Немало страшного рассказывают о том перевале. И не похоже, что это ложь. Порою те, кто туда уходят, не возвращаются. Иные сходят с ума. Иные просто теряются, и тропы водят их кругами сотни лет. Такие становятся призраками перевала. Они бродят в ночи, воют и горько рыдают. Но берегитесь дарить им что-либо, принимать из их рук или говорить с ними! Они уведут вас за собой, в страну чёрного солнца, и никогда вам более не видать восхода!
Иногда там находят мёртвых людей, искалеченных, окровавленных. О таких говорят: счастливый…
Нет лучше места, чтобы испытывать Судьбу.
* * *
Тор сын Хрофта сына Бюллейста сына Бельварда был зодчим, как и многие в его роду. Род свой он возводил к Хёльтуру Высокий Дом, герою племени гормов, сподвижнику Трора-Праотца и Горма Седобородого, что дал народу имя. Хёльтур Высокий Дом был, как говорят предания, первым, кто построил хижину высоко в горах, а не в пещере и не в долине, как принято у Двергар. Хёльтур любил небо и солнце, ветер, бескрайний простор над слепящими снегами, горные озёра у самой крыши мира. Он прослыл странным человеком, хотя и никто бы не сказал, что он плохой мастер.
Не худшим из зодчих был и его потомок Тор, глава рода Хёльтурунгов. И удачей похож был на легендарного пращура. Потому и жил в чертоге на вершине Фьярхольма, самой высокой горы Эльдинора. Долог был его век, долог даже для дверга, и не просто так прозвали его Тысячелетним Тором. Многие вершины и низины были изведаны им. Слава обгоняла его, и высочайшие из владык считали честью пригласить его для работы. Для него не было ни слишком сложного, ни слишком мелкого дела. В далекие годы ученичества и странствий он не гнушался никакого заказа. Ныне же, когда возросли мощь, слава и богатство его рода, Тор мог позволить себе отказать заказчику, и не потому, что заказчик был беден. Тор не жаловал спесивых, тщеславных и хвастливых людей, но уважал гордых, славных делами и справедливых. Ибо сам слыл таковым.
Велик был род Хёльтурунгов, и немалой была семья Тора. Его жену звали Фрейя дочь Тьорви из рода Бёльторда. Она родила ему семь дочерей и пять сыновей. А уж внуков и правнуков тяжело было бы подсчитать, чтоб не ошибиться. Тор обожал внуков и, конечно, баловал их, когда была возможность, как и дочурок. А вот к сынам был куда как строже. Ибо в роду его не случилось истинных зодчих. Его сыновья могли, само собою, построить замок, дворец или храм. Но отца не превзошёл ни один. И близко не подошёл.
Не стоит говорить, как это угнетало старика.
И потому все надежды возлагал он на своего внука Борина, что жил с дедом и бабкой после смерти родителей. О нём скажем отдельно.
* * *
Борин был единственным сыном Торина Кирки и Асвейг дочери Орми. Как-то отвезли его к деду во Фьярхольм, на лето. Он тогда был ещё совсем несмышлёнышем. А Торин и Асвейг не остались у Тора, лишь обещали забрать Борина ближе к осени. Лето шло, малыш проказничал в компании других внуков и внучек Тора и Фрейи, которых также оставили до осени во Фьярхольме. А старика грызла тревога. Ибо он имел разговор с младшим сыном Торином, и не сказать, чтобы то был ласковый разговор. "Ты — бездарь, жалкий никчемный бездарь", — говорил сыну мастер. Говорил тихо, невозмутимо, ибо не считал нужным повышать голос на ничтожество. Глядел на розовый туман рассвета, курил трубку и почти шептал:
" — Я в твоём возрасте топтал дороги Эльдинора, натощак, без эйрира в кармане. Ты живёшь на всём готовеньком. Твои старшие братья и сёстры помнят ещё нужду, спроси при случае, каково оно было, когда мы ходили на ножах с родом Торварда. Ты не помнишь их зависти. Не помнишь, как из-за людской молвы о нашем мастерстве они грозили бросать наших младенцев в горные пропасти. И, знаешь, порою — бросали. Но мы не отреклись. А теперь ты, несчастный мой ублюдок, хочешь вступить в этот ихний цех? Ты, верно, думаешь, что станешь помыкать ими, теми, кто ненавидит тебя и меня? О нет, мой косоголовый дурачок. Они — люди из рода Торварда, и другие, кто там заправляет, — они ничего не забыли. Они используют тебя, а потом выбросят, нищего, оборванного. И коль я всё ещё буду главою рода Хёльтура — будь уверен, никто из Хёльтурунгов тебе не протянет руки. Ибо ты сам протянул руку ядовитой гадине".
Торин не стал тогда говорить, что цех — это та великая сила, которая не даст повториться кровопролитию и лишь увеличит доходы каждого. Не стал говорить, что надо уметь прощать.
Он сделал хуже.
" — Сдаётся мне, — сказал Торин, глядя отцу в глаза, — что Торвардинги не лили бы нашу кровь, если бы не твоё великое мастерство. Будь ты такой же жалкой бездарью, как я, — не летели бы наши младенцы со скал".
Сказал — и покраснел, яростно грызя свой проклятый язык.
А Тор не глядел на сына. Он глядел на малиновый туман восхода в долинах. И в его глазах леденел такой же туман. Кровь, дымящаяся на морозе. Наконец Тор тяжко молвил:
" — Ступай, Торин Кирка. И впредь говори людям, что ты сын Фрейи дочери Тьорви, а не Тора сына Хрофта".
Торин поклонился и молча вышел. А Тор долго ещё стоял у крыши мира и старался унять мерзкую дрожь.
А потом ему было видение. Грохотали камни, дрожала земля, гневались горы. И кричали те, кому не повезло. Тор никому не сказал о том видении. Даже Фрейе.
И вот родители стали забирать детей. А за Борином никто не спешил. И потому Тор почти не удивился, когда заикающийся гонец сообщил, что Торина Кирку и Асвейг дочь Орми засыпало при обвале. Сперва не хотел даже ехать на похороны. На поминальной же тризне безразлично пожал плечами и молвил: "Тот, кто не уважает горы, пусть не рассчитывает, что горы станут уважать его". Мало кто понял, о чем речь.
А Борин с тех пор стал жить у деда с бабкой. Летом с ватагой братьев и сестер носился по всему дому, приводя в умиление Фрейю и в ярость — прислугу. Зимой слушал бабушкины сказки и учился под руководством строгого деда. Тор учил Борина тем простым вещам, о которых его сверстники пока и знать не знали: счёту, руническому и буквенному письму, языкам и обычаям других народов, землеописанию и — чуть-чуть — колдовским песням и магии народа Двергар.
А вот зодчеству Тор пока не решался учить внука. Тот был ещё слишком мал — это первое. Второе: Тор боялся, смертельно боялся, что Борину это будет безразлично. Только подарил внуку игрушечный замок, который можно было перестраивать, как угодно. Борин его собрал пару раз, да и забросил.
Куда больше его влекли звёзды, дороги, беспредельные ночные горы, озарённые кострами путников, — и песни, что звучат у тех костров…
— Доброе утро, дедушка, — детский голос необычно звучал в строгом величественном чертоге. — Доброе утро, господин Асфель.
