– А будет ли «потом» – как мы узнаем? – спросили из толпы.
Сперва Жихарь хотел отрубить себе мизинный палец и приколотить его над княжеским крыльцом – мол, если кровь закапает, стало быть, мы победили. Но даже мизинца стало ему жалко.
– А так, – сказал он. – У нас самый ярый да чувствительный кто? Младой Кощей. Он это первым почует. Как только он какую девку за белую грудь ухватит – значит жизнь налаживается!
– Ничего себе барометр! – сказал Колобок. Пока Жихарь возвещал свою княжескую волю, настырный Гомункул вскарабкался ему на шею и начал прилаживать свою сбруйку.
– Да уж оставался бы тут, – сказал богатырь. – Мы, может, на верную гибель… Тьфу ты!
– Не на гибель, а за гибелью, – поправил его Колобок. – Как же мне не пойти? Я ведь только на Луне и не бывал, хотя и пробовал туда доехать с оказией. Да только меня не взяли: мол, в невесомости крошки могут попасть в дыхательное горло…
– Зверье, – сочувственно сказал Жихарь, повернулся и побежал в дом.
Карина чему-то улыбалась во сне. Безымянный сын посапывал рядом. Ляля и Доля сидели на лавочке, опасно притихнув.
– Я скоро, – сказал богатырь. – Ты не думай, я обязательно вернусь… Ты откроешь глаза, а я уже тут…
– Колобок, береги батюшку. Батюшка, береги Колобка, – прошептали Ляля и Доля. Жихарь поцеловал всех и вышел. Что бы ни ждало его на следу Беломора, он решил без победы домой не возвращаться. Так жить никакого сердца не хватит.
…Демоны, как и водяники, не умельцы ходить по земле – крылья мотаются за спиной и мешают сохранять равновесие. Демон Костяные Уши еще и пригнулся к самой траве, громко сопел, принюхиваясь. Время от времени он проверял себя с помощью портянки. Хвост его ходил из стороны в сторону. Когда уходили, Мутило не удержался и вдогонку посоветовал надеть на следопыта поводок, так их еле растащили.
Да и сам Жихарь то и дело себя осаживал, чтобы не сказать какую-нибудь глупость вроде: «Ищи, ищи! Умница!» Демон то и дело запинался за всякие корневища и утыкивался рылом в землю. Потом Жихарь и Сочиняй по очереди просто тащили его на руках с наклоном вперед, как слепец палку. Бедный Монах и Яр-Тур молча шли сзади. Помалкивал и Колобок – видно, его на ремнях убаюкало. Уже начало вечереть.
А ведь можно просто-напросто сбежать во Время Оно, думал богатырь. Место в развалинах он запомнил, заклинание тоже. Забрать семью и податься туда. Там-то наверняка все по-прежнему. Живут, а потом умирают. Иаков всегда приютит, да и в Вавилоне ему рады будут… Нет, в Вавилоне вряд ли, Вавилон они ограбили так, что за тысячу лет не забудется… Но жарко там, в песках, и водоносного платка больше нет. И друзей старых нет. Яр-Тур туда наверняка не пойдет, он сказал, что вернется в Камелот в любом случае. А в Столенграде люди станут ждать. Потом забудут, кого и чего ждут, потом даже имен своих не вспомнят. Высохнут до костей и будут бессмысленно бродить по улицам…
– Спишь, человек полосатый! – гаркнул Демон. – Пенек!
– Ой, прости! – очнулся Жихарь и понял, что пенек вовсе не он, а настоящий пенек – об него и стукнулся Демон.
Они шли через осыпавшийся ельник. Над самыми верхушками голых деревьев висела Луна, идущая на ущерб. А в Нави она была полная…
– Все, – сказал Демон. – Пришли. Ставь на лапы.
Перед ними едва возвышался холмик, закиданный ветками. Но хвоя давно опала, под ней обозначились доски, и стало понятно, что это всего-навсего землянка.
Жихарь толкнул дверь. Она была заперта изнутри. Значит, не выходил оттуда неклюд.
Богатырь отошел, чтобы с разбегу вышибить дверь, но Сочиняй-багатур опередил его – поковырялся кинжалом да открыл засов.
– Прощайте, – сказал Демон. – Сынам эфира нельзя под землю.
Жихарь хотел ответить ему что-нибудь хорошее, но суровый дух изгнанья резко взметнул крыльями хвою и через мгновение уже обозначился густой черной тенью на лунном диске.
– Сынам эфира нельзя, – сказал богатырь. – А вот я, как проклятый, как рудокоп, из-под земли не вылажу. То Бессудная Яма. То Адские Вертепы. То вавилонские темницы. То курган-могила.
– Земля символизирует материнское чрево, – зевая, сказал Колобок. – А также хтонический мир, населенный чудовищами…
Вниз уходили земляные ступеньки. На досках двери с обратной стороны был грубо намалеван знак – красная стрела, указывающая на белый серп.
– Если я что-нибудь понимаю в символике, – сказал король Яр-Тур, – то этот подземный ход ведет на Луну…
– Я видел… я видел: на хромом зайце ехал бородатый старик без макушки, шибко, шибко, шибко, оставил свою гору, оставил чужую, оставил сорочью гору, оставил снежную и переехал за ледяную, и тут сидел другой старик с белою бородой и сшивал ремнями дорогу, а с месяца свет ему капал в железный кувшин.
Николай Лесков
«И на Луне, поди, люди живут», – думал Жихарь. Он шел впереди, а Колобок, наклонившись вперед, освещал фонариком дорогу: отрабатывал свое участие и бесплатную езду на богатырской шее.
Ход был узкий и низкий, неукрепленный, земля влажная и тяжелая. Жихарю и Яр-Туру приходилось нагибаться, потому что даже Лю Седьмой и Сочиняй-багатур то и дело чиркали макушками по потолку, и каждый раз все замирали и останавливались в тревожном ожидании – не осыплется ли земля спереди или сзади.
Понятно, что не Индрик-зверь прокладывал этот ход – походил он скорее на подкоп из темницы.
Особенно неуютно было Сочиняю, привыкшему к степным просторам.
– Там должно быть все необходимое для жизни, – утешал спутников Бедный Монах. – Там встретит нас лунная богиня Гуань-Инь, проведет во дворец, а священный заяц поделится содержимым своей ступки – толченой травой бессмертия…
– Как-нибудь приспособимся, – сказал Жихарь. – Человек везде приспосабливается. Даже нежить – и та на чужбине умеет устроиться…
– Да, уж эти ребята нигде не пропадут! – засмеялся Колобок. – Мне давеча рассказывал домовой, что после твоей свадьбы несколько многоборских банников, у которых еще своей бани нет, а работают они на подхвате у старших, увязались за королем, решив поискать счастья в Туманном Альбионе…
– Сэр Хонипай, никто за мной не увязывался! – воскликнул Яр-Тур. – Если бы я кого и взял с удовольствием, так это сэра Окула, но он остался верным своему повелителю…
– Вы, ваше величество, захватили с собой березовый веник, – пояснил Колобок.
– Да, Мерлин просил меня привезти несколько многоборских диковин…
– Вот они в венике и устроились – много ли им места надо, – продолжал Гомункул. – Ну, приехали. Кругом все чужое – эльфы, гоблины, лепрекуны, феи, сиды… Народ гордый, чопорный, на ваших смотрят свысока. Ни в один клуб не записывают, на чашку чая не зовут. Кличут нежелательными иностранцами. Самое неприятное – что жить негде, не складывают тамошние жители баньки, не знают такого искусства, моются изредка…
