Потом Бархат подняла с пола лучевик, Кожа — два глушака, и остатки банды Белларго они расстреляли, как в тире. Я тоже успел пару раз выстрелить, но в принципе в моей помощи они не нуждались.
Когда пыль рассеялась и все бандиты лежали на полу, мертвые или выведенные из строя, сестры бросились к Трокмортону Льюису Фротингхэму.
— Как ты? — озабоченно спросила Кожа.
— Бедняжка! — проворковала Бархат. — Они тебя напугали?
Поначалу я подумал, что все это — игра. Как могли такие воительницы питать какие-то чувства к этому сморчку?
Но ошибся. Две недели спустя, утром, Бархат О’Тул вышла замуж за президента банка, а тремя часами позже, на столь же торжественной церемонии, за него вышла замуж и Кожа О’Тул. Потом втроем они уехали на медовый месяц.
* * *
— Это все? — лихорадочно записывая, спросил Бард.
— Не совсем.
— А о чем ты не упомянул? — спросил Бард. — Они ушли от него?
Гейнс покачал головой.
— Я побывал на Порт-Рейвене в прошлом году. Они все живут в огромном доме, в каком и может жить банкир. Девушки (вернее, женщины) по-прежнему обожают своего мужа. У Бархат семь детей, у Кожи — восемь. Я бы хотел сказать, что дети похожи на матерей, но на самом деле все они — вылитый отец.
— Бедные крошки, — покачал головой Большой Рыжий.
— Ну, не знаю, — продолжил Могильщик. — Каждый унаследует по миллиону кредиток и, несмотря на невзрачную внешность, другие дети в школе их не третируют.
— Не третируют? — удивился Большой Рыжий. — Почему?
— Потому что Бархат и Кожа работают в этой школе. Кожа преподает основы рукопашного боя, Бархат — тренер команды по смертоболу. Позвольте вас заверить: ни у кого не возникает желания дернуть за косичку их дочерей и дать подзатыльник сыновьям.
— Могу в это поверить, — кивнул Маленький Майк Пикассо. — Жаль, что у меня не было такой матери.
— Ты хорошенько подумай, — посоветовал ему Адский Огонь ван Винкль. — Возможно, она защитила бы тебя от школьных хулиганов, но так ли тебе хотелось бы ходить по струнке, выполняя все ее указания?
— В этом ты прав.
— Безусловно. Мать, которая добивается повиновения угрозой наказания, может превратить ребенка в законченного лжеца.
— Насколько я понимаю, здесь в защите никто не нуждается, — язвительно ввернул Макс Три Ствола.
— Каждое слово, сказанное сегодня вечером, — правда. — Я счел, что пора вступиться за клиентуру «Аванпоста».
— Это факт? — спросил Макс.
— За исключением тех, что являются ложью. — Я внес необходимое уточнение.
— Как я понимаю, «Аванпост» слышал и первое, и второе, — логично предположил Аргиль.
— Ты думаешь, здания обладают разумом, да? — Максу все хотелось поспорить.
— Откуда мне знать? — спросил Аргиль.
— Тогда поверь мне. Не обладают.
— Ерунда. — Лицо Никодемия Мейфлауэра стало еще более сатанинским. — Я знавал целый разумный город.
— Быть такого не может, — отрезал Макс.
— Ладно. — Мейфлауэр пожал плечами. — Не хочешь слушать — не надо.
— Эй! — воскликнул Бард. — Я хочу послушать.
— Я тоже, — поддакнул я, чтобы позлить Макса.
— Если Макс не хочет слушать, за окном идет война. — Катастрофа Бейкер указал на очередной взрыв неподалеку от одной из наших лун. — Он может спасти галактику, пока мы посидим здесь и послушаем.
На том возражения Макса и прекратились.
Мы нашли его в Другом Рукаве, не в том, где расположена Земля (начал Никодемий Мейфлауэр).
Туда направились две конкурирующие группы археологов, каждая из которых не доверяла другой, а потому обе наняли телохранителей, дабы телохранители противоположной стороны не напали на них.
(Да, я понимаю, такие действия только провоцировали нападение. Но какого здравомыслия можно ждать от людей, которые летят на противоположный край галактики, чтобы копаться в земле?)
Так или иначе, мы прилетели в бинарную систему, которая не значилась ни на одной звездной карте. Поскольку я обнаружил ее первым, они сказали, что я вправе дать им названия. Поэтому более яркая звезда теперь Альфа Никодемий, а вторая — Бета Мейфлауэр. Если не верите, справьтесь с навигационным компьютером, перепрограммированным после 6519 года Галактической эры.
По какой-то только им ведомой причине мои археологи решили, что больше всего их интересует третья планета, вращающаяся вокруг Беты Мейфлауэра. Мы приземлились и действительно обнаружили древний город с хрустальными шпилями, мраморными мостовыми и кварцевыми окнами, сконструированными как призмы и превращающими солнечный свет в радугу.
Мы пробыли в городе не больше двух дней, когда прибыла вторая команда археологов. Наш руководитель сказал им, что мы оформили все необходимые документы, какие оформляет старатель или ученый, если не хочет, чтобы по облюбованной им территории шастали посторонние. Наши конкуренты ответили, что все это хорошо, но, поскольку планета не картографирована, а звезда не включена в официальные каталоги, они собираются остаться и проводить свои раскопки, что бы мы ни говорили.
Разговор уже пошел на повышенных тонах, и вдруг мы услышали громкий стон. Исходил он из центра города, но, прибыв туда, источника стона мы не обнаружили. Один из наших археологов предположил, что стонал ветер, обдувая самую высокую башню города. Представитель другой группы заявил, что мы слышали шум газа, вырывающегося из какой-то расщелины. Наш человек возразил, что если газ и вырывается, то из наших конкурентов. Телохранители все это время таращились на своих работодателей, гадая, почему они так странно себя ведут, а те уже едва не набрасывались друг на друга.
Остановил их еще один стон, донесшийся с северной окраины. Мы все поспешили туда, но опять же ничего не нашли.
Уже начало смеркаться, и обе стороны решили, что утро вечера мудренее. Моя группа вернулась в свой лагерь на восточной окраине города, наши конкуренты разбили лагерь на западной.
Я долго лежал на койке без сна, задаваясь вопросом, а что я здесь делаю (и стараясь решить, на кого из знакомых девушек я произведу наибольшее впечатление, сказав ей, что в мою честь названы звезды бинарной системы), и тут у меня в голове зазвучал голос:
— Никодемий Мейфлауэр.
Я сел, огляделся, чтобы понять, слышал ли голос еще кто-нибудь, но все археологи мирно похрапывали.
— Никодемий Мейфлауэр, — повторил голос.
— Я здесь, — тихонько ответил я. — Что ты хочешь?
— Боль непереносима.
— Может, тебе принять таблетку, — посоветовал я. — И, между прочим, кто ты и где?
— Я — Несбуданн.
— Уж извини, но твое имя мне ничего не говорит.