— Э… у тебя есть чжеодзин? — спросил я, когда Шелис всё-таки сгинул.
— В оранжерее…
Подумав, Лека добавила:
— В холодильном шкафчике вяленое мясо. Спуск в погреб в кладовой, — магичка ткнула пальцем в сторону узенькой дверки, — Хлеб на полке…
Голос Леки звучал не вполне уверенно. Словно хлеб мог куда-нибудь убежать, или бутерброд ей самой не казался достойным завтраком.
Девочка-подросток ходила туда-сюда между крыльцом и калиткой, укачивая младенца весьма занимательной колыбельной. В переводе на надморский выходило что-то типа «Тучка-тучка, а почему твой дождь красный, и горячий, и солёный? — А потому что девушку отвели в небольшую каменную пристройку для жертвоприношений (древнечерецкая архитектура). Баю-бай». Эту лиутскую песню (за вычетом «баю-бай») Шелис использовал для навева псевдопроклятия.
Следующая колыбельная была не менее жизнеутверждающей. Непослушное чадо, спящее на краю лавки, в несколько этапов съедала разная нечисть.
Следующую я тоже знал — хотя, не как колыбельную. Обычно её исполняют на Кружелки: считается, что пение жутких историй обязательно накличет что-нибудь жуткое, поэтому подобной тематики избегают как чумы — кроме тех нескольких дней в году, когда гуляет нечисть. Не то клин клином вышибают, не то думают, что хуже и так некуда. В данной конкретной песне излагались перспективы встречи с ивенкой обыкновенной (lutec dosta), но по ошибке нечисть называли «ивенницей» (которая lutesia).
Весё-ё-ё-ё-ёленькая деревенька.
По случаю утра (и, полагаю, уборочных сельскохозяйственных работ) в «Рябине» было всего четыре человека — считая корчмаря, читавшего пухлую газету. Я пригляделся, и газету узнал.
Это уже слишком!
— Простите моё любопытство… Вам не мешает ваше образование? Всё-таки, деревня.
Янусь отложил в сторону «Полумесячные ведомости».
— Почему «мешает»? Образованному сподручнее.
— Как это?
— Так это. Во-первых, вот придёт слух, что Ултия на Ильше напала, народ расшумится, Бельцовку залeтась чуть не спалили к синим ветрам. А тут знаешь — и Ултия, и Ильше эфин где, нас не коснётся. Во-вторых, если надо чего в столицах заказать, то каталог выписал, и цену знаешь настоящую. А в-третьих, образованный человек истории взаправдашние читает, а не байки про небылиц. Небылиц я в лесу что-то не видел… а лисолаки попадались.
— В четвёртых, когда этак небрежно бросаешь заезжему нахалу «mo, efinnell», пока он поднимет челюсть, можно дать по голове.
У девушки мелко дрожали руки и дёргалось ухо, но улыбка казалась искренней. Наина, жертва побочного эффекта «Легконожки»? И впрямь, легко отделалась… могло на всю жизнь перекосить.
— Неужели образованному не скучно в деревне?
— Нет, — уверенно сказал Янусь.
— Ну… — неопределённо сказала девушка.
— А Фина? — спросил ещё один парень.
— То особо исключительный случай… Да не, нормально. Хотя, вот Мерцающие холмы я бы поглядел, — заключил Янусь.
Запивая овсяную кашу ягодным компотом (от «домашней рябиновки» я отказался — чувствую, сейчас подавать дурной пример практиканту не только плохо, но и опасно), я краем уха слушал, как Янусь читает вслух заметку об отношениях с Лесной, и думал, что деревня не просто странная.
Лека перестроила этот мирок под себя.
Она не любила больших городов. Кто-нибудь другой ограничился бы возможностями удельного или окружного центра, или даже крохотной деревушки. Кто-нибудь третий возвёл бы башню со всеми удобствами — в достаточно безлюдном месте, чтобы экспериментировать вволю. Лека предпочла изменить возможности. Вот почему яркие краски, синевичные поля, уговоры с разумной нечистью… И, наверное, ей не хватало людей, способных без запинки выговорить «эфин-колеблющийся» или посмеяться над оборотом «недостаточные полномочия для заявления о возможности продолжения переговорного процесса».
Был ли здесь магический толчок?
— Не было. Некромант, ну у тебя и воображение. Мне только Жёлтого Легиона не хватает. Янек интересовался нечистью, Найка химией, Веньку отец поленился в ворлицкую школу посылать, теперь всем жалуется, что дитятко переучилось. У Фины три ветра в голове. Жесь слишком любопытный, учить проще, чем навевать чары.
— И тебе не надоело? — изумился я.
— После Шелиса? Почти развлечение.
— «После Шелиса»?! По-моему, он идеальный ученик.
— Спасибо. А ты думаешь, он таким родился?
Впрочем, из рассказа выходило, что и родился тоже.
В юности Лека тяжело переживала собственную бездарность. Поэтому, возник интерес — а как вообще развиваются магические способности? Как повлиять на запас энергии? Себя не усилишь, запас формируется в первые годы обучения. Значит…
Лека занялась исследованием взаимодействий в круге Элежа. Естественно, экспериментировала на себе — иначе было бы неэтично. Первый опыт прошёл успешно; на втором Лека «немного напутала с пятым сектором, но магические свойства совпали». Шелис был её четвёртым ребёнком, венцом, так сказать, селекции. Силу он унаследовал от отца. Профиль тоже. И внешность.
— Мальчик об этом знает?
— Да. А что здесь предосудительного?
Я не нашёлся с ответом. Что-то подсказывало, что детей заводят по другой причине. Но высказывать первую попавшуюся мысль — не самый верный поступок, поэтому, я попробовал представить причину. Например, нужен наследник (обычно не у магов). Или кормилец в старости (точно не у магов). Или двое не умеют предотвратить зачатие (опять не у магов). Или трансформации поджимают, а когда знаешь, что через пять лет будет поздно, можешь принять опрометчивое решение… Ещё бывают личности, которые любят детей — ну так бывают и личности, которые влюбляются, нельзя же брать пример со всяких… хм… странных типов.
Лека ждала с нарочито заинтересованным лицом. Эфин, не повезло.
— Неуютно быть побочным результатом эксперимента.
— Не совсем так, результат основной. Это сначала я была исследователем…
А потом стала изобретателем.
Итак, есть ребёнок с (вероятно) магическими задатками. Вопрос — не удастся ли лучше их развить, если начать обучение в раннем детстве, а не в тринадцать лет?
Спрошено — отвечено.
Обучение с детства дало отличный результат. Правда, повторять эксперимент в пятый раз Лека зареклась. Маленький маг — это воплощённый кошмар, неконтролируемая сила, готовая крушить всё и вся… поэтому, собственно, детишек и не спешат учить. Даже если начинать с безобидных вещей, кто скажет, до чего ребёнок доисследуется в свободное время? А контролировать свободное время сил не хватит уже у взрослого…
