвала твое имя и лишила тебя возможности использовать против нее волшебство. Так почему же она не сделала этого на Пясти?
— Не знаю. Быть может, минуты моей слабости дают ей силу говорить. Она разговаривает моим языком. А иначе как бы она узнала мое имя? Я ломал над этим, голову с тех пор, как уехал из Гонта, но ответа так и не нашел. Может быть, она вообще не умеет разговаривать, когда она в моем обличье, или она вообще не имеет формы. Она может говорить, только заимствуя язык, как гебет. Право, не знаю, что и думать.
— Значит, ты должен остерегаться встречи с ней, когда она второй раз попадется тебе в виде гебета.
— Уверен, теперь она не посмеет. — Гед вытянул руки над догорающими углями, чтобы согреться, так как вдруг почувствовал озноб. — Она теперь как бы связана со мной одной веревочкой. И уже не может освободиться от меня для того, чтобы схватить кого-то другого, лишить его воли и жизни, как Скйорха. Теперь ей нужен только я. Если я снова дам слабину и попытаюсь уклониться от встречи и тем самым нарушу связь, она завладеет мной. И все же, когда я изо всех сил старался удержать ее, она превратилась в туман и ушла от меня… И так будет еще не раз, но при этом она не может совсем уйти, я все равно найду ее. Я связан с гнусной, жестокой тварью, и эта связь будет длиться вечно, если я не узнаю заветное слово, которое заставит ее подчиниться мне, не узнаю ее имени.
Подумав немного, Вик спросил:
— А есть ли вообще имена в темном царстве?
— Геншер, Верховный Маг, сказал, что нет. А мой учитель Огион считает иначе.
— «Споры магов конца не имеют», — процитировал Вик и грустно усмехнулся.
— Та, что служила Старым Силам на Осскиле, клялась, что Камень назовет мне имя Тени, но я не придал значения ее словам. Есть еще дракон — чтобы избавиться от меня, он предлагал выдать мне имя даром. Я тогда подумал, что там, где маги затевают споры, драконы могут оказаться мудрыми.
— Мудрыми, но недобрыми. А что это еще за дракон? Ты мне не рассказывал о том, что беседовал с драконом после того, как мы расстались.
Они еще долго говорили в эту ночь, постоянно возвращаясь к тому, что ждет Геда впереди. Но их переполняла радость встречи, так как их дружба была крепкой и надежной и поколебать ее не могли ни время, ни обстоятельства. Утром Гед проснулся под крышей друга, и, пока он лежал, отходя от сна, на душе у него было хорошо и спокойно, будто он наконец попал туда, где был огражден от зла и опасности. И воспоминание об этих мирных утренних грезах наяву не оставляло его весь день — он воспринял это не только как добрый знак, но как подарок. И ему казалось, что, покидая этот дом, он покидал последнюю тихую пристань, и, пока длился краткий сон, он был счастлив.
