Люди были очень заняты своим продвижением над опасным местом, поэтому не заметили маленького сокола, который наблюдал за гостями с вершины столба.
Невидимые со стороны распадка лошади внезапно тревожно заржали.
— Тихо, Каурый! — крикнул Долбер, перебираясь с камня на камень. — Ваше величество, зачем мы спускаемся в этот каменный котёл? Какая тут может быть охота?
— А разве вам, Александер, не интересно посмотреть на это замечательное место? — удивился тот, кого назвали величеством.
Он спрыгнул с последней ступеньки и довольно расправил плечи, оглядываясь и вдыхая влажный воздух. Борода его светло-русого цвета покрылась мельчайшими капельками воды — до того был полон воздух влаги. Глаза царя внимательно оглядывали дивное место, как будто думали увидеть иных гостей. И вообще, он был хорош собою — царь Лазарь, хоть уже и не юных лет. Не слишком широк в плечах, и не богатырской стати, он был необычно утончённым в манерах и разговоре — ласковость и нежность его богатого тонами голоса делала его обаятельным. Обворожительна была его привычка глядеть на собеседника странно добрым взглядом — словно разговор с приезжим составлял особенную радость для царя. В Лазаре вообще не наблюдалось той царственной надменности, которая составляет обычный облик всякого монарха, занятого собственной значимостью.
Говорить здесь было трудно — мешал шум водопада, поэтому собеседники приблизились друг ко другу.
— Когда-то наш народ добывал здесь поделочную породу, которая шла на отделку внутренних стен. Сюда ехали издалека, покупали плиточный нефрит самых редких расцветок, лазурит. — сказал царь. — Видите, как выдолбили всё? Потом месторождение иссякло.
— Да, я понимаю. — отозвался Долбер, в недоумении озираясь. — Но как же охота?
Никто ему не ответил — царь углубился в скопище колонн — и Долбер оглянулся. Что-то заинтересовало его — на лице юноши появилось такое выражение, как будто он что-то вспоминал.
— Постойте-ка, — забормотал Долбер, окидывая стоящие кругом столбы недоумённым взглядом. — Постойте, да не то ли это колдовское место, о котором говорили?..
Он забегал среди столбов и вдруг очутился лицо к лицу с царём, а больше никого в распадке не было, не считая сокола, который смотрел с вершины столба — прислуга осталась вместе с лошадьми.
На лице Лазаря имелось странное выражение, которое ничем объяснить было невозможно. Глаза его горели в непонятном возбуждении, а рот слегка кривился, как будто царь едва сдерживал улыбку.
— Не то ли это место?.. — заговорил Долбер.
— Послушайте, мой друг. — мягким голосом перебил его растерянную речь царь. — Я должен вам кое-что сказать.
— Я слушаю. — недоумённо ответил Долбер, явно сбитый с толку загадочным выражением на лице своего недавнего друга и странной его усмешкой.
— Видите ли, мне придётся нарушить обещание, данное вашему товарищу. — продолжил царь, близко подступая к юноше и тем вынуждая его пятиться назад.
— Я должен вам сказать, что вы с самого начала нравились мне. — продолжил царь, не отрывая своего взгляда от глаз Долбера. — В вас есть нечто поистине благородное — таким бы я желал всегда видеть своего сына.
Молодой гость не знал, что сказать, и лишь смотрел в зрачки царя.
— Вы знаете, как долго я не терял надежды снова обрести своего дорогого первенца. — продолжал Лазарь, мягко касаясь пальцами плеча молодого человека. — Ах, если бы не этот злополучный перстень, который должен указать мне на моего ребёнка!
Долбер хотел что-то сказать, но заколебался, а царь тем временем ласково прижал пальцем его губы.
— Нет, нет, не говорите. Я знаю, что вы желаете сказать. Я понимаю — обстоятельства. Но, видите ли, ваш друг избавил меня от каменной девицы, так что теперь ничто мне более не угрожает. Жаль только — перстня нет! Но, это не беда. Я решил! Не зря же мы поехали с вами в это долгое путешествие! Вы удивляетесь, отчего мы не занялись охотой — не в охоте дело.
— А в чём же? — проронил совершенно обескураженный Долбер.
— Всё дело в том, что я желаю объявить вас своим наследником. — ласково ответил царь. — Да, да! Не возражайте! Я слишком слаб для того, чтобы заново создавать семью и рождать наследника. Я хотел бы объявить вас своим сыном. Да, я считаю, что вы не солгали, когда рассказали мне о перстне белого металла с камнем. В вас, мой друг, исполнилось пророчество: пришедший с перстнем есть твой сын — так мне было обещано оракулом. Так что, Александер, вы мой пропавший сын!
Тот стоял, как громом поражённый, и ошеломлённо смотрел на царя. Потом из глаз Долбера брызнули слёзы, и он заплакал:
— Не может быть! Это было бы слишком хорошо! Так не бывает! Я лишь мечтал об этом, но, чтобы правда…
— Да, это правда. — торжественно и нежно сказал царь Лазарь. — Любите ли вы меня, Александер?
— О да, ваше величество, я вас люблю, как своего отца! — пылко воскликнул вновь приобретённый сын. — Но почему Лён взял с вас обязательство не говорить об этом мне?!
— Потому что он не верит в это. — мягко отвечал отец, гладя светлые кудри сына.
— Ещё бы. — жёстко сказал чей-то голос со стороны.
Царь и Долбер резко обернулись и увидели выходящего из-за столба пана Ромуальда Квитункового.
Ромуальд был невероятно оборван, грязен, исцарапан и худ. Вся его нежная юношеская красота словно растворилась в жестокой ненависти, которая сквозила в его взгляде. Он не отрывал глаз от своего соперника и держал наготове кинжал. Побледневшее в скитаниях лицо Ромуальда приобрело хищнические черты, некогда яркие, а теперь потрескавшиеся губы мстительно кривились, на щеках горел нездоровый румянец. Полудетская его вера в сказочный финал развеялась среди ядовитых испарений колдовского леса. Он был страшен в своей решимости, глаза его горели тёмным пламенем. Теперь, когда последние черты наивности исчезли из его облика, он стал похож на красивого и сильного зверя. Все неудачи, все лишения лишь отточили его ярость — Ромуальд шёл напролом. И было нечто колдовски прекрасное в этом молодом пане — словно жестокое очарование древнего леса влило в него свой обольстительный и смертоносный яд.
— Чем же убедил вас этот молодец? — с усмешкой спросил Квитунковый, не отрывая глаз от Долбера и по дуге приближаясь к нему. В руке у Ромуальда был кинжал, и по блеску лезвия, по твёрдости руки было ясно, что намерения у пана непоколебимы.
— Глазки голубеньки, щёчки розовы, губки маслены. — язвительно продолжал он, продолжая двигаться с грацией пантеры. — Чем не женишок?
— О нет, вы не поняли… — трогательно прервал его царь, делая попытку помешать Ромуальду.
