По залу пронесся дружный, словно отрепетированный вздох.
— Явись, Гавриил! — снова заорал, как недорезанный, рыцарь.
Вместе с этими словами он прыгнул к бесполезно валяющемуся на опилках мечу и применил его с пользой: швырнул в ближайшего из свинобратьев. Уродливый нарост рукоятки ударил того, что не был со сломанным ребром, прямо в грудь, знаменуя тем самым, что клинок пробил его тело насквозь. Брат барона тоже хрюкнул — так у них в семье, вероятно, было принято, и умер. Но штаны его остались неиспачканными.
Стефан завертел над головой металлической сетью, отступая к камину и в третий раз оглашая залу воплем:
— Гавриил!
Зрители начали оглядываться друг на друга, еще несколько мгновений — и кто-нибудь обязательно провозгласит клич, а кто-нибудь обязательно этот клич поддержит. Для профилактики Дюк хлестнул сетью ближайшего человека, тот, отшатнувшись, взвыл, но это, конечно же, дело не решало. «Да что же там этот Гавриил!» — как-то тревожно подумал Стефан, и в тот же момент главные двери в зал открылись, и в них вошел, отсвечивая голым задом, Буслаев, держащий в руке свечу внутри светильника[75].
— Ты звал меня Иеремиил? — оглушительно громко закричал Васька. Из-за его спины потянулся по полу, изгибаясь змеей, сизый дым.
Все в зале оказались в состоянии, когда случается чудо, они этому чуду свидетели, но никто не понимает природу этого чуда. Только загоревавший последний Боархог, роняя из маленьких глазок крошечные слезки, подняв обе руки, пошел на Буслая, словно желая порвать того на куски скрюченными пальцами. Василий будто этого и ждал, в свою очередь, зашагал ему навстречу. Он бросил один взгляд в сторону Стефана, и взгляд этот говорил: «Ходу!»
Дюк плавно двинулся к выходу, а дыму становилось все больше и больше. Буслай между делом запалил свечкой какой-то гобелен у стены, перехватил массивный светильник и, криво усмехнувшись, опустил его на голову подошедшего свинобрата. Так опустил, что канделябр разлетелся вдребезги, впрочем, как и голова последнего из Боархогов.
Гости заволновались, но к тому времени, как они созрели для каких-то активных действий, Стефан уже вышел из зала, а Васька в два прыжка присоединился к нему. Они закрыли обе створки высокой и тяжелой двери, прислонились к ней спинами и, наконец, перевели дух. Дух-то перевести было можно, только куда? Дыма становилось все больше.
Всю ночь перед игрой в «рыбака и рыбку» Дюк и Буслаев добывали в своем заточении огонь. Способа было определено два, по числу огнеборцев. Просто никаких других идей в голову не приходило. Вооружившись обнаруженной ржавой подковой, хунгар принялся обстукивать стены цоколя. Василий же, расщепив косяк двери, занялся процессом трения.
Стефан пытался своей, точнее — лошадиной, подковой высечь из каменной кладки искру. Камней было много, но не все они для подобной цели годились. Из детства он помнил, что белые булыжники, в которых много кварца, неплохо искрят, если их как следует стукнуть. Но в их узилище сделалось так темно, что определить подходящий искрометный материал можно было только опытным путем.
А Буслай приспособил длинную щепку для кручения ее между ладоней: обточил, как мог, о ту же самую стену. Установил ее конец в деревяшку из того же косяка, подбросил туда же более-менее сухого сена и начал ожесточенно тереть ладони друг о друга.
Спустя некоторое время Стефану удалось выбить искорку, хотя саму ее он даже не увидел — услышал характерный треск и почуял еле уловимый запах дымка. А у Васьки дело не заладилось. Щепка, хоть и обточенная, вполне могла стереть ладони в мозоли, а те, в свою очередь, лопнуть в кровь. Поэтому он отодрал от рубашки пару лоскутков ткани, обезопасил ими руки, но тереть от этого стало неудобно: материал наматывался на щепу. Буслай ругался, шипя сквозь зубы нехорошие слова, адресованные почему-то всем свинобратьям вместе взятым.
Дюк приспособился к ударам подковы по определенному месту, искры начали вспыхивать одна за другой. Только вот поймать их никак не удавалось.
— Василий! — позвал он сокамерника. — Забей на свои фокус-покусы. Давай лучше здесь огонь поймаем.
Лив в ответ тягостно вздохнул: все, чего ему удалось добиться — это посадить все-таки мозоли, да подпортить себе последнюю рубаху. Подбираясь к более удачливому коллеге, он неожиданно приободрился. Причина этого крылась в том, что Василий на ощупь понял, что сено, кое он использовал для розжига, совершенно высохло. Хоть в этом польза!
Буслай ловил искры, но те улетали куда-то мимо.
— Ничего, еще пара тысяч ведер — и ключик у нас в кармане![76] — ободрил его Стефан.
Словно в опровержение этих слов, с первого же удара целый сноп искр удачно развеселил солому в руках Васьки, и та пыхнула слабым огоньком. Ну, а дальше было делом техники. Буслаев дул, Дюк подкладывал оторванные лоскуты — Прометей бы обзавидовался.
Первым делом они приняли все меры, чтобы добытый таким трудом огонь не пропал, потом подожгли косяки входной двери. Они были совершенно сухими, поэтому не давали практически никакого дыма. Только запах, который Стефан прогонял в крошечное окошко своей рубахой. Нельзя было позволить пламени обрести силу, но и, слишком угнетая, можно было добиться обратного эффекта.
Утро застало их в трудах, словно, в каком-нибудь гетто[77]. С рассветом они перевели огонь на осадное положение, поддерживая его крохотные язычки в полуживом состоянии в самом дальнем углу. Хорошо, что двери в их постройку открывались вовнутрь, не то подивился бы Боархог-младший их художествам!
Когда Стефана увели драться, Васька снова запалил дверь, да и все, что горело вокруг. По договоренности ему следовало явиться на зов, изображая вестника Господа Гавриила со сферическим зеркалом в руке, либо просто со свечой внутри подсвечника. Но перед этим следовало нейтрализовать любого встречного-поперечного, подпереть все возможные двери из зала против открытия изнутри и поджечь к такой-то матери все, что невозможно потушить. А также отделить рожь от гречихи, вымыть всю посуду и перекопать огород.
Весь заинтересованный народ наслаждался зрелищем боя в зале, даже слуги, так что с людьми проблем не было. А потом случилось то, что случилось.
— И мы никого не выпустим? — кивнув на дверь за спиной, спросил Буслаев.
— А ты сможешь потом с этим жить? — ответил Стефан. Вообще-то из банкетного зала можно было выбраться через окна, расположенные на уровне второго этажа, но до них же еще надо было добраться, а до этого надо было еще и додуматься. Пока же народ панически шумел в запертом помещении, наполняющемся едким дымом, и ему было не до раздумий.
