Но за три недели до отлета на Аристотель грабители ворвались в дом ее родителей. Отец попытался остановить их, и его убили. Мать попыталась убежать, зовя на помощь, и ее тоже убили. Потом, чтобы замести следы, грабители сожгли дом. В огне погибла и ее коллекция ценнейших раритетных томиков поэзии. Венера осталась жива только потому, что в это время занималась в местной библиотеке.
Я жил по соседству и стоял рядом с дымящимися развалинами, когда приехала Венера. Полиция сообщила ей о случившемся. Я думал, у нее начнется истерика, может, она упадет в обморок, но мои ожидания не оправдались. Ее лицо стало бесстрастным, голос смягчился, и она задавала вопросы следователю, пока не узнала от него все, что тот мог ей сказать.
Потом увидела меня, подошла, попросила связаться с Аристотелем и сообщить, что учиться не будет, ни в ближайшем семестре, ни в обозримом будущем.
— Но что ты собираешься делать? — спросил я. — Не можешь же ты из-за этой трагедии порвать все связи с обществом и уйти в себя?
— С обществом я не порву, — спокойно, холодно ответила она. — У меня есть дела.
— Будешь и дальше изучать поэзию?
Ее симпатичное личико перекосила гримаса презрения.
— Нет, Ахмед. Более важные дела. — Она бросила последний взгляд на пепелище, повернулась ко мне. — Я увижусь с тобой перед тем, как приступлю к ним.
И она ушла.
Исчезла почти на год. Я пытался навести справки, но никто не знал, что с ней сталось. Потом, безо всякого предупреждения, она объявилась в моем доме.
— Венера! — воскликнул я. — Где ты была?
— Готовилась, — ответила она, проходя в гостиную.
— Ты совершенно не изменилась. — Я оглядел ее с головы до ног.
Она хохотнула.
— Спасибо, Ахмед. С того дня как погибли мои родители, я смеюсь первый раз.
— А что такого забавного я сказал? — в недоумении спросил я.
— Ты и представить себе не можешь, как я изменилась.
Я вновь оглядел ее.
— Я ничего не вижу. Сомневаюсь, чтобы ты набрала или потеряла даже пару фунтов.
— Я потеряла больше двух фунтов. Я потеряла обе руки.
Я глянул на ее руки.
— Не понимаю.
Она постучала пальцами правой руки по левой. Послышались металлические щелчки.
— Я заменила обе руки протезами.
— Но зачем? — в изумлении воскликнул я.
— Потому что в обычных руках необходимость отпала. — Она вытянула руки перед собой. — Мне требовались такие.
— Для чего?
— Для моей работы.
— Я думал, твоя работа — изучение поэзии.
— Моя работа — убивать людей, которые заслужили смерть, — ответила она. Растопырила пальцы правой руки. — Этот палец стреляет лазерными лучами. Этот — звуковыми волнами. Вот этот — пульсатор. А этот стреляет пулями. — Она подняла левую руку. — Этот — огнемет, этот — атомный бур, этот выбрасывает нож, этот — прожектор, пробивающий не только темноту, но и туман.
Она постучала пальцем по своим прекрасным синим глазам. Раздался тот же звук.
— Мои глаза видят не только то, что видишь ты, но и в ультракрасном и ультрафиолетовом диапазонах. Левый, к тому же, телескоп, правый может использоваться как микроскоп.
— Господи! — воскликнул я. — Зачем ты все это сделала?
— Я сжала в один год миллионы поколений, которые потребовались бы эволюции для достижения такого же результата, и добилась максимальной эффективности своего тела. С этого дня я уже не Венера Дельмонико, а Киборг де Мило. Как Венера древних, я потеряла обе руки, но в отличие от нее нашла им достойную замену.
— У нас преступников ищет полиция, а в Пограничье этим занимаются профессиональные охотники за головами, вроде Могильщика Гейнса.
— Они работают за деньги, — ответила она. — Я — во имя справедливости.
— Но…
— Полиция год ищет убийц моих родителей. Результат есть?
— Не знаю, — признался я.
— А я знаю. Они не продвинулись ни на шаг.
— Что тебе сказать. — Я печально вздохнул. — У меня такое ощущение, что ты порушила свое будущее.
— Возможно, это ты порушил свое будущее, — предположила она, направляясь к двери, — не сделав всего, что в твоих силах, чтобы гарантировать себе это самое будущее.
Ей потребовалось три дня, чтобы разыскать убийц родителей. Я не знаю, что она с ними сделала, но слышал, что хоронить было нечего.
В звездной системе Альфард она задержалась еще на месяц. Перебив всех известных преступников, решила попробовать свои силы, схватившись с противником посерьезнее, и отправилась во Внутреннее Пограничье.
Время от времени я читал о ней или до меня доходили слухи о женщине-киборге, которая убивала людей, поединок с которыми не стал бы легкой прогулкой и для Катастрофы Бейкера, но не могу с уверенностью утверждать, что она до сих пор жива.
Если нет, я бы не хотел находиться в одной комнате, даже на одной планете, с человеком, который смог ее убить.
* * *
— Эйнштейн говорит, что она жива. — Большой Рыжий смотрел на экран. — В прошлом месяце он виделся с ней на Зеленом Лугу II.
— Зачем? — удивился Макс. — Что у них может быть общего?
— Само собой, ей требовался его совет, — ответил Большой Рыжий. — Зачем еще кому-либо хочется встретиться с Эйнштейном.
— Какой совет? — не унимался Макс.
— У нее оставались человеческие ноги. Она хотела посоветоваться с ним насчет их замены.
— Да она и так целый арсенал.
— Оружия ей хватает, — ответил Большой Рыжий. — Но сие не означает, что она не может повысить свою эффективность. Нужны ей ноги, на которых она сможет ходить при гравитации, в четыре раза больше стандартной? Которые позволят ей прыгать на сорок футов? С вакуумными присосками на стопах, чтобы ходить по стенам и потолку? С отделениями для запасных энергетических батарей? С холодильниками для хранения еды, если она окажется далеко от цивилизованного…
— Ладно, ладно, — раздраженно оборвал его Макс. — Я все понял.
— Знаете, — подал голос Могильщик, — а ведь я слышал о ней. Имени не знал, но некоторые из ее подвигов тянули на легенды. О женщине-киборге говорят уже многие годы, женщине, которой под силу все то, что, по словам Ахмеда, умеет Киборг Венера.
— Киборг де Мило, — поправил его Ахмед.
— Если она во Внутреннем Пограничье, почему ни разу не заглянула в «Аванпост»? — задал Макс более чем логичный вопрос.
— Может, ее не мучила жажда, — предположил Никодемий Мейфлауэр.
— А может, собиралась заглянуть на огонек, но флот или чужие разнесли ее корабль в клочья, — добавил Маленький Майк Пикассо. — На нас надвигается война, знаете ли.
— Если в нее кто-то выстрелил, мне не хочется думать о том, что с ним сталось в случае промаха, — заметил Ахмед.
