— Ну и что это значит? — старательно скрывая любопытство, поинтересовалась я.
Гриша выпустил мою руку, и уже через мгновение прежние точки в своем обычном порядке расцветили ставшую вновь черной поверхность странного прибора.
— Твой клад слишком маленький, и нужно максимальное приближение, чтобы уловитель его заметил. А там, — он неопределенно повел рукой, — там этого клада столько, что уловитель видит его на удалении до пятисот даинов… мм… метров.
Я помолчала, вглядываясь в его слишком честные глаза.
— Гриш, я не могу тебя понять! То ты ведешь себя как местный пьяница, которого ничего, кроме выпивки, не интересует, то говоришь так, как в моем институте изъяснялись пятидесятилетние профессора! И еще! Если у тебя есть такая замечательная штука, почему ты давно не нашел этот клад?
— Эта штука появилась у меня несколько дней назад. — Он улыбнулся, и я вдруг поняла, что мне не хочется ничего выяснять. Какая разница, кто он? Хоть замаскированный агент! — А насчет моего поведения… считай, что это игра. Есть выпивка — веду себя как пьяница, нет выпивки — как профессор. — Он спрятал шайбочку и, сделав несколько шагов к лесу, обернулся: — Ты идешь?
— Отведи меня домой!
— Туда и направляюсь. — Он развернулся и, не дожидаясь меня, быстро зашагал к лесу.
Наглый, самоуверенный тип!
Злясь на саму себя, я бросилась за ним.
Галина
Выйдя на улицу, я с наслаждением вдохнула остывший от летнего жара воздух. Еще не до конца стемневшее небо уже расцветили бисеринки звезд.
— Галь, — Петр наконец-то рискнул со мной заговорить. И я его понимала. Уж не знаю, какие беды заставили его так сегодня поступить, но верю, что это скорее нонсенс, чем привычка. — Ты прости меня? Я… я не знаю, что на меня нашло…
Я бросила на него быстрый взгляд. Вид побитой собаки. Как в прямом, так и в переносном смысле. Оторван рукав, на скуле глубокая царапина, полная высохшей крови, и чуть припухшая губа.
— Петь, перестань. — Я огляделась, только сейчас вспомнив о машине, что должна была меня ждать. — У каждого случаются плохие дни.
— А насчет денег — у меня есть накопления. Я завтра тебе отдам.
Машины нет. Чтоб этому таксисту провалиться! Так хотелось домой.
— Отдашь, конечно, куда ты денешься. — Подойдя к дороге, я решительно остановилась и подняла руку. Кажется, Петру мой ответ не понравился. Еще больше насупившись, он поплелся за мной.
— А… зачем ты сегодня за мной приехала?
Я смерила его ехидным взглядом. Стоит, руки скрестил, смотрит исподлобья… но это уже лучше, чем первоначальный упаднический вид. Продолжаем в том же духе, и я верну себе того, с кем приехала сегодня днем в город.
— Здрасьте! А в Боровлянку я, по-твоему, пешком идти должна? Я Лизе пообещала, что сегодня вернусь, и она знает, что я всегда свои обещания исполняю!
— А позвонить? Предупредить.
— Так в Боровлянке связи почти нет.
— Не такая она маленькая девочка, как тебе, возможно, кажется, — вдруг жестко перебил Петр и, отойдя от меня на метр, поднял в голосующем жесте руку. — Переночует ночь одна!
— А если она сядет в джип и приедет?
— У нее есть права?
— Ну, она же не маленькая девочка! — передернула я его. — И достаточно хорошо меня знает! Должно случиться нечто из ряда вон выходящее, что могло бы меня задержать в городе. И уж, естественно, она даже не подумает, что я оставила ее там одну только для того, чтобы прогуляться по «обезьянникам» в поисках потерянных алкашей!
Петр понурился.
— Да, ты права, Галь.
— Насчет алкаша?
— И на этот счет тоже.
Он замолчал, разглядывая асфальт, продолжая уверенно держать руку в призывном знаке.
Черт. Интересно, что же сегодня произошло?
Возле нас взвизгнули тормоза.
— Эй, куда ехать? — Из окошка высунулась бритая голова.
— Где ты живешь? — Глаза Петра холодно блеснули в серебристом свете фонаря.
Я назвала адрес.
Водитель присвистнул.
— Ближний свет! Пять сотен устроит?
— Вполне! — Я открыла заднюю дверцу и рухнула на заднее сиденье. Петр продолжал стоять. — Ты садишься? Или мне до Боровлянки пешком идти?
— Не, до Боровлянки мы не договаривались! — Водитель даже обернулся.
— Не бойтесь, это у нас такая поговорка, — успокоила я его и вновь посмотрела на Петра. — Семейная.
Не отвечая, тот решительно уселся рядом с водителем, очень выразительно хлопнув дверью.
— Душевная она у тебя! — Хохотнул водитель и дал по газам.
Хорошо, что в этот поздний час на дорогах нас не поджидали пробки, и лихач-водитель практически гнал на красный свет. Видимо, взрывоопасное молчание, повисшее между нами, озадачило даже его. Наконец машина затормозила неподалеку от моей высотки. Выхватив деньги, парень, как мне показалось, едва дождался, когда мы выйдем в ночь и, не отвечая на слова благодарности, торпедой стартанул с места.
— Куда теперь? — холодно осведомился Петр.
— За мной. — Я шагнула на дорожку, ведущую через палисадник к нашему дому. — Или ты предпочел бы улицу?
— Пожалуй, да, — неохотно процедил он. — Вроде элитный район, а как-то здесь… убого.
— Ну, извини. Район новостроек. Или ты элитное жилье не приветствуешь?
— Галь, я бы лучше переночевал в машине.
Я обернулась.
— И далеко твоя машина?
— У здания института. На Заводской. — Петр неохотно шагал следом. Заметив мой насмешливый взгляд, он тут же вскинулся: — У меня есть деньги на дорогу, ты не думай. А утром, во сколько скажешь, приеду за тобой!
Дурак ты, Петя!
— Езжай. Ночуй, где хочешь! — Я развернулась и, не слушая его объяснений, вслед за дорожкой нырнула в палисадник.
Ну почему мне так не везет? Гордые мы, видите ли! Или, может, я просто не умею общаться с мужчинами? И психолог из меня, как из редьки мухомор.
Обернулась.
Дорожка пуста.
Неужели счел мои слова благословением?
Ну и ладно! Мне и с Лизкой вдвоем неплохо. Зачем нам эта головная боль?
Их я заметила не сразу.
Рослые мужчины или, скорее, парни. Скрытые сумраком деревьев, они стояли, тихо переговариваясь и, кажется, что-то пили.
Прижав покрепче сумку, я решительным шагом направилась прямо к ним. И даже уже почти прошла, как вдруг…
— Прав был Михалыч. Ты глянь, какие девушки ходят у таких дворцов!
Чьи-то пальцы сжались на моем запястье, рывок — и я оказалась в плену грубых рук. В следующую секунду сумку вырвали.
— Э-э, ребят, вы чего? На пиво не хватает — так я дам рублей сто, а больше у меня нет!