— Привет, как отстрелялся?
Боже, неужели экзамен случился вчера?
— Не поверишь, на четверку.
— Ого! А говорил, что плохо подготовился.
— Сам в недоумении, — подивился парень. — Слышала о вчерашних разборках в «Одиночестве»?
— Н-нет, — промямлила я, потупив бегающий взор. — А что такое?
— Говорят, местные устроили поножовщину и порезали немало наших.
— Да ну! — выдохнула изумленно. — И кто пострадал?
— Пока не знаю, — ответил Капа. — Вот и сходи куда-нибудь развлечься после таких известий.
В свете стократно разросшихся слухов я полностью согласилась с ним.
Тут появился Стопятнадцатый, и началась консультация, разносимая громогласным эхом по аудитории. Мэл сидел в крайнем ряду и перелистывал какую-то книгу. С моего места не было видно, рассматривал он полуголых девиц или формулы со схемами.
Миновав Мелёшина, взгляд плавно перетек на крашеные голубые стены и пыльные окна, отметил редкие паутинные махры на потолочных балках, выхватил лес поднимающихся парт и море разноцветных затылков, и увиденная идиллическая картина вызвала слезы умиления. От осознания хрупкости бытия на меня накатила сентиментальность. Ведь вчера я могла навсегда распрощаться с прелестями студенческой жизни, переступив последний шаг, отделяющий от гибели.
Призвав силу воли, попробовала сосредоточиться на оживленной дискуссии. Как всегда, рассуждения декана, раскатисто отражавшиеся от стен, не отложились на подкорке, в то время как другие студенты задавали вопросы и умудрялись вникать в пояснения Генриха Генриховича.
Скучая, я снова переключила внимание на Мелёшина. Смотрела, как он потер висок, как оторвался от книги и вслушался в речь Стопятнадцатого, как засмеялся вместе с аудиторией, когда декан сказал смешную шутку, а я не поняла её, как размял затекшие плечи, как облокотился, подперев подбородок, и поймала себя на том, что любуюсь его расслабленными движениями, мимикой лица, небрежностью позы, чистым профилем.
Опасная тенденция. Нельзя отвлекаться на посторонние мысли, тем более, во время сессии. Что бы ни произошло между мной и Мэлом, и как бы близко мы не стали контактировать, нельзя погрязать в том, что изначально бесперспективно. Нужно сохранять трезвость рассудка, а в свете пристального внимания родственников Мэла следует прекратить все виды общения, кроме учебы.
Консультация закончилась, и бурлящий поток захлестнул выходы из аудитории. Меня благополучно вынесло волной в коридор, и я направилась на работу, употребив по дороге жевательную таблетку.
Как всегда, в архиве процветала толкотня и давка. Воспользовавшись столпотворением и тем, что широкие спины дорвавшихся до учебы студентов прикрывают меня от начальника, я метнулась к пакету с разъедалами. Открыла с замиранием сердца и обнаружила пять стволиков, обсыпанных проклюнувшимися листочками. Дрожащие пальцы торопливо погладили нежную зелень. Потрясающе! Растения вернулись к жизни, несмотря на то, что простояли несколько дней в отсутствии света, укрытые пакетом. Воистину в архиве чудесная атмосфера, возвращающая погибшие растения с того света.
С радужным настроем я протолкалась через очередь и поздоровалась с замученным начальником. Он пропустил меня за перегородку.
— Не справляюсь, — поделился горестно, — поэтому будете выдавать материалы с левой половины архива.
Ура! — чуть не подпрыгнула я от радости, но сдержалась.
— Хорошо, — кивнула спокойно. — Можете быть уверены.
Вот когда мне пригодилось переписывание карточек, которым поначалу мучил архивариус. В памяти смутно отложились названия и номера дел, обозначения стеллажей и полок, что облегчило беготню по помещению. Но самым большим достижением явилось доверие, коим меня наделил Швабель Иоганнович.
Вдвоем дело пошло быстрее, и очередь страждущих постепенно рассасывалась.
— Вот это.
Не глядя на студента, схватила бумажку с названием исследовательской работы. Внизу было приписано: «Как горло?» Подняв глаза, я уставилась на Мелёшина, невозмутимо поглядывающего по сторонам.
— Ни разу здесь не был, — заметил он.
Мне-то какая разница, бывал ты или проходил мимо? Проверив по картотеке, я вернула листочек.
— Работа на руках. Загляните позже или выберите другую.
Поджав губы, Мэл отошел в сторону, пропуская очередь. Снова накарябал на обратной стороне бумажки и втиснулся, устроив небольшую грызню со студентами.
— Разуй глаза, я раньше здесь стоял… Меня не волнует, где конец и начало…
— Давай уже, — выхватила записульку из рук. Под названием научного труда было выведено неровно: «Лечишься?».
Непрерывно, и без твоего напоминания. Я опять проглядела карточки.
— В архиве нет данной диссертации.
— Что же у вас есть? — начал раздражаться Мелёшин. — Сказки для детского сада? Вообще, можно отыскать что-нибудь по данной теме? Помогай, тебя ведь тоже касается.
Я вчиталась в название «Методы и приемы стимуляции физических удовольствий», и щеки заполыхали. Очередь волновалась в ожидании, но, похоже, никто не заметил изменений в моем внешнем виде, кроме ухмыляющегося Мэла. Да ведь он издевается!
Я сунула бумажку под стекло на столе.
— Позже посмотрю, а сейчас отойдите и не создавайте затор.
Мелёшин хмыкнул:
— Ускоряйся. На следующей неделе экзамен, а материал не набран.
Пробравшись через толпу, он удалился из архива. Ну, и как следует понимать сей странный визит? Как перемирие? Или Мэл намекал, что не сердится за рукоприкладство к его драгоценной машине?
Размышлять о загадках поведения Мелёшина было недосуг, я снова утонула в заказах, не забывая, впрочем, о стеллаже 122-Л. Бегая по проходу, высмотрела нужный объект в удалении на противоположной стороне. Увы, спокойно покружить около заветного места не получилось из-за крайней занятости. Если столпотворение народов, подобное сегодняшнему, будет происходить каждый день, остается единственный надежный вариант — в пятницу отстреляться пораньше на экзамене и прибежать в архив, пока основная масса студенчества будет дрожать перед дверьми экзаменационных аудиторий, а потом ринется обмывать полученные оценки.
В целом мой пыл в отношении пополняемого дела ПД-ПР понемногу угасал благодаря еженедельному подарку из благотворительной программы Стопятнадцатого, и реализация фляжки задвинулась на дальний план. Получится продать емкость с коньяком — отлично, не получится — буду употреблять понемногу по мере надобности для собственных нужд.
Закончив работу, я снова активизировала деятельность в библиотеке, периодически глотая лекарства из сумки. Сладкие добавки в их составе напрочь перебили хилый аппетит, но перед вечерним занятием у Альрика я чувствовала себя вполне здоровой и слегка голодной. Осиплость и першение окончательно исчезли, кашель практически не мучил, став редким и поверхностным.
