Борин грустно вздохнул и пошёл искать Эвьон.
* * *
Эвьон была дочерью Ойна-дворецкого. Её родители не ладили друг с другом, и отец жил во Фьярхольме, а мать — в долине. Эвьон осталась с матерью, но иногда навещала отца в замке. Фрейя-хозяйка не возражала, а Тор просто не замечал маленьких людей.
Она старалась не встречаться с внуками Тора. Только Борин водил с ней дружбу. Прочие же считали дочь слуги не ровней себе. А Борину было всё равно. Эвьон была такая же сумасшедшая, как и он сам.
— Так ты поедешь в тот далекий город? — недоверчиво спросила она. — Который построили альвы? Везёт же тебе! Хотела бы я быть на твоём месте!
— Боюсь, дедушка не позволит тебе идти с нами, — виновато сказал Борин. Эвьон молча кивнула. Опустила глаза. Хлюпнула носом.
Борин растерянно глядел на неё. Нет ничего хуже — утешать девчонку.
— Эй, не реви, — сказал он и твердо добавил, глядя ей в лицо, — если там всё такое, как мы думаем, то обещаю, когда мы вырастем — поедем туда вместе!
Она проморгалась и удивленно на него взглянула.
— Обещаешь?
— Кажется, я тебе не врал.
Она завизжала, бросилась ему на шею и поцеловала в щеку.
— Эй, ты чего?! — опешил Борин. Эвьон молча улыбнулась.
— Вот и настало время выяснить, для чего годен твой внук, — сказала Фрейя.
Тор бросил на неё тяжелый взгляд.
— Верно, для того же, что и твой.
— Я бы так не сказала.
Тор покачал головой.
— Прошу, о мать моих детей, не начинай снова. Парень вырос, пусть посмотрит мир. Может, чему научится.
— Думается мне, ты имеешь в виду свою науку, о супруг мой.
— Тебе ведомо, Фрейя, что таково моё желание. Я говорил уже и скажу снова: игра кённингами — не для сынов Хёльтура.
— Отчего же? Оттого ли, что игра камнями — тяжелее и дороже?
Тор скрипнул зубами. Но ничего не сказал.
А Фрейя тихо молвила:
— Никто не избегнет норн приговора. Что должно — свершится. Не пытайся обмануть Судьбу. Не пытайся её исправить, как хочется тебе.
Тор обнял супругу. И сказал неслышно:
— Иногда я тебя ненавижу.
* * *
Солнце ещё только просыпалось, а дед и внук, облачённые в серые дорожные плащи на волчьем меху, трижды поклонились горе Фьярхольм, а потом направили башмаки на юг, по мощёным тропам.
— Неужто мы до самого Даэлора будем идти пешком? — тихо спросил Борин, когда тропа свернула за очередную гору.
— Разве похожи мы на бродячих оборванцев-сказителей? Наш путь пешком — через Драккетар, а после сам Медноголовый отвезёт нас куда следует.
Борин обрадовался:
— Вот остальные будут завидовать! Особенно эта хвастушка Торунна!
— Да, ты будешь первым из нашей ребятни, кто увидит Медноголового!
Медноголовый, как Борин знал из легенды, был драконом. Но он не вылупился из яйца, как прочие, нет. Его сделали дверги. Угрюмые багроволикие сварфы выковали его члены в подземном огне, ратаны дали ему глаза, сольфы собрали его воедино, а рёммы произнесли его Имя, и это было великое дело. Медноголовый жил в глубоких подземельях, что соединяют весь мир. Дверги родились в Подземелье, и они знают его тайные пути. А Медноголовый помогает им преодолевать многие мили быстро. Когда-то дверги сделали много таких, как Медноголовый, и заставили их воевать с настоящими драконами. И все дети Медноголового погибли в той войне. Поэтому Медноголовый уже не так стремится помогать двергам. Род Хёльтурунгов не участвовал в той войне. И потому рукотворный дракон готов был их принять…
…Они выросли внезапно. Длинные и широкие, двумя чёрными рядами взметнулись к небу, грозя проколоть его. Змеиные Зубы, Драккетар. Идти через тот перевал даже летом многие считали безумием, не говоря уже о зиме, когда Зубы сверкают коварным льдом. Даже орлы не летают над теми перевалами.
Борин застыл, запрокинув голову. Он был поражён. Он вдруг стал крохотным, ничтожным, беспомощным…
— А тут мы тоже… пешком?
— Мне думается, что если бы Туннар Отец Камней дал бы нам крылья, то нам не составило бы труда перелететь горы, — проворчал Тор. — Однако каждому суждено своё. Впрочем, я ранее тут ходил, и могу сказать, что они куда ниже, чем кажутся, эти Зубы Дракона.
Борин недоверчиво покачал головой. Чёрные клыки бросали на них тень. И коль такова тень, то каковы же горы?..
Старик вздохнул:
— А ведомо ли тебе, внук мой Борин, отчего зовут меня Тысячелетним Тором? Недавно я праздновал свой тысячный день рождения. Я не столь крепок, как в юности. Ты, внук мой, наоборот, молод, здоров и полон сил. Потому не похоже, что тебе будет трудно исполнить мою просьбу. Это сущий пустяк. Перенеси меня через горы.
Борин сперва подумал, что ослышался, и хотел переспросить. Потом взглянул в глаза дедушки. Дедушка не шутил. Он ждал ответа. Малец промямлил:
— Тут бы себя перенести…
— Стало быть, — пожал плечами Тор, — сегодня вернёмся обратно.
Борин слышал, как смеется Драккетар за его спиной, как заливается холодным смехом, насмехаясь над путниками. Стыд палил огнём. И Борин ещё сильнее чувствовал себя маленьким, слабым и ничтожным.
* * *
Одним богам ведомо, отчего на следующий день всё повторилось. И ветер хохотал в проклятых горах.
* * *
— Ах ты обманщик, — дверь комнаты скрипнула, в проёме показалась Эвьон.
Борин отложил книгу и уныло посмотрел на девчушку.
— Ничего я не обманщик, — проворчал он.
— Обманщик, — возразила Эвьон, — или просто выдумщик. Ну признайся, что Старик просто не хочет брать тебя с собой!
— Как знать, может и не хочет, — пожал плечами Борин, — только зачем тогда тянет меня в горы? Когда мы подходим к Драккетару, он не отсылает меня обратно, Эвьон-разумница. А я не стою и не хнычу — возьми, мол, я тебе пригожусь… А коли ты мне не веришь, так иди отсюда по-хорошему. У меня поднимется рука поколотить девчонку.
Эвьон, напротив, вошла и, оглянувшись, притворила дверь. Подошла к Борину. Очень близко. И заглянула ему прямо в глаза.
— Что же происходит там? — тихо спросила она.
Борин удивленно на неё посмотрел. Её глаза сияли таким же светом, что и у него самого. Мерцание тайны, и любопытства, и яркой звезды, что ведёт за небокрай. Она ему верила, ей действительно было не всё равно.
А больше посоветоваться не с кем.
Борин больше не смог сдерживать клокочущую купель чувств.
— Дедушка говорит: перенеси меня через горы, — произнес он, и Эвьон отшатнулась, ибо тень застила взор Борина, а голос был холодным шёпотом горных духов. — И что мне с этим делать? Что?! Не брать же, в самом деле, на закорки?..
