Костер успел прогореть три раза, а Бэр всё ещё дурачился. Стреноженные кони паслись неподалёку, на огромной куче углей жарились куски вяленого мяса, захваченные из Новгорода и сохранившиеся лишь потому, что Бэр постоянно что-нибудь подстреливал и до запасов дело не доходило. Сегодня тоже была свежая дичь – пара куропаток, но дело в том, что они «были», только что Иешуа закончил обсасывать последнее крылышко, а Бэр зело злой, когда голодный и Димитрий решил приготовить что-нибудь из запасов.
Наконец в круге света появился оборотень, мокрый, измученный, жалкий, но довольный донельзя. Димитрий даже присвистнул, Бэр, казалось помолодел лет на десять, сейчас перед ним и Иешуа стоял мальчишка лет шестнадцати, хоть и с седыми волосами. Недобрый прищур, из-за которого казалось, будто оборотень постоянно целится, пропал, глаза стали больше раза в два, лицо изменилось, появилось удивительное выражение невинности, казавшееся кощунственным, особенно если знать что недавно этот человек с удовольствием убил четверых закаленных воинов, а до этого – лишь боги знают скольких ещё. Прелюбодей не соблазнил стольких, скольких он лишил жизни, но сейчас перед Димитрием стоял чистый и невинный ребёнок, казавшийся, не смотря на размеры мышц, совершенно неопасным.
- Бэр, что с тобой? – не удержался бывший монах от вопроса и пожалел об этом: чудо-ребёнок исчез. На его месте вновь появился Бэр, тот самый убийца-Бэр, хищный, голодный и опасный. Глаза стали прежними: вызывающе-наглыми, цепкими, лицо снова стало похоже на волчью морду.
- А где ужин? – проревел уставший оборотень. – Мне что же, придётся довольствоваться этими жалкими ломтиками? – он брезгливо подцепил кусок мяса, обнюхал и проглотил не разжёвывая.
- Эх, Димитрий, Димитрий, если мяса мало, нужно варить похлёбку! – Бэр наставительно ткнул пальцем в небо. – Запомни! А то следующий раз сам вяленое харчевать будешь! Всё, спим!
- А кто на страже? – спросил Иешуа. – Охранять кто будет?
- Сама смерть! – усмехнулся оборотень, но по тону было ясно, что он не шутит.
Бэр и Димитрий немного поворочались, умащиваясь, и скоро по степи разнёсся раскатистый храп. Иешуа пока спать не стал, он всё смотрел на Бэра и пытался угадать в жёстком лице хоть что-то, выдававшее ребёнка, но никак не мог разгадать, как этот воин мог стать таким. Димитрия слепил огонь костра, и он не видел того, что видел паломник. А видел Иешуа то что ему очень не понравилось: чистый небесный свет шел от Бэра, всего мгновение, пока Димитрий не задал свой вопрос, но шёл, затем, на миг, сменился могильной чернотой и появился обычный человек, Но Иешуа запомнил, запомнил и испугался, потому как сочетание святости и тьмы невозможно, порока – да, тьмы – нет. Многие святые в начале жизни жили во грехе и пороке, но очистились. Бэру же очищаться не нужно, если в нём царит тьма, то порок никогда не прельщал его, но тогда откуда свет? Самое странное и чудовищное – то, что зло и грех несовместимы, не может сторонник тьмы быть грешником, в отличие от праведника. Мрак не позволяет своим слугам распылять силы на низкие утехи. Продолжая мыслить и внося поправки в свою идею, Иешуа не заметил как уснул.
Бэр сидел под деревом и смотрел в черноту ночи, рядом легко светились силуэты Димитрия и Иешуа. Оборотень спал и знал что спит, но его душа сейчас находилась в мире духов. Скоро должна была прийти Смерть, она всегда приходит когда ему плохо или хорошо и он хочет поделиться радостью. Но сейчас было плохо, годовщина смерти братьев давала о себе знать.
Мягкие шаги, мимолётное прикосновение тонких пальчиков – богиня любви и смерти явилась на тихий зов. Губы коснулись губ – всё, что они могут себе позволить, пока, он ещё жив, она – нет.
- Ты рад, любимый?
- Да, мне было тяжко без Ворона, да и он, похоже, соскучился. Но всё равно сейчас тяжело.
- Ты ничего не мог поделать, такова их судьба.
- Умереть, чтобы возвысить меня?
- И возвыситься самим. Их кровь живёт в тебе, сражается вместе с тобой, поддерживает, когда тебе трудно. Они становятся богами вместе с тобой.
