Карл хмурился. Город-лагерь, похожий в плане не то на плетение паука-крестоносца, не то на колесо со спицами, ему совершенно не импонировал. По поводу "мировых диатонов" он ругался с Жануарием два дня и наконец капитулировал. Капитулировал перед нутряной мудростью одной бывалой маркитантки, которая всуперечь сословной субординации подошла к спорщикам и, искривив кирпично-красное лицо в людоедской ухмылке, пробасила: "Ставьте, баре, хоть как - лишь бы скорее". Мысль была ценная - двадцать тысяч людей и двадцать тысяч братьев наших меньших от вола до сокола третий день мудились в чистом поле за лагерным валом, пока Карл спорил с Жануарием о принципах гармонии.
Словно бы в подтверждение слов безымянной солдатской матери обнаглевшие граждане Нейса устроили громкий кавалерийский налет со свистом и гиком.
На краю бесхозного табора поднялась патлатая колонна дыма. Среди ганзейских наемников темпераментно запричитали: "Цум тойфель, фесь офёс в пропажу, сдохнут кони". Карл сплюнул под ноги, в сердцах бросил Жануарию "Твоя взяла!" и, на ходу нахлобучивая салад, побежал отгонять настырных налетчиков. В той стычке Карл вызвал на честный поединок сына бургомистра Нейса, зарубил его на второй минуте и, окатив харизмой беспокойно перешептывающихся зрителей, предложил всем сложить оружие. Вместо этого немцы обратились в паническое бегство.
Если бы Карл не был истинным рыцарем и не боялся уронить своё достоинство поспешным преследованием, Нейс был бы взят в тот же день. А так - войска долго занимали лагерь, под присмотром Жануария ставили шатры, а потом пели песни, плясали и делили остатки фуража.
Прямоугольник лагерного кладбища принял первых постояльцев. В церкви отслужили две мессы - во здравие герцога Бургундского Карла и за упокой сорока трех погибших с обеих сторон.
6
После того, как на делегацию бургундских парламентеров у городских ворот вылили ведро дегтя и высыпали мешок перьев, после второго неудачного штурма и после того как батальон швейцарских алебардистов ушел домой, сославшись на невыгодные условия контракта, всем стало ясно, что далекий прирейнский город герцогству ни к чему. Но только не Карлу.
- Моей дочери, сеньоры, - сказал Карл на военном совете, мечтательно смакуя эту до недавнего времени неумопостижимую синтагму - "моей дочери", - нужно оставить доброе наследство. Это мой долг как отца и ваш долг как моих компаньонов по оммажу. Доброе наследство, монсеньоры! А тот клочок земли по мерке десяти воловьих шкур, который в настоящее время являет собой наше герцогство, никак не может быть назван добрым. Всякий, кто возразит мне, что в таком случае область Нейса не стоит мерки и в один воловий хвост, будет слепцом, ибо не видит дальше собственного эспадона. Стоит нам взять Нейс - и мы перережем Рейн. Ниже по Рейну лежат города, которые сейчас получают продовольствие водным путем и которые, стоит нам только захотеть, начнут голодать. После падения Нейса они отдадутся нам без боя, просто так - за кусок хлеба. Итак, "Нейс" означает "Рейн". А "Рейн" означает "Бургундия от моря и до моря".
Карлов генералитет попритих и, не отваживаясь возражать, начал вежливо прощаться.
Всё то же самое они уже слышали в мае. Тогда карловы стратегемы смотрелись привлекательно. Теперь был июль и армия герцога незаметно для глаза, но неотвратимо уменьшилась на четверть. Все быстро посчитали, что в феврале 1476 года при таком ходе дел от всей армии останется один герцог Карл. Поэтому за порогом ставки, под не по-июльски мрачными тучами пошел говорок, что пора начать деликатные намеки через подходящие исторические реминисценции. То есть припомнить десятилетнее троянское сидение Агамемнона и его же кровь на секире Клитемнестры. Поговорить о Гае из рода Юлиев, который страшно подумать до чего довел своими прожектами партию Брута, и в таком духе.
Оставшись наедине с Жануарием, Карл попросил у него помощи. Сам знает какой. Жануарий грустно посмотрел на герцога и сказал, что помогать ничем не будет. Карл может его обезглавить, вот и Раввисант здесь, в лагере, и лобное место давно пустует. Почему, интересно, спросил Карл, ведь Жануарий знает всё и даже мировые диатоны. Не в бирюльки же он играет, в самом деле, на "Сефер ха Зогаре".
Жануарий хлопнул в ладоши и предложил Карлу сделать то же самое. Герцог, пожав плечами, хлопнул.
- Вот видите, сир. Я попросил - и Вы сделали. В этом нет моей особой власти над Вами, потому что Вы лишь повторили то, что уже сделал я. Таким образом, я просил Вас о возможном. Вы же не в состоянии сами изготовить трубы, от гласа которых падут стены Нейса. А просите меня. Это честно?
Карл не любил, очень не любил таких разговорчиков. И знал, что Жануарий знает об этом. Выходит, Жануарий ищет смерти. Он её не получит.
- Хорошо, Жануарий. Иди.
Наутро Карл построил войско на лагерной площади, выплатил всем полное жалованье и привселюдно казнил двадцать пять оставшихся швейцарцев. Бедолаги драли в Альпы вместе с остальными из своего батальона, но их успели перехватить конные разъезды Карла. Швейцарцы уже две недели сидели в полковой тюрьме, дожидаясь хоть чего. Вот, сегодня дождались.
- Нейс будет взят до первого снега! И тогда все получат двойное жалованье. А сейчас пора отрабатывать это, - сообщил Карл закручинившимся латникам.
В тот же день от лагеря к стенам Нейса потянулся подкоп.
7
Нейс был городом имперским, то есть находился под юрисдикцией императора Священной Римской империи. Нейс был городом немецким, то есть был населен немцами. Немцами же была изобильно населена и вся Священная Римская империя. Поэтому когда на правом берегу Рейна из элементарных патриотических соображений появился епископ Мюнстерский с тринадцатитысячной армией, расставил артиллерию против Карла и пошел топить бургундские корабли с фуражом и продовольствием, удивляться было нечему и обижаться не на что.
Карл, однако, удивился и обиделся. В бурную грозовую ночь, когда перуны нарезали угольный купол небес так-так-так и так, а потом эдак-эдак-эдак и эдак, Карл, погрузив на уцелевшие плавсредства тысячу добровольцев, переплыл Рейн и, нагнав на немчуру панического страху, перепортил всё, до чего мог дотянуться, взорвал бочки с порохом, утопил тяжелую артиллерию, несколько стволов полегче взял для куражу на корабли и триумфально вернулся в лагерь.
Но, к огромному разочарованию герцога, Нейс остался при своих и после этого. А епископ Мюнстерский вместо того, чтобы плюнуть на всё и увести ландскнехтов на зимние квартиры, разместил в Кельне фантастический заказ на семьдесят семь новых пушек.