- Они в вирии?
Девушка замялась, богиня не умела скрывать чувств, тысячелетия общения с душами умерших не могли её этому научить. На её лице отразились все сомнения, всё нежелание говорить правду, но солгать принцу она не посмела.
- Нет. Из вирия они не смогли бы хранить тебя. Их души остались на земле.
- Ящер!!! Они всегда были своевольными, но это слишком! – глаза оборотня распахнулись во всю ширь, увеличившись в два раза. Яростно полыхнули голубым пламенем. Радужка, зрачки – все исчезало, заливаемое ледяным огнём. Голос стал низким и каким-то утробным, но разносился, казалось, на весь мир. – Волк и Лис, где вы неслухи?!!!
В то же мгновение перед Бэром взметнулись два огненных вихря, немного покрутились смерчами, затем опали, оставив призраки людей. Глаза оборотня всё ещё полыхали, языки огня вырывались, метались перед его лицом и постепенно призраки наливались плотью, в них загоралось подобие жизни.
Бэр встал, молча подошёл к ним, постоял, глядя в бледные лица, его руки взметнулись и прижали братьев к груди, из глаз потекли слёзы.
-Родные мои!
Они стояли, обнявшись, и молчали. Смерть, не желая беспокоить принца, начала отступать в тень, но оборотень тут же обернулся на звук её неслышных шагов.
- Не уходи, – попросил он, – ты нужна мне. Сегодня такой день, не омрачай его своим исчезновением.
А затем братья сидели и разговаривали. Они так много не сказали друг другу, когда были вместе и живы. Но, пока говорили, силы оборотня всё убывали. Наконец он не смог больше держать рядом с собой души братьев, и они исчезли. Бэр свалился в изнеможении. Мягкое прикосновение губ богини немного привело его в чувство.
- Они ушли. Я всё ещё слишком слаб, чтобы полностью повелевать миром духов.
- Ты с каждым днём всё сильнее, милый. Скоро, совсем скоро метаморфоз закончится, и чем меньше ты будешь тратить сил, тем скорее это случится.
- Ты знаешь, я не хочу становиться богом. Мне нравится ощущать мощь и власть над стихиями, но я не хочу жить вечно.
- Почему? Все люди желают бессмертия.
- Я не все. Я чёрный волк среди всеобщей серости и у меня другие желания.
- Тебе придётся стать бессмертным, чтобы достичь цели.
- Я знаю. Знаю и не могу смириться. Иди ко мне.
Они сидели обнявшись до самого рассвета, оповестившего что принцу нужно возвращаться в реальный мир.
- Я люблю тебя, Смерть, Любовь, моя богиня! И буду ждать следующей ночи.
С первым лучом, источаемым венцом лучезарного Ярилы, Бэр растолкал спутников и велел собираться. По его прикидкам до ближайшей веси оставалось вёрст восемь и их желательно одолеть до полудня, потому как остаток дня придётся провести, подбирая вещи для дальнего перехода, выбирая новые сёдла, обменивая излишек оружия на звонкую монету. Ни Димитрий, ни Иешуа не перечили – привыкли подниматься на рассвете.
Утренняя роса прибила пыль, очистила воздух от грязи, и он сиял чистотой драгоценного камня. Раннее утро, селяне только потянулись на покосы, погнали скотину на пастбище: чуткие уши оборотня улавливают недовольное мычание Бурёнок, далёкий свист бича.
Точно подгадав время, они въехали в весь как раз в то время как кузнец разжигал горнило. За одну жемчужину и пару монет он взялся перековать коней и указал избу богатого мужика, который, может быть, купит изношенные сёдла и продаст новые, но вот клинков никто в веси не купит, даже если сложатся всем миром, больно работа хороша. Такие только в городе продать можно.
- Только вам придётся остаться на ночь. – продолжал коваль, пробуя на зуб золотую монету, выданную авансом за работу. – Готовых подков нет, нужно делать, а на ночь никто в здравом уме в дорогу не пускается. Земли тут больно опасные.
Оборотень только осклабился в зловещей ухмылке, он с братьями облазил эти леса вдоль и поперёк, знает каждый кустик и знает, откуда ждать опасности. А селянам только дай повод – под каждым кустом кикимора окажется или упырь и каждый их в упор видел, в мельчайших подробностях опишет, особенно после чарки хмельного мёда, и каждый расскажет по-своему. Если же здесь и правда что-то есть,… что ж, ему уже хочется кого-нибудь убить.
